Пилот вне закона

флюоресцировать, несколько огней святого Эльма расцвело и на носовом обтекателе. Парсер сообщил о значительной ионизации корпуса.

Как обычно на такой высоте, казалось, что планета падает на неподвижного меня. Как будто гигантская турбина урагана высасывала нас с орбиты. Чушь, конечно, но ощущения памятные — лететь в объятия черных бурунов базальтовой монументальности, среди граней которых то и дело вспыхивали исполинские молнии.

Мезосфера. Автопилот выключил орбитальный режим двигателей, снизил тягу почти до нуля. Огромная воронка стремительно выросла, закрыв половину панорамы, а безвредные огни святого Эльма смыло потоками плазмы.

Раскаленный чертополох охватил иглами нос флуггера до самого фонаря кабины, а потом покрыл и его, почти совершенно загородив вид на легкие и стремительные мезосферные облака. Но мне было не до видов. Я боролся с перегрузкой.

И вот наконец мы сбросили скорость, в мире исчезла давящая тяжесть, появились настоящий верх и настоящий низ вместо условных космических обозначений. Мы были уже почти не над, а на планете.

Скоро начало трясти, будто я пилотировал не современный истребитель, а телегу без рессор на разбитой дороге. Турбулентность усиливалась, мне даже пришлось прижать язык к небу, чтобы не прикусить ненароком. Трясло с ненормальной силой!

Наш маленький караван шел на пяти числах Маха над бесконечной теперь грядой несущихся туч и взбесившегося воздуха. Монолитный цвет раздробился, я осознал не только умом, но и сердцем, что мы не падаем, а снижаемся, и не на каменные валуны, а всего лишь к плотным потокам газообразного вещества.

Но Бог мой! Если трясет сейчас, что должно твориться там, за пределами тропопаузы!

Флуггер несся над грозным, почти тектоническим пейзажем, формирующим ложную «пустошь», покрытую не менее ложными бугристыми наплывами «лавы». Вдруг неоднородная ламинарная чернота стала понижаться вместе с нами! Мы приближались к фокусу воронки.

И вот — ура! Перед носом моего «Хагена» остальные флуггеры начали нырять вниз, по спирали вонзаясь в зону стабильности. Вскоре нырнул и я.

Око урагана имело диаметр около двадцати километров. Верхняя часть воронки раскинулась на тысячу двести, а вот ствол ее был сравнительно тонкий: порядка двухсот километров. Мы нацелились в самую его середину.

— Все, отбой автопилоту! — послышался голос Карповича. — Переходим на ручное. Всем доложиться.

— Я — Гепард, в порядке. Немного заедает закрылок на левой плоскости, но не критично.

— Здесь Комета, норма, — лаконично отозвался я, так как говорить больше нечего — норма она и есть норма.

— Всем внимание! Снижаемся аккуратно, тут подготовленных ВПП не предусмотрено! Придется садиться на черт знает какую площадку! С минимальным пробегом, а лучше бы вертикально. Сделаем пару- тройку кругов почета, я выберу место, а дальше сами.

Да-да, пару-тройку! Так мы и поверили! Внизу нас ждала каменная мешанина — я был уверен, что кружить придется значительно дольше.

Но нет, Ян не соврал. Сказывался опыт предыдущих полетов — он быстро нашел протяженную глиняную плешь, и мы пошли на посадку.

Все прошло штатно, без приключений. Надо сказать, что после астероидов с «Андромедой» под задницей приземляться на нормальную планету на истребителе одно удовольствие!

Мы угнездились на многокилометровом сланцевом плато. Никакой почвы и ни следа растительности.

Я шумно выдохнул, отпустил рукоять управления и заглушил силовую установку.

— Ну что, Боб, выбираемся?

— Выбираемся, надо ноги размять.

Днищевый сегмент опустился вниз, вынося кресла наружу. Я отстегнул ремни, встал, вышел из тени флуггера на вольный воздух и огляделся.

Стоило поднять взор вверх… О да! Поднять взор вверх стоило!

Мы находились на дне колоссальной чаши. Обманчиво неподвижные стены кучевых облаков в переплетах молний от самой земли уходили на немыслимую стратосферную высоту. А там, в лазоревом зените, сияли солнца Гракхов, выкрашивая тучи алым и золотым! Казалось, из поднебесья льется расплавленный металл.

Это было и невероятно, и красиво, невероятно красиво… просто нет слов, чтобы передать мои эмоции.

Я только и смог прошептать нечто восторженно-матерное и положить руку на лобовой сегмент шлема.

— А ты как думал? — прошептала рация голосом Кейна. — Который раз здесь, а все никак не привыкну!

Оглянувшись, я обнаружил, что вся наша партия выстроилась в ряд и, не отрываясь, смотрит на торжествующий полдень местной природы.

— Ян, вы специально время подгадываете?

— Сегодня да, в твою честь, Румянцев. Только тут всегда удивительно. Ты еще восхода двух солнц не видел, когда они выходят из-за края воронки!

— Ладно, покормили глаза, и будет, — проворчал Мартин Мискавейх, человек неопределенной национальности и начальник геологической партии по совместительству. — Нам еще копать и копать.

— Хорошо попали, — заверил его рабочий, читавший планшет, закрепленный на рукаве скафандра. — Данные СР-сканирования показывают, что поблизости плита почти чистого инсанирита. Думаю, часа за два управимся.

— Тогда выкатывайте комбайн. И не вздумайте открывать забрала, слышите вы, бабуины! Три процента аммиака — это вам не шутки!

Шеренга рассыпалась, рабочие занялись делами, а я немедленно заскучал, осознав, что два часа придется бить баклуши.

Вульгарный среди окружающей красоты комбайн выполз по грузовому пандусу «Кассиопеи». Метрах в двухстах от флуггеров комбайн зарылся в грунт, а рабочие принялись споро упаковывать порции камней в изолирующие контейнеры. Килограммов примерно по двадцать в каждый.

Сол Пруст пояснил, что это для безопасности — хорошего мало, если минерал наберет критическую массу в помещениях форта или прямо на борту флуггера. Да оно было ясно и без его подсказки.

Когда первый ящик наполнился контейнерами, элеватор застопили, а ящик повлекли тягачом в трюм «Кассиопеи», в то время как оставшиеся работяги устанавливали сменный.

Наблюдать за этой рутиной было занятно первые десять минут, и то исключительно из соображений шкурных: другие работают, а ты — нет. Но затем зрелище стало невыносимым. Я принадлежу к исчезающему меньшинству, которое может бесконечно смотреть только на огонь, а не на огонь и работающих людей.

— Ты далеко намылился, Андрей? — поинтересовался Пруст у моей удаляющейся спины.

— А? — Я обернулся всем телом, ибо в летном скафандре головой не больно-то повертишь. — Я того… прогуляюсь.

— Ну-ну. Гуляй. Только далеко не уходи и не вздумай выключить связь! Учти, если накроет помехами или связь еще как-то накроется, сразу бегом к флуггеру! Это значит, идет буря!

Я заверил его, что все понятно, впал в медитативную прострацию и побрел куда глаза глядят. На меня иногда нападает такое безмыслие — тело работает, а голова на покое. Состояние очень хорошее, но не всегда адекватное ситуации.

Вот теперь я успел прошагать с километр, прежде чем опомнился.

«Ну и куда это меня понесло? — подумал я, оглядываясь. — Скалы, Румянцев, куча камней и никаких дорог! Если что — как назад добираться, а?!»