Берлин: «Мы должны были отодвигать горы русских убитых солдат, чтобы очистить себе путь к наступлению». Сообщения с фронта с каждым днем становились все более и более тревожными, а 17 августа к Сомову пришел взволнованный Нурок и рассказал, что из «Речи» ему сообщили слухи о том, что немцы прошли почти до Парижа. 19 августа 1914 года Константин Андреевич записал: «Поражение наших войск, уничтожено два корпуса, убит Самсонов. Позорное переименование Петербурга в Петроград…». В мастерскую к Сомову часто заходила Анна Андреевна, беспокоившаяся о своих сыновьях. 27 августа К.А. Сомов и Анна Андреевна навестили прорвавшихся в Россию из своего путешествия по Испании А.П. Остроумову-Лебедеву и ее мужа С.В. Лебедева. В Петроград они пробирались 14 дней, через Париж, Эдинбург, Норвегию и Швецию.
Подходил к концу 1914 год. На фронте – сплошные неудачи. В обществе – плохое настроение. Подавленность людей ощущается везде: в салонах, магазинах, учреждениях. У всех в разговоре одно: «Когда же кончится эта война? Слишком долго тянется, слишком ужасна!»
В Петроград пришел Новый, 1915 год. Короткий зимний солнечный день. В Царском Селе принимает поздравления император. К подъезду дворца прибывает вереница экипажей. Парадные комнаты сверкают золотом и хрусталем. Окруженный свитой, царь сосредоточен и спокоен, хотя на фронте неудачи посыпались как из рога изобилия. Начались трагические отступления, потеря территории в Польше, Прибалтике, Украине и Белоруссии. Поток беженцев хлынул в Петроград, значительно осложнив и без того тяжелое продовольственное положение. У Варшавского вокзала в наспех выстроенных бараках ютились мужчины, женщины и дети из оккупированных немцами земель. Беженцы находились в ужасном состоянии, многие умирали от голода. Отступление русской армии и слухи об измене болезненно отзывались в народе. Темная фигура Распутина, вмешивавшегося в русскую внутреннюю и внешнюю политику, черной тучей нависла над Петроградом. Царица Александра Федоровна жаловалась царю и требовала укротить Государственную думу, постоянно обижавшую их Друга Григория. А лучший Друг телеграфировал царской чете: «Миленькаи папа и мама! Вот бес то силу берет окоянный. А Дума ему служит. Там много люционеров и жидов. А им что. Скорее бы божьего помазанника долой…».
Холодные снежные метели закружили над Россией. Люди устали, везде слышатся унылые речи, и все они об этой проклятой войне. Все говорят или думают об одном – к чему продолжать бойню. Болезненный пессимизм отмечается не только в народе, но и в гостиных столичных аристократов. Французский посол Палеолог в своих воспоминаниях приводит содержание беседы у княжны Г. с неким Б., который в припадке пессимистического и саркастического настроения сказал: «Эта война окончится как „Борис Годунов“… Вы знаете оперу Мусоргского? Борис, измученный угрызениями совести, теряет рассудок, галлюцинирует и объявляет своим боярам, что он сейчас умрет. Он велит принести себе монашеское одеяние, чтобы его в нем похоронили, согласно обычаю, существующему для умиравших царей. Тогда начинается колокольный звон, зажигают свечи, попы затягивают погребальные песнопения. Борис умирает. Едва он отдал душу, народ восстает. Появляется самозванец – Лжедмитрий, ревущая толпа идет за ним в Кремль. На сцене остается только один старик, нищий духом, слабый разумом, юродивый и поет: „Плачь, Святая Русь православная, плачь, ибо ты во мрак вступаешь“… Мы идем к еще худшим событиям… У нас даже не будет самозванца, будет только взбунтовавшийся народ, да юродивый, будет даже много юродивых».
В мастерской у Сомова часто собираются художники, приходит Анна Андреевна, читает письма сыновей из армии. 9 февраля 1915 года Константин Андреевич записал в дневнике: «Спорили вкривь и вкось на тему о войне и будущих судьбах России, я не удержался и ввязался в ненужный бесполезный спор…». В Россию приезжает Уолпол Хью – английский писатель и критик, он в годы Первой мировой войны работал в столице, в Красном Кресте. Веселый, умный, с чувством юмора, англичанин оказался большим поклонником искусства Сомова. 23 февраля у Сомова собрались гости, среди них Уолпол Хью, Нурок, Венгерова. Позднее пришли Анна Андреевна и Нувель. Было весело, оживленно. Гости засиделись до трех часов ночи. Изабелла Венгерова прекрасно играла Моцарта, Скрябина, Рубинштейна, Шумана. Анна Андреевна пела. Уолпол просил позволения у Константина Андреевича бывать у него и быть с ним на дружеской ноге. После этой встречи Хью стал часто навещать Сомова, беседовать с ним об искусстве, оказался интересным человеком, любящим Россию. Прочел всего Толстого, Тургенева и Достоевского. Рассказал Константину Андреевичу о задуманной им повести из англо-русской жизни. Тема – война, смерть, отношение к ней, мистически сплетенные с реальностью. Сказал, что хотел бы посвятить повесть русскому художнику К.А. Сомову.
