Охота на рэкетиров

– Извини друг, – с пьяным чувством проговорил Атасов. – Видать от меня, типа, у всех одни неприятности.

– Бедная девочка, – добавил он, проанализировав ситуацию глубже. – А как приветливо меня встретила. Даже не орала, типа, почти… И мешать нам не стала. Я перед ней в долгу, Бандура…

Андрей выдавил улыбку.

«Как же, не стала мешать». Кристине просто повезло больше Андрея. Она-то как раз успела, и теперь спокойно спала. Узнал бы кое-что Атасов про бедную девочку, если б забарабанил в дверь пятью минутами раньше…

– Болит, типа?

– Одно хорошо, – сообщил Андрей, исхитрившись изобразить ухмылку, – по дороге в Крым я зуб простудил. И он ныл, зараза, – никакой анальгин не помогал. Зато теперь так мошонка разболелась, что я никакого зуба не чувствую.

– Хочешь, типа, чтобы отпустила голова – сломай себе руку, – назидательно изрек Атасов.

– Ты научишь…

– Со мной случалось нечто подобное, – сказал Атасов, виновато поглядывая не приятеля. – Давно, правда. Когда я еще в военном училище прозябал. Первые два года курсантам полагалось жить на казарменном, типа, положении. И только потом – в общежитии вроде студенческого.

– Как тебя вообще занесло в курсанты? При родителях музыкантах?

– Гораздо проще, чем ты, типа, думаешь. Отцу своему я кроме как в оркестровой яме, и не представлялся никогда. Тем паче, что видел он меня редко. Маман была с ним солидарна. Мое будущее виделось обоим лет на пятнадцать вперед. Своих мыслей я не имел, скажи лучше, у кого они есть в семнадцать? Да меня никто и не собирался спрашивать. Мое личное мнение интересовало их, как коров геометрия.

Бандура неуверенно хмыкнул.

– Я честно отходил в музыкальную школу, затем мне наняли репетиторов. Из консерватории, Бандура, так что возможностей для маневра у меня было не больше, чем у «Запорожца», угодившего в проторенную грузовиками колею…

Но, – Атасов повысил голос, – каждое действие вызывает противодействие, мой друг. И, чем сильнее меня толкали в консерваторию, тем меньше мне туда хотелось. К выпускному балу желание насолить предкам переросло в навязчивую идею. Типа, в манию. Герой Джека Лондона, пожалуй, сбежал бы на Клондайк. Или завербовался матросом на шхуну. У комсомольца Саши Атасова таких возможностей не было. Зато, – Атасов потряс указательным пальцем перед носом Андрея, – зато, типа, комсомолец Атасов изобрел способ, более прозаичный, не спорю, но гораздо более эффективный. Надежный, типа. Незадолго до конца четвертой четверти ученик 10-А класса Саша Атасов заявил военруку, что не мыслит себя без армии. Спит и видит себя в сапогах. Бедный старый Владимир Поликарпович, которого вся школа иначе, как Беретом не называла, за глаза, понятно, едва не заплакал от этих слов, Бандура. Берет вышел в отставку еще при Гречко,[77] ему даже конец войны довелось зацепить. Именно от Берета я впервые услышал про вшей. Майорский китель не желал застегиваться у него на животе, отчего казалось, будто Берет долго вращался в стиральной машине вместе со своей повседневкой, и та основательно села. Латунные пуговицы его мундира пребывали в таком напряжении, что легко было представить – когда нитки лопнут, пуговицы полетят во все стороны с убойной силой пулеметной очереди. Фургон взял меня в оборот, оформил необходимые документы. Настрочил ходатайство от себя. Я не успел моргнуть глазом, как принимал воинскую присягу. «Я, Гражданин Союза Советских Социалистических республик, вступая, типа, в ряды Вооруженных Сил, торжественно клянусь…»

– А родители?

– Старики были в шоке. Я мог праздновать победу, но мне, если честно, перехотелось, типа. Победа, Бандура, оказалась пирровой. Как и в большинстве советских организаций, попасть в училище оказалось значительно проще, типа, чем выбраться оттуда. – Атасов сонно уставился на Андрея. – К чему я все это нагородил, Бандура?

– Ты о девушке собирался рассказывать…

– Я, типа? – удивился Атасов. В продолжение рассказа он не уставал прикладываться к бутылке и все больше хмелел.

«Ох и квадратная ж у тебя будет с утра башка», – мысленно предрек Андрей.

– Конечно, ты, – подтвердил он. – Ты сказал, у тебя нечто подобное случалось.

Андрей раздвинул ноги пошире. Боль немного улеглась.

– В самом деле? – Атасов клюнул носом, но нашел в себе силы и собрался с мыслями, – Ну да… девушка, Андрюша, была второй причиной, загнавшей меня в училище. А если положить, типа, руку на сердце, то, пожалуй, первой.

– Вот как? – удивился Бандура. Его снедало любопытство. Насколько было известно Андрею, Атасов отчего-то чурался женщин. Никто никогда не слышал, чтобы у него была подруга, не говоря уж о жене. Злые языки, которых среди правиловских бойцов насчитывалось ничуть не меньше, чем в любом другом коллективе, судача на эту тему, приписывали Атасову черт знает что. Одни поговаривали, будто он облучился в армии, другие пробовали окрасить его благородную фигуру в новомодный голубой цвет, третьи утверждали, что женщинам Атасов предпочитает собак. «Бульдога своего трахает. И весь базар. Мудило, больное на голову».

Подобным россказням Бандура не верил, а толком никто ничего не знал. Даже Армеец с Протасовым. Атасов всегда был один, и на том стояла точка.

– Вот как? – повторил Андрей, опасавшийся, как бы приятель не повалился под стол, будто вековой дуб, изъеденный древоточцами изнутри.

Она пришла к нам в четвертом классе, Бандура, и до седьмого, типа, включительно, я даже в ее сторону не смотрел. Но где-то с середины восьмого что-то такое произошло, типа. Что-то такое, Бандура, для чего я не подберу слов, но только с тех пор свет для меня сошелся на ней клином. По крайней мере, так мне казалось тогда, а значит, так оно, в сущности, и было. Моя любовь оставалась безответной, кстати,