В повисшей тишине прозвучали слова ответа:
– Не мир и не война тебе, человек Варана. Тебе вопрос.
Нет, кони молчали. В этом Эгин не сомневался. Они определенно молчали, хотя бы уже потому, что сквозь их плотно сцепленные зубы вырывалось едва слышное и все же вполне нормальное конское похрапывание.
Говорил кто-то другой. Говорил мужчина, судя по голосу – немолодой. На чистом, но каком-то омертвелом варанском языке. Впрочем, вопрос, заданный невидимым собеседником Дотанагелы, был вполне осмысленным и живым.
– Кто ты, кто твои спутники и в чем ваши упования?
Никаких угроз, никаких «съем твою душу» или «изопью твоей змеиной крови». И от этого становилось только страшнее. Потому что Дотанагела и не думал подыматься с колен. Потому что Дотанагела с очевидным усилием заставил себя поднять взор и ответил:
– Мое истинное имя Дотанагела, я пар-арценц Опоры Писаний. В Варане я приговорен к умерщвлению, что относится и ко всем моим спутникам. Все они – беглые офицеры Свода Равновесия и воины из Отдельного морского отряда «Голубой Лосось». Все, кроме одной женщины по имени Авор, которая попала в наше общество почти случайно. Наши упования…
Слова пар-арценца были прерваны громким звоном. Откуда-то – Эгин не заметил откуда именно, но казалось, что прямо из воздуха, – под копыта правому коню со звоном просыпались несколько Внутренних Секир.
Не узнать их было невозможно.
Некоторые жетоны были надорваны, словно бы их отковали не из превосходной стали, а вырезали ножницами из бумаги. Одна Секира потрясла Эгина особенно сильно: она была скомкана. И на этом бесформенном комке металла отчетливым полукружием надкуса обозначались следы челюсти. По форме – обычной человеческой челюсти.
– Свод Равновесия…
Этот голос был другим. Более зловещим и более молодым.
Над выброшенными Секирами перекатился короткий смешок, и шутник пояснил:
– Свод Равновесия – хорошо. Вижу, вас много. Это тоже хорошо. Значит, у вас достанет колдовского железа, чтобы снова насытить мой опустевший сарнод трофеями.
Прежде, чем Эгин успел понять смысл этих слов, Внутренние Секиры были закручены невидимым вихрем, подброшены вверх и исчезли в той же пустоте, из которой только что появились.
– Фарах, говорю я! – укоризненно прикрикнул первый голос и благосклонно сказал: – Продолжай, Дотанагела, пар-арценц Опоры Писаний. Продолжай, пока твои глаза не обратятся золотистой слюдой.
Эгин чувствовал, что от слов Дотанагелы сейчас зависит очень многое. Возможно, их жизни. Возможно – нечто большее, и об этом «большем» Эгину было даже страшно помыслить.
Дотанагела продолжил говорить. Он говорил, похоже, правду и только правду. Он говорил даже то, о чем Эгин и слыхом не слыхивал ни за капитанским столом на «Зерцале Огня», ни от Иланафа, ни от Самеллана.
Все извращено в Варане. Чистое, как Зрак Зергведа, учение Инна окс Лагина искажено до последнего предела. Свод Равновесия после Тридцатидневной войны неуклонно превращается в чудовищный нарыв на лике Круга Земель. Вместо борьбы с магией сильные Свода сами становятся магами, и в их руках накапливается могущество, какое, возможно, было неведомо и Звезднорожденным.
Вместо Равновесия Свод вот-вот принесет Варану и всему миру страшные Изменения. Он, Дотанагела, был более не в силах безропотно ожидать этого рокового часа. Когда ему стало известно, что где-то в недрах Свода затаилась сущность, чья злая воля, устранив последние препоны, готова принять на себя безраздельную власть над Сводом и вслед за тем надо всем миром, он, Дотанагела, вступил в тайные сношения и с харренским сотинальмом, и с фальмскими баронами.
И так далее и тому подобное…
– Поэтому наша война – это ваша война, – довольно неожиданно заключил Дотанагела. – Я смиренно прошу вас, Стражи Хоц-Дзанга, не чинить зла ни мне, ни моим спутникам и способствовать нам в достижении Тардера или хотя бы Фальма. Дайте нам любую сорокавесельную посудину, и вы не увидите нас больше. Но стоит вам только возжелать того в будущем – и в нашем лице вы всегда найдете верных союзников.
