сражение на родной земле. Разумеется, Танай скрепя сердце выбрал именно его.
Ровно через тридцать дней после начала вторжения харренский флот покинул сожженные порты северного побережья Варана и отбыл в Тардер. Дальше история великих государственных монстров пошла своими причудливыми путями, которые нам, смегам, не без гордости заметила Тара, совершенно безынтересны. Интересно другое: варанские беженцы, принявшие имя «смеги», и не думали возвращаться обратно – в хаос послевоенной разрухи, густо замешенный на крови и доносах в Свод Равновесия.
Проходили годы, слава о вольном братстве жителей Цинора разносилась по всей Сармонтазаре, и «смегами» спешили стать многие беглецы из Харрены, Ре-Тара, Варана и даже из грютских степей. Так и по сей день.
– Ткач Шелковых Парусов, свел народа смегов, готов принять тебя, чужеземец. Следуй за мной.
Вот так. Чужеземец. «А ведь твои прадед и прабабка были варанцами, братец», – подумал Эгин, со смесью симпатии и профессионального любопытства озирая колоритного смега, чей торс, плечи и шея были сплошь татуированы морскими гадами, а в руках неколебимо покоилась страховидная железная палица, взятая наперевес.
«Похоже, так у них приветствуют важных гостей», – заключил Эгин, идя сумеречными коридорами вслед за громилой, который явно выполнял в так называемом дворце обязанности скорее церемониймейстера, нежели стража или телохранителя.
Судя по рассказам Тары, которая осталась у символической калитки в не менее символической ограде, свел в телохранителях не нуждался.
Во-первых, ни один смег никогда не решился бы и пальцем тронуть своего правителя, которому вольно приказывать Говорящим Хоц-Дзанга, словно луне – звездам, своим небесным рабам.
Во-вторых, по уверениям Тары, теперешний их свел – человек очень необычный и в случае необходимости сам скрутит голову хоть акуле, хоть плеяде наемных убийц.
Коридор, похоже, был кольцевым. Эгин и его проводник прошли приблизительно половину дуги окружности, когда перед ними открылся низкий проход, за которым оказался еще один коридор – тоже кольцевой.
Эгин шел и думал о том, что еще никогда ему не доводилось общаться с правителями целого народа.
О том, что загадочный свел – человек наверняка грубый и огромный, под стать своему церемониймейстеру и своему народу. Не исключено, он будет смотреть на него, бледного и отощавшего от бесконечных любовных упражнений с Тарой, со спесивым высокомерием.
И еще Эгин был почему-то уверен, что свел откажет ему во всех его просьбах. Но даже несмотря на эту уверенность, отказаться от пусть и обреченной на провал попытки Эгин не мог.
Второй коридор разрешился таким же невысоким проходом, как и предыдущий, и Эгин попал в небольшой прекрасно освещенный круглый зал.
– Эгин, рах-саванн Опоры Вещей, – отрекомендовал его татуированный сопровождающий.
– Ты свободен, Айфор.
Эгин застыл. Голос был громок, свеж, властен. Имел незнакомый акцент. И принадлежал женщине.
– Как зовут вас, я знаю. Следовательно, можно говорить.
Свел скупо улыбнулся, точнее, улыбнулась. Эгин, который все еще пребывал в ступоре от неожиданности и поэтому чувствовал себя полнейшим ослом, с трудом выдавил кривую улыбку.
– Д-да, милостивый гиазир… простите, госпожа.
– Эгин, на Циноре не принято говорить «гиазир» и «госпожа». Здесь эти слова хищной цивилизации считаются в лучшем случае злой иронией. Вы можете обращаться ко мне просто Ткач. Ткач Шелковых Парусов.
– Хорошо, Ткач, – кивнул Эгин, недоумевая, как женщину столь редкой, какой-то потаенной красоты, можно называть словом, обозначающим грубое мужское ремесло – «ткач». Она бы еще назвалась «сапожником». Неожиданно набравшись храбрости – терять ему все равно было нечего, – Эгин выпалил:
– Прошу меня простить за резкость, но мне бы очень не хотелось обращаться к вам «ткач».
