Только личико блестит – вспотело, что ли?
Теперь, когда солнце поднялось повыше, я почти видел ее, так сказать, защитный кокон – тот самый, что не дал моим пулям отведать ее нежной лаборантской плоти.
Кокон по-особому преломлял свет, из-за чего казалось, что фигура Лидочки влита в некий кристалл. Кристалл прозрачнейший, чистейший и все же вносящий некоторую неуверенность в очертания предметов, которые находились внутри него или за ним.
– А вообще вы не обижайтесь на меня. Комбат – хорошее имя! – извинительно пролепетала Лидочка. – Я в школе с одним парнем дружила, так его вообще Калистратом звали. По паспорту! Он мне еще пластинку подарил, «Оркестр Поля Мориа». Дружить хотел…
Я прохлопал момент, когда именно совсем перестал слушать ее рассказы.
Как говорится, не обязательно есть всю кучу говна, чтобы понять, что она однородна.
Теперь мне было не до ухажеров лаборантки Ротовой.
Мало-помалу мы подошли к краю Касьяновых топей. А значит, относительно спокойной жизни – знай себе держись тропы да надейся на милости выдуманного деда Касьяна – можно было сказать «до свидания».
Теперь понадобится вся моя бдительность.
Я слишком хорошо помнил, сколько человек погибло на так называемых Огородах, которые отделяли Касьяновы топи от окрестностей Армейских складов. Я, лично я, своими мозолистыми руками, похоронил нахального Барбитурата и шутника по кличке Шизик.
Шизику оторвало башку трамплином – сначала подбросило, потом оторвало.
А вот Барбитурата, корешка моего скупщика Хуареса, закрутило роковым вихрем птичьей карусели.
Мы с Тополем были свидетелями того, как он летел – что твой ёкарный орел – у самых вершин деревьев! А затем со страшным, вынимающим кишки воплем рухнул на землю – уже безногий и безрукий.
Огородами мы прозвали эту местность за – да, это не оригинально – за ее сходство со вскопанным, всецело готовым к посадке картофеля, огородом. Коричневые ломти глинозема, бурые комья земли, местами что-то вроде борозд… Кто копал этот безжизненный огородик и зачем, я, конечно, не знал. И узнать не особенно стремился. Меньше знаешь – крепче спишь. Но росли на Огородах не фасоль и помидоры, а развесистые аномалии…
– …А между прочим, благодаря этому Калистрату, замечательному такому человечку, я как-то выиграла в лото. Раз гуляем с ним по парку. Кушаем мороженое. Как вдруг глядим – киоск, там лотерейные билеты продаются. А он и говорит: «Давай я куплю тебе билетик!» А я ему и говорю «Давай!» Купил он, значит. А билетик-то и выиграл! Сто рублей! Я на них себе пальто пошила с рукавом реглан, на хорошем импортном ватине.
И тут меня словно за краешек души кто-то ногтем потрогал.
Раньше я пугался, думал – Безносая. А теперь знаю: таковы явления моей интуиции.
Я остановился.
Медленно выдохнул. Вдохнул.
Огляделся.
Ничего и никого. Разве что солнце за тучи спряталось, не желая, видимо, устраивать нам тут бабье лето.
Я снял с пояса и включил детектор аномалий. И увидел впереди… ну да, все правильно, как и неделю назад, как и месяц тому, впереди, между двух приметных глиняных отвалов, затаилась мясорубка, чреватая смертоносным электрическим разрядом.
Я обернулся и посмотрел на Лидочку хитрым глазком. Я-то мясорубку обойду. А вот с ней что будет?!
Лидочка тем временем в очередной раз призналась в любви певцу Юрию Антонову и, подкрепляя свои слова, запела:
Надо сказать, голос у Лидочки был неплохим – высоким, чистым, и кажется, что тренированным. Такие голоса, если я ничего не путаю, специалисты зовут «сопрано».
Пела она так искусно, что ваш Комбат, которому еще в детстве медведь наступил на ухо, невольно заслушался. И отпрыгнул в сторону от мясорубки на несколько секунд позже, чем приличествует опытному сталкеру.
Заскучавшая мясорубка – как видно, давно никто не хаживал мимо, – ожила.
И за неимением лучшего впилась в оказавшуюся совсем близко Лидочку раскаленными шнурами сразу десятка голубых молний! Десятка! А ведь и одной хватит, чтобы насмерть изжарить средней упитанности носорога!
Молнии – как щупальца – окружили, обвили кокон Мисс-86. Щедро засыпали его искрами и, покорячившись в диковинном танце с полминуты, с шипением иссякли, не причинив Лидочке видимого вреда! Кокон, противостоящий этому смертельно опасному безобразию, мерцал перемежающимися рубиновыми и синими вспышками, так что со стороны казалось, будто включилась мигалка милицейской машины.
Что за на фиг?!
Вывалив от удивления челюсть, я наблюдал за этим странным физическим процессом из удаленной на десяток метров и, к счастью, вполне безопасной глубокой борозды.
Наконец мясорубка разрядилась, и местность вновь приобрела более-менее безопасный среднерусский вид.
Кокон прекратил мерцать, а его счастливая обладательница стала похожей на заблудившуюся девчонку. На Красную Шапочку, которая десять лет спустя после истории с бабушкой и волком решила сходить в тот самый лес.
Она посмотрела на меня озорно и даже, я бы сказал, игриво и прокричала:
– Девчонка-комсомолка не боится волка!
– Не боится? Вот и славненько…
– Ну а вы чего спрятались, Комбат? – спросила Лидочка с недоуменным выражением лица. – Идите сюда! Без вас скучно!
– Все в порядке. Я сейчас, – выдавил я из пересохшей гортани.
И мы – как ни в чем не бывало – пошли дальше.
Время от времени я метал в Лидочку подозрительные естествоиспытательские взгляды.
Мне показалось, после мясорубки лаборантка Ротова стала поменьше ростом. Не намного меньше. Сантиметров на десять. Но, конечно, дать руку на отсечение, что так и было, я не могу – линейку-то я к ней не прикладывал!
А вот в том, что тембр голоса у нее изменился, я готов поклясться!
Когда она дошла до припева своей милой сентиментальной песни, я понял, что теперь ее голос никакой не сопрано, а вовсе даже альт или как там это зовут музыканты?
сипловато горланила Лидочка Ротова, размахивая своей наманикюренной ручкой в лад музыкальным фразам.
– А эту песню кто поет? – спросил я минут через пятнадцать, чтобы не молчать.
– А вы что, действительно не знаете? – неподдельно удивилась Лидочка.
– Откуда мне… У нас даже радио нету.
– Так вы все-таки из милиции! – Лидочка обрадованно всплеснула руками.
А минут через десять я своими глазами наблюдал, как Лидочка совершенно беспроблемно миновала жарку.
Жарку!
И даром что температура в фокусе горения жарки тысяча пятьсот по Кельвину. Моей Мисс-86 все эти кельвины были до фени.
