воеводы, разбитый на берегу Волги.
Старшины потихоньку напирали на Василия Серебряного.
– Царица что! Заберем мы ее, об том и разговора нет. А вот – казна в городе большая. Ты, Василий Семенович, не забыл, что государь Иван Васильевич с митрополитом тебе наказывали? Взять бы надобно ханскую казну! Нечестно она добыта, христианскими слезьми оплакана. Сколько православных на золото было обменено. Вон в Кафе невольничий рынок! А все золото в Казань идет!
Василий Серебряный хмурился, не по душе ему пришелся упрек старшин. Он и сам знает, что ему делать нужно, и слово государя не забыл. Только надо наверняка все подготовить. А иначе прогневается государь, ежели дело не выгорит. И не за такую малость до смерти наказывал. А здесь и произнести боязно. Шутка ли – казна ханская!
Василий Серебряный ждал известия от скопца, хранителя ханской казны. Вчера поздним вечером он явился к князю в шатер, униженно упал на колени и молвил:
– Знаю – дни Казани сочтены! Я готов сделать все, только дайте мне покровительство царя Ивана.
– Где ханская казна?
– Она спрятана в одном из тайницких ходов. Только трое во всем ханстве имеют к ней доступ. Даже хан не вправе распоряжаться ее сокровищами. Ключи от ханской казны находятся у хана, у главы дворцовой стражи – есаула Ахмета – и у меня. К ханской казне нужно подойти всем воинством, только тогда и можно ее взять. А пройти нужно через тайницкий ход, который находится за Арскими воротами. – Скопец задумался. – Я пришлю к вам своего человека.
Евнух не обманул: на следующий день, перед рассветом, князя Серебряного побеспокоил юркий татарин.
– Хозяин, от казначея я. Идти надо.
– Ну, государи, Бог нам поможет! – перекрестился князь Василий Серебряный и ступил в кромешную темень вслед за гонцом.
Есаул Ахмет не мог понять, почему он понадобился князю, но спрашивать не посмел. «С этими гяурами не поспоришь. И пищали при них». Неторопливо оделся, прошептал краткую молитву и, сопровождаемый стрельцами, пошел по уснувшим улочкам родного города. Когда тысяцкий сказал ему об истинной причине, он улыбнулся невесело:
– Вот и до казны добрались.
Василий Серебряный нетерпеливо ждал Ахмета у Арских ворот. Вот наконец появился и есаул, высокий, худой.
– Нет. Не будет гяурам казны! – гордо взглянул в потемневшие очи Серебряного Ахмет.
Князь строго глянул на рассерженного есаула:
– Смерти не боишься, басурман?
– Аллах укажет мне путь в рай!
– Можно было бы и поладить. Помогал ведь раньше государю! Да что уж теперь… Скопец, жить хочешь? – спросил князь у евнуха. – Укажи есаулу путь в рай.
– Нет! Нет! Только не это! – уцепился крепко руками в полы князя евнух. – Аллах никогда не простит мне этого греха.
– Разреши, князь, мне это сподручнее, – попросил позволения тысяцкий.
Прежде чем опустить саблю на голову есаула, он почему-то посмотрел ему в самые глаза, словно хотел разглядеть страх в его глубоких глазницах. Но на лице Ахмета не дрогнул ни один мускул.
…Ключа у есаула при себе не оказалось.
Тайный ход был запрятан за огромным валуном. Неслышно открылась дверь, и скопец негромко позвал князя:
– Отсюда ход к сокровищам.
Василий недоверчиво посмотрел в безбородое лицо хранителя. Что-то уж больно легок путь к казанскому золоту. А не лукавит ли басурман? Может, в западню завлечь хочет? Знамо их коварство!