1916 год не принес радостных вестей. Обстановка на фронте безрадостная. В городе все на разные голоса поносили правительство и царя. Даже гвардия обсуждала возможность государственного переворота. Приближенные успокаивали императора, что это-де пустые разговоры, народ, любящий Россию, переворота не сделает.
Осенью 1916 года поставки продовольствия в Петроград составили лишь половину его потребности. Жизнь становилась трудной. Продукты дорожали, курс рубля падал. Процветала спекуляция. Корреспондент одной из французских газет на извозчике знакомился с Петроградом 1916 года. Проезжая мимо Зимнего дворца, он, обратясь к извозчику, угрюмому бородатому мужику, показал рукой на окна царской резиденции и, с трудом подбирая русские слова, с невероятным акцентом произнес целую фразу: «Царь-батюшка, царица-матушка». Уличный извозчик закивал головой и, поняв, что француз кроме этих слов по-русски больше ничего не понимает, ответил: «Этого бы батюшку да к этакой бы матушке», – плюнул и истово перекрестился. Вскоре во французских газетах появилась оперативная информация, из которой следовало, что русский народ проникнут глубокими религиозными и монархическими настроениями. «Седобородый извозчик, как ребенок, плакал и крестился при упоминании царя-батюшки», – рассказывала газета своим читателям.
Семья Сомовых продолжала пополнять ряды армии. Сын умершего брата Саши – Андрей, поступил в Петроградское юнкерское артиллерийское училище, готовившее ускоренным темпом офицеров для фронта. Вечером 21 января 1916 года Константин Андреевич и сын Анны Андреевны, Женя, навестили молодого Сомова, тот, довольный жизнью, радостно рассказывал дяде и двоюродному брату о верховой езде и об интересных историях из своей новой военной жизни. К.А. Сомов вспоминал: «… в приемной спертый воздух, масса посетителей, грустно. Заведение, в котором столько чудесной молодежи, – это готовится пушечное мясо…». В ноябре друзья отметили 47-летие художника. Анна Андреевна сумела из скудных запасов приготовить праздничный стол. Пришли супруги Бенуа, Карсавина, Брюс и Уолпол.
В декабре 1916 года из «Биржевой газеты» узнали об убийстве Распутина. Хью Уолпол вспоминал в 1930 году: «Я любил творчество Константина Сомова на протяжении стольких лет, что теперь мне трудно говорить о нем. Оно смешивается в моем представлении со столь многими личными впечатлениями – с Сомовым, рисующим коричневую корову над голубой лужей, с его серьезной и несколько меланхолической рассеянностью, когда кто-то вошел и сказал, что Распутин только что был найден плавающим среди льда Невы…». Так завершился 1916 год, положивший начало концу Российской империи и дому царствующей династии Романовых.
Открыв адресную и справочную книгу «Весь Петроград» за 1917 год, нахожу, что Михайлов Сергей Дмитриевич, действительный статский советник департамента окладных сборов Министерства финансов, и жена действительного статского советника, художница Михайлова (Сомова) Анна
Андреевна, проживали совместно по Екатерингофскому проспекту, в доме № 97. Сергей Дмитриевич, сделавший неплохую карьеру, занимал теперь должность чиновника особых поручений Министерства финансов, министерства, которому оставалось просуществовать всего несколько месяцев.
Обычно все адресные книги до этого критического года изобиловали броскими рекламами, призывающими покупать широкий ассортимент товаров по самой дешевой и выгодной цене. Книга же «Весь Петроград» за 1917 год, почти лишенная рекламы, открывалась (видимо, судьбоносно) огромным, во всю страницу, объявлением торгового дома Бассейного бюро похоронных процессий А.В. Васильева и К°. Текст его доверительно сообщал читателям, что это единственное в Петрограде заведение с роскошным инвентарем для похорон. Не менее любезно реклама информировала господ заказчиков, что они при этой процедуре освобождаются решительно от всех похоронных хлопот. Фирма к тому же, оказывается, постоянно работала даже в ночное время.
Объявление полностью соответствовало духу времени и состоянию дел в Российской державе. Война. Россия погибала. Страна огромных возможностей погружалась в пучины глубокого национального кризиса. Голодными и холодными стояли ее города, пустыми и безмолвными деревни. Многочисленные займы не могли поправить расстроенную финансовую систему страны.
