'— А я в турецкой кампании побывал... Ась? Побывал, да. <...> Под Рошичем был бой... <...> Два Егория имею! Награжден за боевые геройства!..'
Итак, подвиги свои дед совершил в 1877 году. Где — тоже ясно: в Болгарии, и даже еще конкретней — под Плевной и Рошичем. Ну что ж, Плевна — место известное. Наверное, и Рошич чем-то знаменит... Только чем? Военная история на этот счет хранит полное молчание. Да и география не более разговорчива. Потому что не было ни такого боя, ни такого Рошича!
Зато был Рущук — турецкая крепость и портовый город на Дунае. Известностью своей, впрочем, Рущук обязан не победам русского оружия, а тому, что наступавшим Восточным отрядом Дунайской армии командовал тогдашний цесаревич и будущий император Александр III. Естественно, что в дореволюционной историографии Рущуку уделялось намного больше внимания, чем он того заслуживал...
Так вот, Рущук назван Рошичем дважды — в авторской речи и в речи персонажа. При этом никаких причин менять невнятное слово Рущук на не более понятное Рошич тоже не отыскать. Даже в турецком названии городка — Хрущук — для русского уха больше смысла, чем в слове 'Рошич'. Болгары же дали городу и вовсе нетрудное имя — Русе!..
Откуда же тогда взялся Рошич? От невежества и глупости.
С началом и концом — 'Р' и 'мъ' — Шолохов еще справился, зато со всеми прочими буквами в слове 'Рущукомъ' оплошал:
'у' один раз прочел как 'о' [ ], а потом как 'и' [ ];
'о' перепутал с 'е' [ ];
'к' принял за 'ч' [ ]...
Так что, поставив 'ш' там, где написано 'щ', Шолохов совершил наименьшее из прегрешений. А вычитав из 'пуза' — 'пояс', он лишь подтвердил правоту русской поговорки, увековеченной неутомимым В. Далем:
'Дураку пo-поясъ, а умный сухъ пройдетъ'
И что замечательно — до 'пуза' Шолохов так никогда и не добрался, а поменял 'пояс' на 'брюхо'. И это — второй вывод: у Шолохова и Автора романа 'Тихий Дон' — разный словарь. Шолохов обозначает живот лошади словом 'брюхо', а Автор — 'пузо'. Разный словарь — это разные языки. Ну, а уж где разные языки, там непременно — разные люди.
* * *
Нет, не ладилось у Шолохова с лошадьми...
Есть в III-й книге романа такой эпизод: к сидящим в засаде казакам приближается (на свою беду) конный разъезд красных.
'Человек десять конных молча, в беспорядке ехали по дороге. На пол-лошади впереди выделялась осанистая, тепло одетая фигура'
Так эта фраза выглядела уже в журнальной публикации 1932 года. Но до тех пор прошло три года (1929 — 1931), когда цензура третью книгу до читателя не допускала. Вначале, видимо, запрет этот не казался абсолютным, и в 1930 году Шолохову еще удавалось публиковать какие-то отрывки.
Напрасно он это делал, потому что в изданной 'Библиотекой 'Огонек'' книжечке 'Девятнадцатая година (Неопубликованные главы 'Тихого Дона')' мы можем сегодня обнаружить такое:
'На площади впереди выделялась осанистая, тепло одетая фигура'.
Какая площадь? Откуда взяться площади на степной дороге?
Ясно, что площадь здесь не к месту, но как вообще можно было вычитать 'площадь' из половины лошади?..
Русский язык начала ХХ века мы понимаем без большого труда, но знаем его очень приблизительно. И еще приблизительней наши знания о специфических сферах языкового обихода. Например, о сокращениях.
