'Над железной решеткой сада, качаясь, обеспамятев, бежал австриец без винтовки, с кепи, зажатым в кулаке'.

А в 30-е годы стало так:

'Вдоль железной решетки сада...'

Понятно, что получившееся повторение — 

'...вдоль улицы. Вдоль железной решетки...'

— взыскательного мастера не удовлетворило, и пришлось с одним 'вдоль' расстаться. С тех пор читается так:

'...понес его по улице. Вдоль железной решетки сада, качаясь...'.

Ну вот — с 30-ми годами разобрались... Но что заставило уже в 1929 году придираться к вполне приличной фразе?

Только одно — Шолохов не знал одного конкретного и совершенно специфического значения глагола 'нести' — 'лошади несут' — 

'понесли, взбесились и помчали'

(Даль <1881>, II, 537).

Так вот, 'понес' — это, понятно, форма совершенного вида глагола 'нести', но в значении, отличном от обычного,— не 'таскать', а 'взбеситься и помчаться'.

Конь Григория понес — будучи ударен плоской стороной шашки.

Не поняв этого, Шолохов уж и вовсе растерялся, столкнувшись на той же странице с фразой:

'Конь прыгнул, всхрапнув, понес Григория на средину улицу'.

То, что эта фраза произвела на Шолохова сильное впечатление, подтверждается первоначальной правкой, внесенной в предыдущий пассаж. Правка эта полностью ориентирована на последующую фразу:

'...понес Григория на средину улицы'

'...понес его вдоль улицы'

Мало того, через фразу скачет еще одна лошадь и опять что-то тащит:

'Мимо Григория вспененная лошадь протащила мертвого казака, и лошадь несла, мотая избитое оголенное тело по камням'.

Так вот, эта фраза никаким изменениям не подверглась, а зря — именно в данной фразе мы встречаем глагол 'нести' в том самом, недоступном Шолохову значении. Он-то решил, что лошадь несет мертвое тело, а дело обстоит совсем иначе. Тело лошадь 'протащила', а 'несет' она не тело, а себя самое — т.е. 'понесла, взбесилась и помчала'.

То, что лошадь обезумела, ясно из того, что она 'вспененная'. Лошадь-то никто не погоняет — всадник мертв, значит, мчится она по собственной воле, гонимая страхом перед висящим в стремени трупом.

Зато две другие фразы Шолохов мучил беспрестанно:

Было:

'понес вдоль улицы' — стало: 'понес его вдоль улицы',

и наконец:

'понес его по улице'.

Было:

'понес Григория на средину улицы'

стало:

'вынес Григория на середину улицы'.

Но ведь на лошадей в этой главе возложена вовсе не транспортная функция — они лишь завершающий мазок картины всеобщего безумия. Безумен Григорий — 'Распаленный безумием, творившимся кругом, занес шашку' над головой австрийца... Безумен австриец — бежал 'обеспамятев'... Безумны лошади — несут...

А Шолохову ноша оказалась не по силам...

Ну, ладно — ну, не справился... И что же из этого следует?

Да, в общем-то, всё: язык Шолохова — это не язык автора. А раз автор романа и Шолохов говорят на разных языках, то мы имеем дело с двумя разными людьми. 

Пол-лошади

Тяжела гражданская война. И особенно тяжко, что не далекая чужая земля, а родная околица обернулась театром военных действий. Правда, с другой стороны, противнику куда как хуже. Ему здесь каждая былинка враг, каждая щель — западня...

А казак — на своей земле. И пока враг мыкается по голой степи, казак тайными путями несет ему смерть.

В начале 1918 года Григорий воевал на стороне красных и со своими двумя сотнями двинулся на охват правого фланга 'чернецовцев'.

Вы читаете Жизнь мародера
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату