более благородное, но Кривой, человек старого закала, никаких изысков не признавал.
– Ну что, плесну по пятьдесят? – спросил Чертанов, ставя рюмки на стол.
Правый уголок рта Кривого медленно пополз вверх:
– Плесни, конечно, душа просит.
Кривым его прозвали именно за эту асимметрию лица, которая больше напоминала волчий оскал, чем улыбку. Наверняка на некоторых он наводил ужас.
Чертанов плеснул в рюмки, уселся напротив Кривого и спросил:
– Как ты думаешь, кто мог уделать этого Сафронова?
– Да кто угодно! – с жаром воскликнул Кривой. – На таком месте сидеть и угодить всем просто невозможно. А сейчас у нас такое гнилое время пошло, что за бутылку водки могут запросто замочить. Чего улыбаешься, не веришь?
– За водку у нас на Руси всегда убивали, – философски заметил Чертанов, – дело не об этом. Что там у вас говорят, кому он мог дорогу перейти?
– Иван Петрович Сафронов был большого полета человек, – уважительно протянул Кривой. – Просто так такого не завалишь. Для того чтобы его убрать, санкция нужна. А она на самом верху выдается.
– И кто же его, по-твоему, мог устранить?
– Человек такого уровня, как Варяг, или, скажем, рангом чуток пониже.
– Интересные вещи ты рассказываешь. Зачем, к примеру, Варягу его устранять?
– Это уже не ко мне вопрос. У них с Варягом какие-то свои дела были, может, где договориться полюбовно не сумели. Скажем, запросил Сафронов слишком много или еще что... Хотя вряд ли. С Варягом- то у них сотрудничество было налаженное и взаимовыгодное. А дела общие Сафронов не только с одним Варягом имел.
– Значит, недоброжелатели у него были?
– А у кого их нет?! Недоброжелателей у любого хватает, – философски заметил Кривой. – Вот будут сидеть две бабы, мороженым торговать, и одна будет завидовать другой, потому что у той выручки на два рубля больше. А чего же говорить о таких людях, как Иван Петрович Сафронов? У людей его уровня и зависть посильнее, да и деньги, конечно же, другие. Так что врагов у него было предостаточно.
– А с «братками» он дело имел?
Губы Кривого опять дрогнули.
– А кто же в наше время с «братками» дел не имеет? – искренне удивился Кривой, пододвигая поближе к себе тарелку с немудреной закуской. – В наше время «братки» – это элемент гарантии. Собственно, они не так много и требуют, зато берут на себя весьма существенные функции. Работа у них грязная и очень нервная, часто неблагодарная. Но за малый процент они вернут тебе то, что ни один суд не сумеет взыскать. И сделают это в короткие сроки! Хотя методы убеждения у них весьма примитивные, но действуют всегда безотказно. Для начала надают по почкам, а если человек не прочувствовался, так сказать, моментом, то закроют его живого в гроб на полчасика. А после того он на них будет смотреть, как на избавителей. – Черты лица Кривого ожесточились, было понятно, что он знал, о чем говорил. – Бедняга становится таким щедрым, что готов последний рубль отдать.
– А как с Сафроновым?
– Но с Сафроновым совсем другое, это точно! Он братве поставлял нужные контракты. Сейчас ведь братва стала цивильной, не разберешь, кто он такой. Не то бандит, не то коммерсант! Так вот, он им подгонит нужный контракт, а они ему десять процентов отстегнут. Так что для братвы его убийство большая потеря. По моему разумению, они должны были с него пылинки сдувать. Не вяжется что-то...
– С кем он из авторитетов дружбу водил, знаешь?
– Это слишком громко сказано, дружба. Но, насколько мне известно, он якшался со смотрящим Северо- Западного округа.
– С Кузей, что ли? – удивился Чертанов.
– С ним.
– И какие же у них были дела?
Кривой удивился:
– А какие тут еще могут быть дела? Выехать с бабами на природу куда-нибудь, поесть шашлыков да трахнуться где-нибудь в загородном доме. Ассортимент-то невелик. – Неожиданно Кривой заулыбался каким-то своим мыслям. – Хотя раньше, я помню, потехи он обожал, как соберутся с девоньками в лесу, так...
– Значит, женщины у него тоже были? – перебил его Михаил. – А я слышал, что он был неплохой семьянин.
Кривой удивленно посмотрел на Чертанова.
– Начальник, мне иногда кажется, что ты жизни совсем не знаешь. Это какой же мужик откажется, если баба задирает юбку выше головы. Это оловянный какой-нибудь может выдержать, а мы с тобой, слава богу, из плоти да из крови сотканы! Можем позволить себе некоторые слабости. Да и чего же это себя удовольствия-то лишать, верно?
– А ты много знаешь, – не удивился Чертанов.
– Как же не знать, среди людей живу, – скромно заметил Кривой.
– Может, ты тогда и женщину его видел?
– Однажды видел, – честно признался Кривой. – Это в прошлом году было в Тропареве. Солнцевские тогда на толковище грузин выдернули. Чего-то они там не поделили. Ну и меня взяли в довесок. – Кривой показал свои татуированные кисти. – Я бродяга-то без претензий, когда мне копейку на карман бросают, то я не привык отказываться. Засветил свои наколки, да и отчалил себе с миром. У «пиковых» к таким вещам особое уважение. А у меня, как ты знаешь, вся спина и грудь расписаны. Когда я на пляже раздеваюсь, так вокруг просто все цепенеют, как кролики, – Кривой показал ряд золотых зубов.
– Ладно, не о том говоришь. Что там дальше было?
– А чего было? Да ничего и не было. Перетерли все по-тихому да разошлись. Меня Кузя с собой забрал, ну и поехали куда-то в Кунцево.
– Место можешь вспомнить, где был?
– Да какой там, – отмахнулся Кривой, – как говорится, режь меня на куски, все равно не вспомню! Пьяный я был в дымину! Как дело-то уладилось, ну я и накачался раньше времени. Очухался только тогда, когда на место приехали. Оттуда ночью выезжали, но я тоже спал, проснулся, когда Киевский вокзал проезжали.
– И что за баба?
Кривой снова заулыбался. Чертанова начинала раздражать его веселость. Ему так и хотелось подправить его кривую улыбку.
– А баба центровая, отвечаю! Такую не каждый день встретишь. – Мечтательно закатив глаза, Кривой вздохнул: – Я бы подержался за такие титьки.
– При встрече сумеешь ее узнать?
– Начальник, ты меня всерьез удивляешь. Я же тебе говорю, центровая! Такую даже если захочешь позабыть, все равно не получится.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал Чертанов. – И какие же дела у Сафронова были с Кузей?
– Я в их проблемы не встревал, мне это как-то без надобности. За такое любопытство можно и без башки остаться. Если бы захотел, то он сам бы рассказал. О чем-то серьезном перетирали. Верняк! В гужбане Сафронов не участвовал, да его никто и не осудил. Выпил вместе со всеми рюмку-другую, да и удалился в комнатенку со своей киской. Больше я его не видел, – и вновь губы сладко растянулись, – а чувиха классная! Такая попка сладенькая. Я бы...
– У Сафронова были еще женщины?
– А то! Я удивляюсь, что ему только сейчас яйца отрезали. Он столько баб перепахал, что их до самого Китая раком не переставишь!
– При его должности и внешности это немудрено. А кто ему баб поставлял, не знаешь?
– Знаю, как не знать. Сейчас, начальник, имя из головы вылетело... Резвун... Нет, не то. Он еще у гостиницы «Балчуг» тусуется постоянно...
– Резван, что ли, Мугаметов? – спросил Михаил.
