переданные вам господином Черняком манифесты. Засим, – он отвесил общий поклон, – прощайте. Желаю вам успехов.
Он вышел из гостиной, кивнув Мрочеку, чтобы тот следовал за ним. Но тот медлил. Он подошел к Полиновскому и тихо спросил:
– А кто это такая, Клеопатра, о которой все говорят?
– О, поручик. Это невозможно объяснить в двух словах, – улыбнулся Владислав. – Право, я затрудняюсь вам так с ходу ответить.
– И все же? – настаивал Мрочек.
– Ну, это такая женщина, прехорошенькая, надо заметить, и молодая, которая может предоставить вам такие плотские удовольствия, о которых вы даже не смели думать в ваших самых смелых мечтах, – не сразу ответил Полиновский. – На днях она доставила наслаждение сразу пятерым любовникам.
– Враз? – не поверил поручик.
– Именно, – подтвердил Владислав. – О, это надо было видеть.
– И вы видели?
Владислав загадочно улыбнулся:
– Разумеется.
– А она делает… – Мрочек приблизился к студенту и прошептал короткое французское слово.
– Еще как! – ответил Полиновский. – И ее мастерство в этом, поверьте, не имеет границ.
– А мне можно будет нанести ей визит? – слегка смущенно произнес поручик.
– Как нашему товарищу и одному из руководителей будущего восстания – можно, – понимающе улыбнулся Полиновский. – Когда вы намерены посетить ее?
– Завтра… Нет, сегодня, – быстро ответил Мрочек.
– Сегодня? – раздумчиво протянул Полиновский и оглянулся на комитетчиков, бурно обсуждающих очередность своих визитов к Клеопатре. – Давайте все же завтра, хорошо?
– Хорошо, – слегка сникшим голосом ответил поручик. – Куда мне подойти?
– В Старогоршечную улицу, дом Бугровской. Там у нас Студенческий клуб. Подниметесь на второй этаж и спросите меня. Я вам все устрою.
– Ладно, – немного повеселел Мрочек. – Тогда до завтра?
– До завтра, – ответил Полиновский и, проводив его и Сильванда до самых ворот, вернулся в гостиную. – Итак, господа, кого из вас записывать в «апостолы»? – шутливо спросил он.
Желающими сказались все.
– Всех я отпустить не могу, – заявил Владислав. – Кто-то должен остаться здесь, иначе мы оголим наш комитет совершенно.
– Тогда назначь сам, кто останется с тобой, – сказал кто-то.
– Хорошо, – согласился Полиновский. – Останутся Жеманов и Шлыньковский. Остальных прошу получить манифесты…
Глава 37
ФЛИГЕЛЬ-АДЪЮТАНТ НАРЫШКИН
До Москвы, а затем до Нижнего Новгорода они вместе ехали поездом. Правда, флигель-адъютант Нарышкин ехал первым классом, в синем вагоне, а Глассон в желтом, второклассном. И все бы это было ничего, ежели б не приставленный от Нарышкина к Ивану соглядатай, здоровенный рыжий детина, не сводивший с него глаз все восемь суток дороги, будь то в поездном купе или тряском дилижансе, на коем они добирались из Нижнего до Средневолжска. Когда ехали в поезде, детина всегда вставал и топал следом за Глассоном даже тогда, когда тот отправлялся в ретирадную комнату справить естественную нужду. И терпеливо ждал у запертой на задвижку двери, покуда тот не выйдет.
Как ниточка за иголочкой тянулся рыжий попутчик за Иваном, торопящимся до нужника на постоялом дворе, и мало что не заглядывал за незапирающуюся дверь отхожего места, – а то ли, что положено, делает поднадзорный?
Однажды ночью, уже на последнем постоялом дворе перед Средневолжском, Глассон проснулся с неуемным и острым желанием немедленно выпорожниться. Иван вскочил и скорым шагом направился до нужного места. Он влетел в него со скоростью пули, но когда присел над зловонным отверстием и громко принялся за дело, то, к своему неподдельному стыду и даже некоему ужасу, увидел в раскрытую щель двери маячившую тень. То, конечно, стоял на своем посту рыжий. Иван раздраженно притянул дверь рукой и нарочно просидел в нужнике дольше необходимого. А наутро прямиком направился к Нарышкину, намереваясь высказать ему кучу резкостей и претензий.
Михаил Кириллович пил кофей и закусывал припасами из своего дорожного сундучка. Глассон, поздоровавшись и негодуя лицом, приступил:
– Господин полковник. Я дворянин и считаю непозволительным так третировать меня со стороны вашего держиморды. Он буквально не дает мне прохода, всюду, как привязанный, следует за мной, будто боится, что я убегу. А ведь я сам, если помните, по собственной воле, не собираясь куртизировать, но обеспокоенный зреющим в моем городе противуправительственным заговором, пришел к вам и доложил обо всем. Почему же тогда ежечасно, если не сказать ежеминутно, я испытываю к себе столь явно выраженную обструкцию? Отчего ко мне такое недоверительное отношение и надзор денно и нощно? – Иван гордо поднял подбородок и выставил ногу вперед. – И вот я заявляю вам: мне провожатые до нужников не нужны!
– Вы закончили? – спокойно спросил Нарышкин, заев очередной глоток сдобным печеньем.
– Да, – с вызовом ответил Глассон, еще круче вскинув подбородок. Вся его поза просто вопияла об оскорбленном достоинстве.
– Превосходно, – кивнул полковник и вдруг гаркнул так, что тренькнули стекла: – Семен!
– Я, ваше высокородие, – тотчас просунулась в двери комнаты рыжая голова глассонского ненавистника.
– Зайди-ка, – нахмурил брови Нарышкин.
Ненавистник вошел и встал у двери, приняв позу смирения. Светлая бронзовая медаль в память Крымской войны и серебряный Георгиевский крест для нижних чинов слегка топорщились на его покатой груди.
– Вот, Семен, жалуется на тебя наш господин студент, – обратился к нему Михаил Кириллович. – Сказывает, третируешь ты его и подвергаешь обструкции.
– Это что же такое, ваше высокородие?
– То есть стесняешь его и мешаешь в его передвижениях. Так ли это?
– Виноват, господин полковник, – по-военному ответил рыжий.
– Нет, ты ответь, так это или не так?
– Так, ваше высокородие.
– Значит, третируешь? – повысил голос Нарышкин.
– Точно так, третироваю.
– И подвергаешь обструкции!
– Подвергаю, господин полковник.
– А почему ты это делаешь? – строго спросил Михаил Кириллович.
– Во исполнение приказу, – вытянулся в струнку Семен.
– Чьего?
– Вашего, господин полковник.
– Вот видите, – примирительно обратился флигель-адъютант к Глассону. – Семен ни в чем не виноват. Он просто исполняет мой приказ. А я исполняю приказ генерал-майора Потапова. Александр Львович же, в свою очередь, выполняет приказ его высокопревосходительства князя Василия Андреевича Долгорукова. А его сиятельство главный начальник Третьего отделения… Догадываетесь, чей приказ он исполняет? Вы что-то имеете против Его, отдающего приказы? Нет? А против меня? Тоже нет? И правильно делаете! А иначе я надавал бы вам пощечин… как дворянину.
– Мне кажется, вы забываетесь, полковник, – заалел лицом Глассон.
– Я? Ничуть. Что, призовете меня на дуэль? – усмехнулся Нарышкин. – Так я с вами не стану драться.