– Ты говоришь, что ты варанец и враг Варана. И я вижу, что ты не лжешь. Но скажи, Дотанагела, отчего ты веришь северянам? Отчего ты стоишь на их правоте? Вы придете в Тардер и отдадите северянам всю свою силу. Вы воздвигнете новый Свод? Это будет хорошо? Объясни мне это.
– Северяне, быть может, ничем не лучше варанцев. – Дотанагела говорил медленно, и Эгин чувствовал, что он сейчас взвешивает каждое слово. – Они – северяне и варанцы – люди, а всем людям в равной мере свойственны алчность и любовь, стремление к власти и милосердие. Отвечая на твои вопросы, скажу: да, на Севере мы воздвигнем новый Свод на чистых уложениях Инна окс Лагина. Да, это будет хорошо, ибо только так у людей появится возможность излечиться от той жуткой болезни, которая поразила самое средоточие Равновесия. И главное, мы уничтожим человека, который ныне носит свою злую волю где-то под куполом Свода. Он должен умереть, даже если ради этого придется повторить Тридцатидневную войну. И если возникнет такая необходимость, я сам готов возглавить новую Армаду Тысячи Парусов, чтобы обрушить варанский Свод Равновесия во прах.
– Ты говоришь правду, которой не знаешь сам. Ты говоришь «злая воля», но ты сам не понимаешь, кто носит ее в складках своего плаща. Как ты намерен узнать лицо своего врага? Или ты, бывший второй человек в Своде, уже сейчас готов истребить всех людей Свода поголовно, уповая на то, что одним из них окажется искомый враг?
Дотанагела, как показалось Эгину, уже вполне совладал с собой и был готов к подобному вопросу.
Он ответил быстро – как рах-саванн, проходящий испытания на соискание звания аррума, всегда с легкостью может отчеканить ответ на традиционный первый вопрос: «Что есть Князь и что есть Истина в сердце аррума?»
– Я долго служил в Своде Равновесия, и мне отныне дано знать многое. Я видел много Писаний, и я знаю, что на Севере мне посчастливится найти Убийцу отраженных. Он создан для того, чтобы разыскивать и убивать носителей отраженных душ. Тот, кого разыщет и поразит Убийца отраженных, и будет тем, кто носит злую волю в складках своего плаща. Я, впрочем, и без этого почти не сомневаюсь, что человек, которого предстоит убить, – Лагха Коалара, гнорр Свода Равновесия.
– Итак, если очистить сталь твоих слов от ржавчины витийств, ты предлагаешь торг: ваши жизни против жизней самых отпетых подлецов из Свода Равновесия. Твоя жизнь против жизни гнорра. Так, Дотанагела?
– Так.
Призрак погрузился в безмолвные размышления.
И вот тогда Эгин почувствовал то, что лишь позднее смог для себя назвать «испытующей сталью». Чей-то неимоверно пристальный «взгляд» вкрался в его череп, прошелся по сердцу, прикоснулся к душе. Взгляд был почти физически осязаем! Потом другой «взгляд» сделал то же самое.
Эгин чувствовал себя совершенно беззащитным перед «испытующей сталью». «Испытующая сталь» сползла по его бедрам, по его голеням и ушла прочь, в землю.
За спиной Эгина раздался сдавленный женский вскрик. Похоже, «испытующая сталь» забралась под юбку к Вербелине.
Человек привыкает ко всему. Быстрее ли, медленнее, но ко всему.
Эгин почти уже успел свыкнуться с мыслью, что бесплотный воздух над седлами неопалимых коней вполне способен изрекать не лишенные смысла сентенции и вызывать гордого пар-арценца на смиренную откровенность.
Эгину уже начало казаться, что между невидимыми сущностями и Дотанагелой состоялся почти дружеский разговор о судьбах Свода Равновесия, Варана и Круга Земель, словно бы между офицерами на дружеской вечеринке.
После ухода «испытующей стали» Эгин позволил себе расслабиться и приготовился к тому, что по велению призраков смеги накормят всех сытным обедом и, выделив им пару-тройку своих посудин, отпустят
