– Как же так, папа, – спросил Пранас, – меня съедят?
– Да, – ответил отец, – съедят.
Потом какое-то время Пранас молчал и жевал безвкусный клевер.
– Я не хочу, – сказал он, – я сбегу.
– Куда? – спросил отец.
– В лес, например.
– В лесу ты умрешь от голода и холода, но еще быстрее тебя съедят волки.
– Хорошо, тогда в город.
– Там тебя поймают в первый же день и сразу отправят на бойню.
– Получается, нам некуда сбегать?
– Да, сынок. Кроме Нашей планеты! Там живут души всех съеденных коров.
– Всех-всех-всех?
– Конечно! Души летают над лугами, а луга – сочные, зеленые, их много, там вообще – одни луга.
Пранас продолжал жевать, и уже не потому, что хотелось есть (есть уже точно не хотелось), а чтобы не привлекать внимания Игнаса.
– Мечисловас знал обо всем, когда уезжал в город?
– Конечно, сынок, я рассказал ему.
Значит, он знал и не попрощался!.. Грустно так улыбнулся, ткнулся в бок губами и пошел вместе с остальными бычками в грузовик.
– Я же еще очень молодой, – сказал Пранас, но отец не ответил, потому что все уже было сказано.
Пригнали стадо с соседнего хутора. Жалмарге улыбнулась издалека так ласково, как никогда даже солнце поутру не улыбалось. Но эта нежность уже ничего не значила, потому что с ней ничего нельзя было сделать.
* * *
Ночью Пранас не мог уснуть. Ворочался, вставал, ложился, и все без толку. Потом задрожал от страха и еле устоял на ногах. Он не знал, как именно будут его резать, и невольно каждой частью своего тела пытался представить страшное, горячее проникновение ножа.
Отец прижал его к стене коровника, дрожь понемногу прошла.
– Зачем ты мне обо всем рассказал? Уж лучше бы не знать.
– Сынок, я не смог бы жить дальше, если бы мы не простились. Получилось бы, что я тебя обманул.
– Скажи, отец… А как же ты вырос и прожил долгую жизнь?
– Тут все просто, у каждого своя судьба. Когда-то меня одного оставили, чтобы рожать новых бычков.
«Это, наверное, еще страшнее – вот так жить, рожать детей и прощаться с ними», – подумал Пранас. Но подумал, уже засыпая. Сон приходит сам собой, когда о нем перестаешь думать.
И опять до рассвета пришлось проснуться. Сначала, во сне, все было тихо: речка, цепь, лис, а потом непривычный, залетный звук разбудил Пранаса. Машина хозяина господина Чесна запыхтела, зашуршала по гравию и остановилась у дома.
Лукас приехал! Лучший друг, брат, Бог! Как же можно было за своими страхами забыть, что это – сегодня! Госпожа Чесне выбежала встречать, дверь машины отворилась, и Чесна вынес спящего Лукаса на руках. На мгновение кусочек его белого тела блеснул в темноте. Вырос-то как! Восемь лет – не шутка, совсем крепыш стал. Мальчик спал, обвив ручками папину шею.
Пранас улыбался какое-то время, но потом загрустил еще пуще прежнего. До этого ему было просто страшно умирать, а теперь он понял, что навсегда попрощается с Лукасом и с Жалмарге. Она, конечно, не была лучшим другом, но с ней было почему-то хорошо, к ней тянуло и расставаться не хотелось. Потом он понял, что еще ему не хотелось расставаться с любимым зеленым лугом, с тем, как перед рассветом начинает пахнуть солнце, с ночным журчанием речки и даже с лисом, которого никогда не видел. И он рассказал обо всем этом отцу.
Отец сказал:
– Сынок, неважно, отчего умрешь. Важно – для чего родился. Важно принести кому-то пользу. Скажи, ты любишь Лукаса?
– Спрашиваешь! Больше всего на свете!
– Так вот, ты сможешь ему помочь. Я слышал, что он заболел в городе и его сюда прислали выздоравливать. Ему нужно набираться сил и хорошо питаться. Понимаешь?
– Лукас заболел? Как так!
– Из твоего мяса сделают котлетки, Лукас их съест и выздоровеет. Он будет бегать, резвиться и вспоминать Пранаса – своего лучшего друга.
Лучшего?! Ну… Конечно… Что тут думать.
– А я смогу встретиться с ним перед тем, как…
– Думаю, сможешь, если ему разрешат выйти. Ну, а если нет… просто поможешь другу.
* * *
Шли на луг, и Пранас не знал, что сегодня это – в последний раз. Как обычно, еще до звона бубенцов, он почувствовал приближение Жалмарге с той стороны холма.
– Ну что, рассказал тебе отец про Планету?
– Рассказал… Знаешь, ничего интересного. Я потом тебе как-нибудь.
Он вдруг подумал, что Жалмарге тоже скоро пустят на мясо, но у нее нет лучшего друга, вроде Лукаса, ей некого накормить собой. И пусть сейчас она ни о чем не догадывается, потом, когда поведут забивать, наверное, будет очень страшно умирать просто так, без пользы. Пранас спросил:
– Тебе нужен друг?
Жалмарге затаила дыхание и отвела взгляд.
– Нужен, – сказала она.
– Хочешь, я буду твоим другом?
Тогда она чуть не заплакала.
– Очень хочу.
Потом они молчали и ели клевер. А потом пастухи погнали стада домой.
– Ну это, – сказал Пранас, – ты мне что-нибудь скажи. Чтобы не просто так все.
Жалмарге ничего не ответила, а ткнулась мордой в его бок. Не шутливо, как отец или брат, а нежно, слегка приоткрыв губы, на секунду дыхнув теплым паром и даже – тронув языком. Пранаса словно обожгло от поцелуя, он закрыл глаза, а когда открыл, Жалмарге уже не было рядом. Смутившись, она ушла вверх по склону, на другую сторону холма, навсегда.
* * *
Если говорят «может быть, да», «может быть, нет», это всегда означает «нет». Ни утром, ни днем Лукас не вышел, а сразу после обеда во двор зарулил пропахший навозом и слезами фургон. Отца рядом не было, ждать никто не стал.
Какие-то чужие люди потянули Пранаса на веревке через двор, и он успел только заметить, что пастушок Игнас играет на крыльце в тетрис и никак, вообще никак, на него не смотрит. До этого казалось, что все случится нескоро, но уж когда случится, то будет время попрощаться и с отцом, и с Игнасом, и с коровами. А теперь получалось, что все происходит стремительно, так что и вздохнуть нельзя, успевай копыта переставлять.
Их хутор был самый дальний от города, поэтому сначала он ехал один, у окна, глядя на незнакомые луга. Но потом машина стала останавливаться, в нее вталкивали новых, совсем незнакомых бычков, и через два часа уже невозможно было стоять на ногах: со всех боков подпирали, бодались и в результате – оттеснили от окна.
Видимо, отцы предупредили не всех: кто-то понимал, что происходит, только сейчас. Кроме бычков в кузове оказалась пара совсем молодых телочек и несколько взрослых коров. Из вежливости Пранас даже попытался уступить одной черной корове с белым пятном свое место у окна, но со всех сторон так напирали, что даже сдвинуться не получилось. Самые молодые бычки истошно закричали, стали звать маму, но это уже не имело никакого смысла, потому что машина уехала далеко и двигалась без остановок на
