Лев расхохотался – Карл увидел бездонный отвор его зева, в котором блеснули звезды – и по-собачьи сел, с царской непосредственностью погрузив зад в гнилую водицу.
– Неужели увидели, Ваша Светлость? – дружелюбно спросил лев.
Следуя примеру своего собеседника, герцог опустил сундучок себе под ноги и сел на край крышки – подальше от порванных ушек.
– И даже услышал, – ответил Карл, стараясь, чтобы ответ прозвучал как можно тверже.
– Очень рад. Раньше было невозможно достучаться к вам даже во снах.
– То ли дело Людовик, да? – подначил Карл, чувствуя себя куда вольготней, чем мог бы подумать, разыгрывая подобную сцену в воображении.
– Да, – кисло согласился лев. – Впрочем, у Его Величества другие гости. Вроде тех, что был у вас на шее, но хуже.
Рука Карла метнулась к горлу, но вместо ожидаемого шарфа повстречала кожу. Свою, родную кожу.
– Я же сказал «был». Я его снял там, – лев выразительно взмахнул лапой, блеснули алмазные когти, – в королевской спальне.
– Благодарю, – машинально кивнул Карл. – А что… кто был у меня на шее?
– Экзекутор. На вас ведь лежит проклятие, герцог. И кто-то должен его реализовать, выполнить, понимаете?
От вольготности не осталось и следа. К горлу подкатила тошнота. Герцог Бургундский мог лежать сейчас мертвым на полу королевской опочивальни и притом не по воле случая, а закономерно, точнее даже законно в высшем небесном смысле, ибо проклятие – как приговор суда, и его приводит в исполнение экзекутор. В свете этой жестокой метафизики вопрос о том, откуда взялось проклятие, прошел как-то мимо сознания герцога. Мало ли, проклятие… Это из-за Мартина, наверное.
– Понимаю, – с усилием кивнул Карл. – И не понимаю. Что за экзекутор? Меня душил король.
– Это вы так считаете. А вот Его Величество, например, так не считает. Отчасти правы вы, отчасти – король. Но, уверяю вас, все дело в экзекуторе. Пожалуй, он мог бы довести дело до конца, если бы не я. Ну и, конечно, если бы не вы. Я имею в виду ваш выбор, добровольный отказ от убийства короля. Вы, кстати, потому меня сейчас увидели и даже смогли услышать, что прошли на волос и от преступления, и от смерти, и при этом не оступились. Зная вас, впрочем, могу предположить, что вы продержитесь со мной еще минут десять-двенадцать.
– Почему? – Карл немного обиделся.
– Потому что вы очень, я бы сказал, телесный человек. Но здесь нет ничего дурного, – поспешил заверить лев. – К тому же, миллионы других людей не видят ничего до самой смерти. А некоторые – почти ничего и после нее.
– Потому что на них нет проклятия? – Карл горько усмехнулся.
– Вы плохо учили богословие. Нет, не поэтому.
Карл подумал, что говорят они довольно долго, но за исключением, пожалуй, шарфа, он пока не услышал ничего нового. А ведь зачем-то этот ангел ему открылся?
– Простите, вы… ангел?
Лев скроил невозможную для своих мясоядущих собратьев мину – не то презрительную, не то ироничную.
– Нет, я не ангел. Если хотите каламбур – я пес святого Доминика.[176]
Да, есть такая картинка. Какой-то святой в келье, и при нем лев. Но то ведь…
– А не Иеронима, простите? – Карлу было неловко поправлять своего собеседника, но герцогская природа брала свое.
– Нет, Доминика. У Иеронима тоже большая паства, но ее сейчас здесь нет. Может, когда-нибудь увидите. Пойдем? – неожиданно заключил лев, подымаясь.
– Куда? – у Карла упало сердце.
– К выходу. Скоро светает.
Не дожидаясь ответа, лев обратился розой золотого пламени, а когда огненные струи стекли по его литым дюреровским бокам и незаметно растворились в воде, Карл увидел, что его собеседник обращен к нему задом.
– Идем, – облегченно вздохнул Карл.
Герцог поднялся на ноги и наклонился, чтобы прихватить сундучок.
– Нет, – строго сказал лев. – Это оставьте.
– Почему? – Карл не привык, чтобы к нему обращались в категорическом императиве, хоть бы и псы Доминика. – Здесь довольно значительная сумма, а в деньгах самих по себе нет ничего дурного. Более того, они послужат оправданию одного жадного, но незлого человека.
– Прекрасно. Уже послужили. Оправдайте своего незлого человека так, а машину оставьте Вельзевулу.
– Вот ведь… Я действительно думал о злосчастном сундуке как об адской машине.
– Она и есть, – нетерпеливо тряхнул гривой пес Доминика. – Идем же! И поскорее! – в голосе льва герцогу послышалось беспокойство.
– Вы что-то хотели мне сообщить, – набравшись смелости, наугад подсказал Карл.
– Главное вы уже знаете.
Лев неестественно вывернул шею и говорил, глядя прямо на герцога, что не мешало ему споро перебирать лапами, держась строго посередине хода.
– Вы знаете, – продолжал лев, – что есть я и есть другие псы, которые оберегают вас здесь. Еще вы знаете, что есть экзекуторы, которые рано или поздно реализуют проклятие. Они становятся все сильнее, мы – слабее, и рано или поздно они до вас доберутся. Но, что важно, когда это произойдет, для вас все не кончится. А наоборот, начнется самое главное.
– И что тогда?
– Тогда очень важно, чтобы за вами водилось поменьше убитых королей и младенцев.
– Младенцев я не убивал и в мыслях! – запротестовал Карл, на скорую руку вымарывая из памяти эпизод семнадцатилетней давности, когда он ровно на сутки поверил в Изабеллину беременность и ровно на десять минут уверился в том, что его жене не избежать аборта.
– Я для примера, – сказал лев, учащая шаги, хлюп-хлюп-хлюп. – Вообще, Ваша Светлость, лучше не грешить.
– Сегодня же раздам все имущество нищим и уйду в монастырь. В конце концов, законные наследники мне, похоже, не светят, – Карл был угрюм и серьезен.
– Я вам верю, – столь же серьезно сказал лев. – И именно поэтому заклинаю вас так не поступать. Вы герцог, а не монах. Не будь на вас проклятия, не было бы и вашего рождения. А рождены вы, чтобы уравновесить Людовика.
Карлу за спиной послышались чьи-то шаги, но, по всей вероятности, это было эхо.
– Плохо, – сказал герцог. – Легче всего было бы уравновесить короля клинком, но сегодня мне в этом помешали. Кстати, кто?
– Кого там только не было, – уклончиво ответил лев. – Некоторые вроде меня, а некоторых не дай вам Бог увидеть в этой жизни хоть краем глаза.
– Не дай Бог. Так что же мне делать?
В это мгновение Карлу вновь почудились шаги за спиной и кое-что новое – хлопанье крыльев.
– Не оборачиваться! – проревел лев не своим, точнее, подлинно своим, львиным голосом, прежде чем у Карла успела зародиться мысль о том, что неплохо бы все-таки посмотреть, кто там волочится у них за спиной.
– А что так… – начал было Карл. Но тут пес Доминика вновь превратился в огонь, вывернулся мордой к герцогу, перепорхнул через его голову и, уже из-за его спины, рявкнул:
– Бегите, герцог, и быстро!
С голосом льва смешался близкий плотоядный клекот.