Свел удивленно вскинула брови – словно бы крылья черной чайки – и, цокнув языком, бросила:
– Вот как? Хорошо. Вы не мой подданный и имеете право не оправдываться передо мной в своих пристрастиях. И, поскольку скоро всем нам суждено предстать пред ликом ужасной и неотвратимой смерти, я назову вам свое истинное имя – Лиг. Так лучше?
– Да, Лиг, – кивнул Эгин, лихорадочно пытаясь вспомнить, где он уже слышал это редкое, неженское имя.
– В таком случае, Эгин, я вас слушаю. Впрочем, нет, у нас совсем мало времени. Поэтому слушайте вы меня.
Позднее, изнывая в горячечном бреду в объятиях боли-сколопендры, исполинской многоногой дрянью терзавшей его позвоночник, Эгин в короткие мгновения просветлений часто возвращался к прошедшим дням на Циноре и, в частности, к разговору с Лиг.
Возвращался – и никак не мог вспомнить самых простых вещей. Не мог вспомнить черт лица Лиг, форму кресел, время дня. Не мог сообразить, откуда исходил яркий золотистый свет, пронизывающий все вокруг. И наконец, не мог понять, почему Лиг была с ним так приветлива.
Он помнил аудиенцию у свела народа смегов лишь в общих чертах. Может, всему виной напиток, в который была подмешана легендарная трава забвения?
– Отпейте гортело, Эгин.
Лиг легонько прикоснулась своей чашей, наполненной багрово-красной ароматной жидкостью, к своей правой щеке в знак поощрения.
Отказаться было невозможно. Эгин взял со стола свой кубок и довольно неуклюже повторил жест Лиг в знак доброй воли. Вслед за этим он залихватски испил гортело до дна и захрустел ломтем моченой репы.
– Благодарю, Лиг, – просипел он, утирая губы дорогой шелковой салфеткой, которую свел заботливо протянула ему через стол.
– Итак, Эгин, Тара рассказала мне о ваших чаяниях. Вы хотите получить столовые кинжалы, гарды которых в действительности представляют собой сочленения Убийцы отраженных – с первого по четвертое. Вы хотите также испросить у меня свободы и соизволения покинуть Цинор, хотя вы совершенно не понимаете, куда и зачем вам следует направляться. В Варане вас ждет Жерло Серебряной Чистоты, в Харрене – неизвестность. Вы не знаете, что произошло с людьми Дотанагелы, удалось ли им достигнуть Тардера, и если да – то какой прием они там встретили. Но, как человек долга, вы полагаете необходимым собрать Убийцу отраженных до конца и привести его в действие, чего бы вам это ни стоило. Так?
– Так. – Эгин мог только улыбнуться и развести руками.
Милая Лиг избавила его от объяснений. Но главное – от лжи.
– Ну что же, берите. И свободу берите вместе с ними.
Звон от четырех столовых кинжалов, ловко вброшенных Лиг в центр стола, еще долго снился Эгину впоследствии. Он навсегда остался для Эгина символом необъяснимого и прекрасного чуда. Ибо рах-саванн мог ожидать чего угодно, но только не такой поразительной сговорчивости Лиг.
Эгин открыл было рот, чтобы поблагодарить свела народа смегов не столько за кинжалы, сколько за свободу, но та останавливающим жестом упредила его.
– Не стоит благодарности, Эгин, – довольно сухо сказала Лиг. – Вы не знаете, куда заведут вас эти ножики. От Тары вы, возможно, слышали, что Убийца отраженных ложится на плечи своего хозяина тяжелейшим бременем и никому не по силам снести более чем два сочленения Скорпиона.
– Простите, Лиг, – не удержался Эгин, – а как же вы? Тара говорила, что простые смертные, завладевшие более чем двумя частями Скорпиона, рискуют окончить свои дни очень скоро? Тара говорила, таких коллекционеров очень быстро находит аркан жестокой смерти.
– Шилол вас побери, рах-саванн, до чего же вы дотошная бестия! – рассмеялась Лиг. И, мгновенно посерьезнев, ответила: – Во-первых, я не «простая смертная». А, во-вторых, аркан жестокой смерти уже однажды настигал меня. Двадцать лет назад. Повторный бросок она совершит не скоро.
