Теперь он знал ответы на эти вопросы.
Говорящие возродились вместе с руинами Хоц-Дзанга. На всем Циноре к тому моменту едва ли сыскалась бы сотня беглых каторжников. Потому что все гарнизоны были отозваны Шетом из недостроенных крепостей сразу по возвращении последнего из Алустрала. Никогда больше варанские солдаты сюда не возвращались.
Итак, Говорящие оказались в пустоте. Три одиноких души, отягощенные заклятиями Шета окс Лагина. А заклятия эти были просты, очень сильны и не имели обратной силы. Даже сам Шет был беспомощен перед своими собственными Словами.
Слова означали:
Говорящие не могут покинуть пределы полуострова Цинор до скончания времен. Ни своими силами, ни волею посторонних сущностей. Любая попытка пересечь сухопутные и морские границы Цинора означает немедленное и конечное небытие Говорящего.
Говорящие не могут причинить зла людям, которые придут на Цинор с миром, чтобы принять нравы, обычаи и язык древних смегов, а равно и имя «смеги».
Говорящие должны уничтожать всякого, кто придет к принявшим имя «смеги» с войной.
Говорящие должны во всем слушаться того, кто назовется свелом принявших имя «смеги». Ослушание перед лицом свела означает немедленное и конечное небытие Говорящего.
Попросту говоря, Шет окс Лагин придумал цепных псов Цинора, которые должны были оборонять тех, кому еще предстояло прийти.
Именно цепных, ибо Говорящие были закреплены за Цинором и не могли, даже возжелай они того, нести смерть в другие земли Сармонтазары.
Именно псов, ибо им было назначено ненасилие против своей паствы и полное послушание свелу – своему пастырю.
А если свел пожелает истребить при помощи Говорящих половину своих подданных? Что победит – «ненасилие» или «послушание»?
«Победит послушание, – мрачно ответила Тара. – Мы послушаемся свела и убьем. Но не смегов, нет. Мы убьем свела».
«Шилол, Шилол, Шилол… – подумал тогда Эгин. – Повсюду – одно и то же. Люби и властвуй. Властвуй без любви. Властвуй без ненависти. Убивай – и властвуй. Люби – и стань никем».
Кто и когда придет на Цинор, чтобы принять имя «смеги», Шет не знал и не мог знать. Но, судя по всему, догадывался, что кто-то когда-то сделает это. Иначе зачем бы он делал все то, что он делал?
В те годы, когда Цинор стоял опустошенный, а по нему бродили пока еще толком никем не замеченные, но уже обросшие чудовищными слухами Говорящие, люди боялись Цинора, ибо не понимали его.
«Да, кое-кого нам действительно пришлось проучить, – грустно заметила по этому поводу Тара. – Всегда находятся безумцы, которые жаждут золота из разрытых могил и страшного знания из непонятых свитков. Напуганные нами до смерти, они уходили ни с чем и рассказывали правдивые истории о своих страшных приключениях, которые быстро становились кошмарными небылицами».
Шли годы, десятилетия и века. На Севере крепла Харрена, на Юге – Тернаун. В Варане набирался сил Свод Равновесия.
«Да, офицеров Свода мы убивали всегда, – с неохотой согласилась Тара. – Они приходили сюда не по недомыслию, а с мрачными своекорыстными умыслами. Кстати, тогда ни князья, ни гнорры, ни пар-арценцы особого интереса к Цинору не питали. А не в меру любопытные аррумы лезли сюда по личной инициативе и исключительно в поисках разной дряни. И ни один из них не смог пред нашим ликом убедительно доказать, что ищет Коготь Хуммера или, скажем, Хват Тегерменда ради того, чтобы вверить их Жерлу Серебряной Чистоты. Нет, они искали вещи и писания во имя власти и зла, а находили пустоту и смерть».
Полтора века назад в Сармонтазаре начались новые великие войны. Харрена сожрала весь Север и вышла к Орису. Тернаунский войсководитель Эгин Мирный подмял под себя равнины и пастбища Юга и тоже вышел к Орису.
Орис – превосходная естественная граница между двумя имперскими монстрами? Отнюдь нет.
