департаментов МИД рассказывал, что, когда его повышали в должности, последовал вызов к Примакову. Министр сидел за столом мрачный. Рядом расположился его главный помощник Роберт Маркарян, не менее мрачный. Примаков, глядя в бумаги, стал говорить:
— Мы хотим назначить вас… Это ответственная должность. Будет трудно. Как вы считаете, справитесь?
Кандидат на ответственную должность бодро ответил:
— Если бы я не считал, что смогу справиться, я бы не согласился занять этот пост.
— Хорошо, — сказал Примаков. — Вы назначены.
Потом начальнику департамента передали, что Примакову ответ понравился. Почему министр был мрачным? Проверял новичка, хотел посмотреть, способен ли он держать удар.
К Евгению Максимовичу сотрудники ходили на доклад с некоторой опаской. Не потому, что боялись разноса или дурного настроения. Зная его опыт, его знания, его интеллект, они понимали, что разговаривают с очень компетентным человеком, и боялись опростоволоситься.
Примаков вообще не распекал. Он огорчался, если выяснялось, что дело не сделано:
— Как же так? Ведь очевидно, что надо было сделать…
Если он кому-то пообещал, то обязательно делает. Поэтому огорчался, когда его поручения не исполнялись. Он по-человечески расстраивался. И он все помнил. У него отличная память. Особенно хорошо помнил поручения, которые давал. И мог неожиданно через пару недель спросить: а как то поручение, которое я вам дал? Причем он помнил даже второстепенные поручения, которые вовсе не имеют судьбоносного значения…
ДЕВЯТЫЙ ХОЗЯИН
В сравнительно небольшом, вытянутом, как пенал, кабинете на седьмом этаже высотного здания на Смоленской площади Примаков был девятым хозяином. Общего между сменявшими друг друга министрами было не много, но обстановка в кабинете почти не менялась. Возможно, из скромности, возможно, из суеверия — только ремонт затеешь, тут тебя и уволят — министры на внутренние перестановки в кабинете не решаются. Мебель скучная, канцелярская, большой стол, крытый зеленым сукном, сбоку — приставка с традиционным набором телефонов: внутриминистерские, обычные городские, два аппарата правительственной связи — АТС-2 (для разговора с чиновниками средней руки) и более важная АТС-1 (это уже для министров и некоторых заместителей), массивный аппарат междугородной ВЧ-связи (можно поговорить с губернаторами, командующими военными округами, начальниками местных управлений Федеральной службы безопасности и послами в бывших социалистических странах) и, наконец, признак принадлежности к узкому кругу высших государственных чиновников — аппарат, на котором две буквы «СК», спецкоммутатор.
За столом дверь в комнату отдыха, откуда и появился Примаков, когда я к нему пришел. Я спросил его:
— Вот вы оказались в кабинете министра иностранных дел, сели в это кресло и сказали себе: ну, теперь я наконец сделаю то, что давно хотел осуществить…
Примаков покачал головой:
— У меня не было такого чувства. Я не стремился стать министром, чтобы что-то такое осуществить. Может, это черта моего характера. Я работал до этого и в «Правде», и на радио, потом был в Академии наук, руководил двумя крупными институтами, и в Верховном Совете, и, где бы я ни был, мне везде казалось, что я работаю на очень важном участке. Ну и в разведке, конечно. Так что это не было целью всей жизни — стать министром иностранных дел. Но я пришел сюда не как новичок. У меня был опыт, и я стал работать без раскачки.
— Чего бы вам хотелось добиться на посту министра? Может быть, это нечто недостижимое, тогда о чем вы мечтаете?
— Нет, все достижимо. Я считаю, что задачи, которые мы решаем, вполне посильны. Задачи ставит президент, решаем мы вместе с коллегами. У нас очень дружная команда работает во главе министерства. Мы все единомышленники. Мы хотим облегчить стране решение всех внутренних проблем, а это можно сделать только одним путем — сохраняя Россию в качестве великой державы одним из главных игроков на международной арене. Мы стремимся к этому, и кое в чем нам это удается.
Вот вам пример, говорил Примаков, разве не радостно, что в то время, когда мы вынуждены просить различные кредиты, с нами считаются в международных делах и от нас очень многое зависит? И все понимают, что нами пренебрегать нельзя. Разве этот контраст не важен для страны, для того, чтобы наши люди сознавали себя гражданами великой державы? Так что кое-чего можем добиться.
— Какие главные направления во внешней политике вы считаете для себя главными?
— Я бы не формализовал цели, — отвечал Примаков. — Философия внешней политики для России состоит в том, чтобы защищать национально-государственные интересы государства, но при этом сделать все, чтобы не сползать к конфронтации. Кончилась холодная война, и кто-то думает, что мы проиграли. Я так не думаю. Демократическая Россия холодной войны не проигрывала. Поэтому мы не можем себе позволить быть ведомыми в международных отношениях, идти за единственной сверхдержавой и любой ценой добиваться принятия в цивилизованный мир. Отнюдь нет. Я считаю это неправильным.
Безусловно, нам нужно выправить отношения с бывшими противниками по холодной войне, переведя эти отношения в разряд партнерских. У нас огромное поле совпадающих интересов. Есть новые опасности, против которых мы должны бороться вместе. Все это так. Но давайте поговорим о цене! Если мне скажут: вы должны вопреки вашим интересам, вашему видению ситуации, вопреки общественному мнению вашей страны повторять то, что предлагает НАТО, я на это не пойду. Вопреки всему я действовать не могу.
— Евгений Максимович, общественное мнение имеет для вас значение при формировании внешней политики?
— Мы конечно же учитываем, не можем не учитывать общественное мнение в определении внешней политики, — сказал тогда Примаков. — Я поддерживаю контакты с руководителями парламентских фракций, я выступаю перед фракциями, комитетами Думы. Мы не можем проводить линию, которая противоречит общественному мнению.
ОН НЕ ЛЮБИТ АМЕРИКУ?
Назначение Примакова на пост министра иностранных дел было неприятным сюрпризом для западных стран. Там его знали как начальника разведки и как человека, который на глазах всего мира обнимался с иракским лидером Саддамом Хусейном — накануне войны с ним. В Соединенных Штатах эту его поездку восприняли с обидой. А Примакова зачислили в разряд политиков, настроенных антиамерикански. Хотя Примаков летал к Саддаму не по собственной инициативе, а выполняя поручение президента Горбачева. Объятия в арабском мире носят ритуальный характер. Обниматься могут и злейшие враги, если они встречаются на публике.
Уклониться от объятий Примаков не мог и не хотел, потому что расчет и строился на том, что иракский лидер прислушается к человеку, которого он знает, и выведет войска из Кувейта и военная операция не понадобится. Саддам Хусейн доводы Примакова отверг и сам себя наказал: Ирак потерпел оглушительное военное поражение. Но кадры, запечатлевшие дружескую встречу Саддама и Примакова, запомнились.
На Западе назначение Примакова даже сравнивалось с приходом на пост генерального секретаря Юрия Андропова, не только по сходству биографий — Примаков тоже пришел из спецслужбы, — а потому, что предполагали в нем готовность так же жестко и безжалостно служить российскому империализму. Американцы писали и говорили, что Примаков — сторонник восстановления единого Советского Союза и
