провозится до утра, в то время как в любой момент на пороге казармы могут возникнуть очередные костерукие или просто мужички. И хорошо, если с топорами. А то ведь есть еще луки…
Эгин оглянулся. Лога трусил к нему. В его зубах трепыхался и безнадежно взывал к своим птичьим духам-покровителям пойманный альбатрос. Вроде как живой. «Пока еще», – знание повадок Логи отнюдь не вносило оптимизма в строй мыслей Эгина.
Эгин влез в люк, встал на четвереньки на холодный склизкий пол загадочного помещения с настилом, служивший потолком казарме костеруких, и пополз наугад вперед. Через каких-то три шага он уперся в стену и нащупал край настила. Резко распрямившись, он откинул его в сторону, как ковер. И понял все.
Это был бассейн для игры в лам.
Находился он, в соответствии с велениями провинциальной моды двадцатилетней давности, под навесом, стены которого были оплетены старым хмелем. Сквозь ажурный переплет листьев светила луна. Когда-то это считалось изысканным, а со временем приелось и стало нормой.
Но вот дно бассейна было выполнено весьма необычно. Оно было накладным. Мозаика, передающая поля, так называемые «дома» лама, была наклеена при помощи рыбьего клея на парусину. Парусину просмолили, чтобы она не сгнила в воде. Для этих же целей, видимо, воду регулярно и обильно солили.
Но самое интересное заключалось не в этом. А в том, что рядом с Эгином в нижней трети бассейна находилось круглое отверстие, из которого пахло сыростью, тиной и… чем-то, приятно щекочущим ноздри и вызывающим мысли исключительно о женщинах.
«Вот так запах. Кстати, что там с Лормой? Как спится Люспене?»
Похоже, где-то по соседству находился второй, более значительный резервуар с водой, отсоединенный от бассейна заслонкой. Напрашивался один забавный вывод: если дверь из казармы, ведущую в подземный коридор, закрыть, если открыть снаружи, отсюда, верхний люк и поднять умозрительную заслонку второго резервуара, то… То казарма наполнится водой. А потом можно вновь закрыть верхний люк и ждать, пока все обитатели казармы не передохнут.
Эгин не знал трех обстоятельств.
Что в обычной воде костерукие могут существовать не лучше и не хуже, чем на воздухе. Со временем, правда, они впадут в голодное оцепенение. Но с тем же успехом они впадут в него будучи просто запертыми в казарме.
Что большой резервуар, который действительно был заполнен до краев «квенорновой брагой», три ночи назад был разрушен шардевкатранами и все его содержимое ушло в их туннели.
Что заслонка между резервуаром и бассейном была устроена так, что если только не привести в действие на стене бассейна секретный механизм запрета, она откроется разом с нижним люком. Сейчас, например, она была открыта. И если бы шардевкатраны сдуру не проломили дно резервуара, его и Логу ждала бы смерть в пенном потопе дурманящей жидкости.
Лога, умница, был уже рядом, и присмиревший альбатрос был тоже с ним. Точнее, не с ним, а в его ласковых клыках.
Эгин вернулся к люку и поискал замочную скважину снаружи. Да, она имела место, закрытая со стороны Эгина вращающейся задвижкой на заклепке, но ключ в нее не входил.
«В чем дело? Ага, тут у нас две мощные пластинчатые пружины, уходящие в прорези в поверхности люка. Значит, закрывается он даже проще, чем думалось!»
Эгин навалился всей тяжестью тела на люк и захлопнул его. А снизу в железо застучала злая и бессильная сталь топоров…
– Да отпусти ты его, – прошептал Эгин, почесав Логу за ухом, когда они выбрались из бассейна. Из-за переплетений плюща они следили за двумя мужиками, которые без особой отваги, опасливо, приближались к бассейну для игры в лам, из которого только что с утробным ворчанием ушла вся вода.
К большому удивлению Эгина, Лога действительно разжал челюсти и очумевший альбатрос, сделав пару шагов для верности по земле, расправил свои широченные крылья и, пробежавшись по двору… взмыл вверх.
Мужики оторопело проводили птицу взглядом. Затем один из них выхватил из чрезгрудной перевязи метательной кинжал и запустил вдогонку альбатросу.