Стрельцы тоже притихли, ждали, что решит князь. Наконец Василий Серебряный повернулся к дружине:
– Тысяцкий! Подбери отроков, с которыми у входа останешься. Ежели к утру не вернемся… Пусть поп прочитает отходную. И скажи государю, что Василий Серебряный служил честно. Ну что ж, басурман, веди нас к ханской казне.
Со всех сторон стрельцов обступил мрак, только впереди, куда уверенно шел евнух, мерцал желтовато- красный огонек факела.
Тайницкий ход оказался просторным, стены его были выложены добротным дубовым тесом. Стрельцы шли по колено в воде. Она при неверном шаге сильно плескалась, все больше заливала портки, попадала на рубаху.
Скопец уверенно, нигде не задерживаясь, шагал дальше. Иногда он оборачивался, и князь видел его гладкое, лишенное единого волоса, будто выбритое, лицо.
Постепенно стало меньше воды, а скоро стрельцы вышли к каменному гроту.
– Где же злато? – сурово спросил князь.
Евнух воткнул факел в расщелину, развязал у пояса платок и, встав в угол, принялся за молитву. Все молча наблюдали за покаянием басурмана. А когда он провел ладонями по лицу и молитва была кончена, евнух перстом указал на высокую лестницу, скрытую темнотой.
Стрельцы задрали головы вверх. Высока, однако! Неужно к самому Христу на небо тянется?
Скопец первым шагнул на крутые ступеньки. Мерцающий огонь пугливо освещал стрельцов, собравшихся под сводами тайницкого хода.
Лестница привела к небольшой чугунной двери, украшенной грозным змеем. Он злопыхал жалом и, казалось, протяни руку – чудище тотчас сорвется с медной ручки и вцепится в ладонь огромными клыками. Змей неустанно охранял ханские сокровища.
Скопец тихо произнес:
– Здесь казна государства. Собирать ее начали еще во времена Булгарского ханства.
– Открывай же дверь, евнух, – торопил князь. – Мы сами уразумеем, что к чему!
– Я могу открыть только один замок, другой же ключ спрятал есаул Ахмет.
Подтверждая сказанное, скопец отвязал ключ, который висел у него на поясе, и всунул его в замочную скважину. Замок сухо щелкнул. Дверь не открывалась.
– Несите огненное зелье! – распорядился Серебряный.
Стрельцы быстро принесли бочку с порохом, подкатили ее к самой двери и запалили шнур. Бечева тлела медленно, но каждый миг приближал огонь к бочке с зельем.
– Назад, стрельцы! Назад! – закричал Василий Серебряный. – Сейчас разорвется!
Воины залегли и с интересом стали поглядывать за тем, как в темноте огонь все ближе и ближе подкрадывался к пороху. И когда он достиг крупного, словно зерна мака, огненного зелья, тайницкий ход потряс взрыв. Сверху полетели бревна, комья земли, осыпая и притаившихся стрельцов, и князя Серебряного.
Когда пыль улеглась, стрельцы увидели, что вместо двери зияла большая дыра. Вход в ханскую казну был свободен.
Скопец посветил в пробоину факелом, ярко полыхающее пламя вырвало из кромешного мрака огромный сундук.
– Это одна из комнат, эмир, – шепотом сказал евнух. – В этих сундуках золото и драгоценные каменья.
Князь Василий Семенович Серебряный невольно замер.
Сундуки стояли один к одному. Их было много, больших да малых. Василий Семенович поначалу пробовал считать, но постоянно сбивался, глядя на обилие серебра и злата. Он подошел к сундуку, который стоял посередине комнаты, совсем неподъемный, видать на века деланный, и, напрягаясь двумя руками, отворил крышку. Тяжелый ларь был доверху набит изумрудами с гранатами.
– В жизни не сосчитать красоту такую! – сокрушали кудлатые головы стрельцы. – Да простит нам царь- батюшка, но, по всему видать, казна казанская побогаче московской будет.
– Всю казну переписать, – распорядился князь, – а потом сундуки скрепить печатью самодержца.
