Полина быстро выходила из себя, когда слышала слишком уж много технических терминов в минуту.
– Так, ладно, хватит с меня деталей. Говори по-простому: мы можем связаться с Землей? Да или нет?
– Нет.
– А с другой колонией?
– Нет.
– И даже с Кларой?
– Даже с Кларой.
– Впрочем, какая Клара, там же клоны… А что, трудно починить водопровод?
– Я уже десять минут об этом думаю. Понимаешь, даже если бы я нашел такую же точно трубу, резак и сварочный аппарат, то отсутствие люксогена…
– Никаких подробностей! Короче говоря, сверхсветовой связи у нас нет… – (От уютного слова «сверхсветовой» на Эстерсона пахнуло чем-то безнадежно далеким, земным, книжным.) – А как обстоят дела с обычной?
– Ты только не смущайся, дорогая, но…
– Тоже сломана?! С виду же все целехонькое?! – Полина скроила трогательную гримаску отчаяния.
– Питания нет. Понимаешь, основой энергетики у них здесь была мобильная ТЯЭС с лазерной детонацией, она вроде целая. Но пусковое напряжение для нее обеспечивалось…
– Ни-ка-ких. Боль-ше. Под-роб-нос-тей.
– Хорошо. Если без подробностей, то радио нет и в обозримой перспективе не будет.
– Но хоть свет ты можешь дать, Роло? Вечер на носу!
– Без подробностей? Не могу. – Эстерсон демонстративно сложил руки на груди.
– А если с подробностями? – Полина примирительно улыбнулась.
– Надо поискать карманные фонарики.
– Нас ждет романтическая ночь! Разгромленная база, духи мертвых клонов и гаснущий карманный фонарик!
– Это была твоя идея: плыть на базу.
На некоторое время они замолчали. Темнело. Полина досадливо покусывала нижнюю губу.
Эстерсон делал вид, что думает, хотя на самом деле сосредоточиться на чем-либо у него никак не получалось.
Мысли галопировали по кругу.
«Связь – на кой черт она нужна? – ТЯЭС не запускается – потому что пусковой генератор сломан – а на кой черт нужна ТЯЭС? – для радиосвязи достанет любого внешнего источника киловатт на десять – через час будет совсем темно – внешний источник это, скажем, флуггер – а где ты видел у флуггера выходы для других потребителей? – был бы флуггер, можно было бы думать».
Наконец Эстерсон сказал:
– Знаешь что, зови Качхида и поплыли, наверное, назад. На биостанцию. Как раз к темноте поспеем.
– Ты океан слышишь? Не слышишь, так погляди в окно.
– Ой.
– Вот то-то же.
Волны за узеньким, похожим на бойницу оконцем с толстенным бронестеклом были как раз такими, чтобы сказать: не?ет, на моторной лодке лучше даже и не пытаться…
«В таком случае пошли искать этот javla* фонарик!» – приготовился уже в сердцах воскликнуть Эстерсон. Разумеется, без «javla».
И воскликнул бы, но тут перед ними совершенно бесшумно возник Качхид. Вид у него был торжественный, загадочный и очень-очень довольный.
– К нам плывет большая летающая лодка, – сказал Качхид. – И поскольку я первый ее увидел, эта лодка уж точно моя.
Эстерсон глянул в окно, но ничего не увидел.
– Тебе не кажется, мой друг, что это противоречие: «летающая лодка», которая «плывет»? Либо нечто – «лодка», тогда летать оно не может. Либо нечто летает, тогда зачем ему плавать и называться лодкой? – заметил инженер, ни на секунду не сомневаясь, что у сирха припадок поэтического вдохновения. А вдохновение у сирхов, как известно, сопровождается безудержным, хотя и совершенно безобидным враньем.
– Ты прав, бесцветик Роланд. Но все-таки это летающая лодка, – вздохнул Качхид.
«Летающая лодка?! Боже, я идиот! Это гидрофлуггер! Так ведь гидросамолеты еще в XXI веке и называли: летающие лодки! Но где он?!»
Эстерсон вскочил.
– Качхид, они видели тебя?!
– Кто?
– Клоны!.. Ну, однолицые бесцветики?
– Они все мертвы.
– Те, которые в гидрофлуггере!
– Роло, ты чего разорался? – попыталась вмешаться Полина.
– Подожди! Качхид, еще раз спрашиваю: видели они тебя?!
– Очень громкий бесцветик, – сказал Качхид с достоинством и направился к выходу.
Эстерсон между тем продолжал вести себя, со своей точки зрения, вполне адекватно сложившейся ситуации.
А именно: опередив Качхида у двери, он обернулся, сделал страшные глаза, приложил палец к губам, крадучись вышел за порог и, все еще таясь, выглянул из-за угла здания.
И впрямь, примерно в полукилометре от берега, в южной части залива покачивался на высоких волнах гидрофлуггер. Ветер и течение гнали его к берегу.
Подобная картина, будучи осмыслена поэтически, у любого народа служила бы символом неприкаянности, заброшенности и, возможно, мирской тщеты. Однако на аэрокосмического инженера – а Эстерсон в глубине души никогда не переставал им быть – вид невероятно сложной инженерной задачи, блестяще решенной конкордианскими коллегами в металле, подействовал в самом мажорном ключе.
Одновременно с приливом воодушевления Эстерсон вспомнил множество разных вещей: название этого гидрофлуггера; цвет глаз своего коллеги, инженера Грузинского; бодрящий, кисловатый привкус воздуха в залитых бестеневым рабочим освещением цехах «Боливара»; травянистый запах свежего хризолинового напыления; мнемоническую формулу для первых ста семнадцати знаков числа «пи»; вкус водки «Абсолют»; номер своего банковского счета; писк имени «Роланд», переданного азбукой Морзе.
Эстерсон вдохнул воздух полной грудью и посмотрел на гидрофлуггер взглядом укротителя мустангов.
«Я должен обладать им», – вот какая по-ветхозаветному основательная мысль посетила инженера.
– Смотри-ка, действительно флуггер, – сказала у него за плечом Полина.
– Да, напрасно я тревожился. – Инженер обернулся к ней. – Машина, похоже, беспризорная. Ни один пилот не позволит гидрофлуггеру дрейфовать бортом к волне так близко от берега…
«Сэнмурв» – так они назывались.
Гидрофлуггеры были пионерами клонской колонизации Фелиции. Эти машины появились над планетой в декабре прошлого года. Они сели на воды залива Бабушкин Башмак и привезли с орбиты первые партии военных строителей, первые тонны цемента и первый Священный Огонь.
Позже, когда были вырублены качаговые рощи и засыпаны суходолы, когда на еще куцую бетонированную площадку космодрома начали прибывать машины потяжелее, а за ними и транспортные суда, «Сэнмурвы» потеряли статус единственных челноков на линии «орбита – планета».
Большинство гидрофлуггеров улетело с Фелиции до конца января. Из пяти оставшихся три погибли под обстрелом с орбиты во время освобождения балерин с яхты «Яуза» российской эскадрой.
Из двух оставшихся «Сэнмурвов» один исчез бесследно.
И, наконец, их «Сэнмурв», подарок местных морских богов, под крылом которого Эстерсон с Полиной