«Болван. Он бы и в неподвижного „картонного человека“ не попал бы. Не то что в летящего альбатроса», – подумал Эгин, никак не ожидавший от Шаль-Кевра такой прыти.
И тут Эгин понял, что если в досадном бегстве спасенного чудом альбатроса и есть какая-то польза – она лишь в том, что внимание мужиков временно переключилось на диковинную птицу.
«Лога, враг – человек», – шепнул Эгин на ухо псу.
Им везло. Основная часть челяди Багида осталась внизу, в казарме костеруких, за несокрушимым железным люком.
Им везло – они почти бесшумно убрали двух мужиков на заднем дворе. Эгин пополнил свою экипировку перевязью с тремя метательными кинжалами – четвертый, пущенный вдогонку Шаль-Кевру, искать было недосуг.
Им везло, когда они, пробежав через безлюдную боковую галерею между стеной и домом, оказались на главном дворе. И вслед за этими двумя серыми тенями, никем не замеченные, добрались до коновязи, где по-прежнему скучал мул Вицы в обществе двух понурых коней.
Им везло, когда Эгин с первого броска всадил метательный кинжал в глотку кому-то, окликнувшему их из темноты: «Эй, браток!» И когда, подняв трофейного коня на дыбы, он смог перепрыгнуть через руины южной стены, а Лога в два прыжка догнал его уже за пределами поместья-крепости.
Им везло, когда они, промчавшись вихрем через полусонную заставу на проходе через вал, смогли проскочить это опасное место. И снова конь безукоризненно преодолел двенадцатилоктевой ров за валом. Ну а Лога – и подавно.
Но потом везение прекратилось. Потому что стража наконец опомнилась и стрела повстречалась с плотью Логи.
Тот печально взвыл и растворился в темноте за спиной Эгина.
Прежде чем стража перезарядила самострелы для следующего залпа, Эгин стремительно свернул с тракта в темноту, в кустарники, в неизвестность. Тем более что впереди было кое-что похлеще. Там, в узине между холмов, пылали огромные костры и на подсвеченной ими стрелковой вышке маячили четверо лучников с полноростными тисовыми луками. Эти не промахнулись бы.
«Да, играют здесь в Тардер, Эстартою осажденный». – Эгин вспомнил Есмара, и его сердце сжалось от чувства утраты и одиночества.
Эгин погнал коня напролом сквозь кустарник, по пологому склону безымянного холма. Будь что будет.
Спустившись с холма и отыскав тропу, уводящую прочь от вайского тракта по направлению к Ужице, Эгин перевел коня на легкую рысь и решил выбраться к реке. Его сжигала жажда, да и напоить непривычного к таким передрягам коня тоже не мешало бы. «А уж потом будем думать, что да как дальше», – устало заключил Эгин.
Его глаза цепко ощупывали все, что только можно было разглядеть при свете заходящей луны.
Порядком ослабевший Взор Аррума то и дело забегал вперед проверить, не затаилась ли за поворотом тропы новая опасность. Его уши ловили каждый шорох на триста шагов вокруг, а его усталый рассудок, последние часы полностью поглощенный спасением из Серого Холма, теперь наконец смог вернуться к валу происшедших событий и дать им хоть какую скороспелую оценку.
Эгин не поверил Вакку. Не поверил сразу и безоговорочно. Особенно после того, как увидел его Внешнюю Секиру.
Да, с отрочества будущим офицерам Свода вдалбливают, что подделать Внешнюю Секиру невозможно. Что ее изготавливают в кузницах Свода при помощи совершенно тайной магии и при участии единственного на весь Круг Земель Знахаря. И все это было бы для Эгина непререкаемой истиной, если бы в прошлом году на его собственное имя не была переделана Внешняя Секира аррума. Переделана за десять минут. Переделана безупречно. Поэтому когда жетон, изготовленный на имя Саданга, в ответ на прикосновение Багида полыхнул послушными голубыми искрами, Эгина это ни в чем не убедило. Встревожило – это да. Ну а все дальнейшее просто-таки испугало его не на шутку.
Дело в том, что все, рассказанное Багидом Вакком относительно своего секретного задания,