«Орис – синий пояс, которым будет подпоясан исполин нашей империи, когда он распрямится в полный рост и его голова коснется Северной Лезы». Эгин Мирный, император Юга. Был многословен и велеречив. Стихи писал, неплохие.
«Орис – лишь передышка. Орис – всего лишь ров перед нашими походными лагерями. В Орисе наши внуки будут запускать кораблики, не боясь грютских стрел. А в это время на Тернауне наши дети будут добивать последних южан». Танай Третий Бездетный, сотинальм Севера. Этот был еще многословнее, стихи писал вконец тошнотворные.
Обе империи были полны решимости наступать. Обе приняли роковые решения. И грянула Тридцатидневная война.
Танай решил не переправляться через Орис прямо под копыта грютской летучей кавалерии и тяжелым панцирным итанантам. Владыка Севера отважился на стратегический обход восточного фланга армий Эгина Мирного через перепуганный и трижды нейтральный Варан.
Сказано – сделано. Огромный флот вторжения, прозванный позднее Армадой Тысячи Парусов, вышел из ре-тарских портов и обрушился на Урталаргис и Пиннарин – ключевые крепости на северном побережье Варана.
Сопротивление Варана было сломлено очень быстро благодаря полной внезапности нападения. Страна погрузилась в хаос. Остатки армии, осколки Свода Равновесия и наследник престола (тогдашний князь принял смерть в бою) откатились в горы, к Ордосу, вверив побережье в руки северян.
Никто толком не знал, что собирается делать Танай дальше. В этом заключалась его основная военная хитрость: под видом разбойничьего нападения переправить в Варан большую часть войска и ударить под стратегические ребра зазевавшегося Эгина Мирного.
Но варанцы этого не знали. Исходя из масштабности нападения, они по-своему резонно заключили, что Танай пришел истребить их подчистую. «Значит, – решили жители восточного Варана, – терять нам нечего». Баснословные ужасы Цинора многим показались меньшим злом, чем смерть на боевых вилах фальмских дружинников, приплывших из-за моря вместе с харренскими щитоносцами.
Тысячи, десятки тысяч беженцев пересекли границы Цинора. И ничего страшного с ними не случилось. Говорящие Хоц-Дзанга поняли: это и есть те самые люди, которые готовы принять имя «смеги».
Плетение нитей судьбы причудливо и вычурно, ирония судьбы неизбывна.
Некогда варанцы враждовали со смегами и истребили их под стягами несравненного Шета окс Лагина. Теперь потомки истребителей смегов сами пришли на Цинор и приняли имя «смеги». Говорящие Хоц-Дзанга на время стали их пастырями. Они сами воспитали свела нового народа смегов, а после покорились его власти. Как и заклинал Шет окс Лагин.
Что же сталось с Вараном, преданным ненасытному буйству войны? Эгин Мирный – хитрейшая и умнейшая бестия, милостивые гиазиры! – разгадал замысел Таная. Как и всякий талантливый войсководитель, он смог сымпровизировать план контрудара буквально на ходу. Эгин Мирный пустился в кошмарную авантюру. Полностью оголив тылы и поставив свою наспех сколоченную империю под угрозу полного развала, он бросил через Орис все силы, которые имел под рукой.
Легкая грютская конница с ужасающей воображение скоростью приближалась к Тардеру. Коренные тернаунские формирования осадили Нелеот и Суэддету. Южные провинции Харрены были охвачены паникой.
А сам харренский сотинальм с отборной армией тем временем топтался у каких-то безвестных варанских перевалов, готовясь к выходу с полуострова в грютские степи. К этому времени воспрянувшие духом варанцы во главе с наследником престола перешли к угрюмой партизанщине, которая ничего хорошего харренитам не сулила.
Перед Танаем встала головоломная стратегическая задача. Он мог либо остаться верным своим замыслам, пробиться-таки прочь из Варана, выйти в глубокий тыл Эгина и идти на Юг, сжигая все на своем пути так же, как воины Эгина разоряли Ре-Тар и Двуречье. Но это было бы безумием. Бредом. Крахом обеих империй на долгие века. Более простое и очевидное решение заключалось в том, чтобы уйти из Варана тем же путем, каким он в него пришел, и, высадившись в окрестностях Тардера, дать южанам решающее
