Петроград встречал Новый, 1917 год – третий год войны. Невеселой и тревожной была эта встреча. Столица голодала, в квартирах холодно, лица горожан печальны. Продукты с каждым днем дорожали. Царствовали спекулянты. Народ возмущался, возникали драки, разъяренные толпы избивали спекулянтов, ругали правительство. В правительстве долго и нудно обсуждали вопрос, кто же должен отвечать за продовольствие в Петрограде и не следует ли ввести твердые цены на хлеб. Топлива не хватало не только для жилищ, но и для предприятий города. По регулярным сводкам Министерства внутренних дел «в квартирах обывателей температура редко поднималась выше 11–12 °C. В учебных заведениях и учреждениях занятия были крайне затруднены, так как термометр показывал в их помещениях всего 6–8° тепла… В городе развилась масса заболеваний воспаления легких». Уже в декабре 1916 года из-за отсутствия топлива в Петрограде остановилась работа на 73 предприятиях. Разруха, голод, политический кризис, падение авторитета правительственной власти до последнего, критического предела. Во всех бедах народ винил царя и его ближайшее окружение. К стенам города грозно приближался шквал могучей революционной бури. Ее первое грозное дыхание в Петрограде ощутили еще осенью 1916 года, когда широкой волной прошли забастовки и стачки рабочих, выдвинувших политические требования. Всем стало ясно, что остановить эту мощную волну практически невозможно. Она нависла над династией Романовых, загнавших страну в тупик, выход из которого был возможен только через революционные потрясения. Это видели и понимали все задолго до событий 1917 года.
В 1915 году известный заводчик Путилов в частной беседе с французским послом в России Морисом Палеологом прозорливо предсказал: «Дни царской власти сочтены, она погибла безвозвратно. А царская власть – это основа, на которой построена Россия, единственное, что удерживает ее национальную целостность… Отныне революция неизбежна, она ждет только повода, чтобы вспыхнуть. Поводом послужит военная неудача, народный голод, стачка в Петрограде…
У нас же революция может быть только разрушительной, потому что образованный класс представляет в стране лишь слабое меньшинство, лишенное организации и политического опыта. Вот, по моему мнению, величайшее преступление царизма: он не желал допустить, помимо своей бюрократии, никакого другого очага политической жизни… Сигнал к революции дадут, вероятно, буржуазные силы, интеллигенты, кадеты, думая этим спасти Россию. Но от буржуазной революции мы тотчас перейдем к революции рабочей, а немного спустя к революции крестьянской. Тогда начнется ужасающая анархия на десять лет… Мы увидим вновь времена Пугачева, а может быть, и еще худшие…».
25 февраля 1917 года у правительственных зданий установили воинские караулы. Взяты под охрану мосты. Толпы рабочих стекались к центру города. На улицах – казаки, цепи полицейских.
27 февраля Константин Андреевич записал в дневнике: «Слухи, что сегодня опять беспорядки и стрельба. Вчера было много убитых. Толпа стреляла в семеновцев, те отвечали и убивали. Павловский полк и казаки, говорят, отказываются усмирять толпу. Новочеркасский тоже… Гулял с Анютой на Морскую, солнце на улице, не зловеще, кое-где видны войска… Анюте звонили, что Думу распустили, на что она тогда себя объявила временным правительством. Керенский вышел в толпу и говорил войску, окружавшему Думу, оно его слушало дружелюбно… Многие войска примкнули к народу. Звонил Кан, что Дума распущена, царь отказывается от самодержавия, подчиняется Думе. Назначается регентом Михаил Александрович, а Алексей – главнокомандующим. Мефодий выходил вечером до Английского проспекта, говорит, было жутко, под воротами во многих местах раздавали оружие. Все войска-де примкнули к народу, что в городе уже восстановлен порядок».
Утром домработница Сомова, Клавдия, сказала, что Литовскую тюрьму всю ночь громили, все окна были разбиты и там в 6 часов утра выпустили женщин и детей.
Константин Андреевич писал: «По-видимому, династия пала и регентства никакого не будет. Пошел к Анюте рассказать. Потом вышел на Лермонтовский и назад. Много хулиганов вооруженных, кое-где стреляют, громадные хвосты на Английском за сахаром. Едут авто с красными флагами, в них оборванные люди и наполовину солдаты… Около 3–4 часов у нас совсем близко у Аларчина моста началась сильнейшая пальба из пулеметов, долго длилась… На противоположном конце канала два дома испещрены пулями. Много раз был у Анюты. Миф (Миф – Мефодий Георгиевич Лукьянов, друг художника. –
В февральские дни 1917 года группы матросов «Авроры» и бывшей царской яхты «Штандарт» принимали участие в подавлении сопротивления полиции Коломны. Разгрому подверглись полицейские участки и тюрьмы. Начались массовые убийства офицеров.