Даже в специальной литературе практически не отмечено, что в 10-е годы иными были не только аббревиатуры (это очевидно), но и правила их образования. Например, мы без труда расшифровываем аббревиатуру 'гос.' — 'государственный (-ое,-ая)', но вряд ли отдаем себе отчет, что дожившее до наших дней сокращение 'Гохран' отличается от аббревиатуры 'Госстрах' не только содержательно, но и принципиально: в эпоху учреждения Гохрана слова в сокращениях были представлены открытыми слогами ('го=', а не 'гос='). Потому и НЭП вначале назывался НЭПО — Н[овая] Э[кономическая] ПО[литика]... И языковый ландшафт карательных органов свидетельствует о времени их учреждения: СИЗО — С[ледственный] ИЗО[лятор], ШИЗО — Ш[трафной] ИЗО[лятор]...
Из той же эпохи и знаменитая аббревиатура 'зе-ка' или 'зека'. Впрочем, здесь принцип сокращения иной — тройной. Вначале было слово 'заключенный' (заменившее прежнего 'узника' с его ненужными революционными ассоциациями), затем — сокращение первого рода, вполне понятное: 'зак.'. И вот здесь происходит главное — аббревиатура 'зак.' сокращается вторично: 'з/к'. То, что мы знаем теперь ('зе-ка', 'зека'),- это третья степень сокращения — чтение названий букв, входящих в аббревиатуру. Но сама форма 'з/к' такого чтения не предполагала; косая черта ('/') служила лишь обозначением пропуска гласного 'з<а>к'. Тому же правилу подчинялось и наводнившее деловую и частную корреспонденцию сокращение 'к/к', заменившее самое обычное слово 'как' (во всех его функциях).
Это — сокращения общепринятые, но были, наверняка, и индивидуальные, особенно в черновиках, записках для себя...
На такую мину, судя по всему, и напоролся Шолохов, пытаясь прочесть в рукописи слово 'п/лошади' — 'пол-лошади'. С первой попытки не преуспел — вышло 'площади'... Через два года все-таки справился. Или кто-то грамотный помог...
Страшная месть
История третьего шолоховского романа темна и невразумительна. Более того, в последние годы высказано мнение, что известные нам печатные фрагменты вообще не относятся к роману 'Они сражались за Родину'...
С таким заявлением выступил бывший литературный секретарь Шолохова Федор Шахмагонов. Опирается он на слова самого писателя, сказанные, как можно понять из контекста воспоминаний, еще при жизни Сталина:
'— <...> 'Они сражались за Родину' вовсе не роман, а фронтовая повесть...
И Михаил Александрович рассказал, каким образом фронтовая повесть превратилась молвой в роман'...[13]
Сразу же прервем мемуариста: не надо пенять на молву — сноской 'Главы из романа' сопровождалась публикация уже самого первого отрывка из произведения 'Они сражались за Родину'...[14]
Но продолжим слушание показаний Шахмагонова:
'<...> Некоторое время спустя после окончания войны в журнале 'Знамя' была опубликована статья американского литературного критика. В ней он рассуждал о возможности появления всеохватывающей эпопеи в жанре романа о Второй мировой войне. В своих рассуждениях, сравнивая характер дарования Хемингуэя, Драйзера, Ремарка и Шолохова, он пришел к выводу, что создание такого масштаба произведений можно ожидать только от автора 'Тихого Дона'.
Сталин пригласил к себе Шолохова. Принимал его в присутствии Г.М. Маленкова. Они дали прочитать Михаилу Александровичу статью, и Сталин сказал, что ждет от него именно такого всеохватывающего романа о войне. Сталин даже добавил, что если в романе прозвучат мотивы пацифизма, это простится.
Михаил Александрович сослался на то, то он еще не окончил повесть 'Они сражались за Родину'.
— Пусть эта повесть войдет главами в большой роман.
<...> Так родилось обещание Шолохова создать роман-эпопею 'Они сражались за Родину' в трех книгах. Правда, он нигде не разъяснял, что главы повести войдут в этот роман, хотя и пытался как-то их привязать к этой грандиозной задаче'[15].
Утверждение в последней фразе снова вызывает возражения, поскольку 'разъяснял' — в частности И. Араличеву в 1947 году:
'Опубликованные главы романа — из середины'[16].