Жертвами Февральской революции стали верные своему долгу морские офицеры, первыми вошедшие в синодик уничтоженных «великим и бескровным» переворотом. В основной своей массе это были люди, честно служившие Родине и храбро воевавшие с врагом – герои Порт-Артура и Цусимы. Для них, покрытых шрамами флотоводцев и для еще не понюхавших пороху недавних гардемаринов, февраль 1917 года стал путем на голгофу.
28 февраля в Кронштадте матросы убили адмирала Р.Н. Вирена – военного губернатора крепости. В русско-японскую войну, командуя крейсером «Баян», он выдержал бой с шестью крейсерами японцев и вывез через кольцо морской блокады все боевые знамена Порт-Артура. Вместе с ним расстреляны начальник штаба порта контр-адмирал А.Г. Бутаков, начальник школы юнг генерал-майор К.И. Степанов, комендант Кронштадтской крепости вице-адмирал А.П. Курош и другие морские офицеры.
В Гельсингфорсе матросами подло убиты командующий флотом Балтийского моря вице-адмирал А.И. Непенин и начальник 2-й бригады линейных кораблей А.К. Небольсин.
А.И. Непенин считался достаточно авторитетным и популярным в матросских массах. В своем приказе № 302 от
4 марта 1917 года он писал: «Приветствуя и всецело поддерживая новый строй Свободной России, я предлагаю всем гг. офицерам во имя блага нашей великой Родины, сохраняя дальнейшее полное спокойствие, вступить в открытую и тесную связь с подчиненными им командами, ибо только при обоюдном доверии и связи мы можем сохранить наш флот сплоченным и сильным на глазах врага – немца… Считаю абсолютно недопустимым пролитие драгоценной русской крови. От имени нового правительства Великой и Свободной России еще раз призываю офицеров к спокойствию и единению с командой и категорически запрещаю пролитие крови, ибо жизнь каждого офицера, матроса и солдата особенно нужна России для победоносной войны с внешним врагом».
Начальник воздушной дивизии Балтийского флота Б.П. Дудоров 10 марта 1917 года писал командующему Черноморским флотом адмиралу А.В. Колчаку: «Глубокоуважаемый Александр Васильевич. Спешу исполнить Вашу просьбу, сообщить подробности печального и гнусного дела убийства незабвенного Адриана Ивановича с Тирбахом (лейтенант П.И. Тирбах – флаг-офицер командующего флотом. –
Адриана Ивановича с Тирбахом повели через ворота порта. Здесь шедшие впереди расступились – сзади раздались два выстрела, и А. И. упал. В упавшего было произведено еще 4 выстрела, затем тело было поднято на штыки и приперто к скалам. Свершилось! Германский флот без боя, без своего участия, одержал в этот день, в эту минуту огромную победу. А безумные дикари топтали ногами тело убитого, кто всю жизнь отдал России и Флоту, кто первый поднял среди них знамя революции во имя спасения ее от грозного врага, кто был нашей надеждой!»
С кораблей, стоявших на рейде Гельсингфорса, матросы вели буквальный отстрел командиров боевых судов и морских офицеров, пытавшихся спастись бегством по заснеженному льду залива в районе финской столицы. Всего на Балтийском флоте в дни Февральской революции расстреляно 120 морских офицеров и арестовано более 600 человек.
В Петрограде развернулись уличные бои. Горели здания. Дом балерины Матильды Кшесинской разгромлен ворвавшимися в него повстанцами. Тем не менее в столице царили небывалый подъем и оживление. Люди, с огромными красными бантами на одежде, со слезами радости на глазах, поздравляли друг друга с праздником свободы и революции. Ее признали все, и все были ей рады. Представители всех родов войск Петроградского гарнизона стройными рядами, под музыку, продефилировали в Таврический дворец во главе с офицерами, приколовшими на кокарды фуражек красные банты и красные нашивки на рукава шинелей. Великий князь Кирилл Владимирович признал Думу и, одетый в форму капитана 1-го ранга, привел в Таврический дворец для присяги Временному правительству Гвардейский экипаж.
