– Беру его назад.
Женщина снова заглотила галстук, затем оперлась руками и головой в стенку, выставив белые ягодицы.
У меня натурально возникла эрекция. Я с трудом мог в это поверить.
Женщина оглянулась на меня поверх плеча Она опять достала галстук.
– Эй.
– Что еще?
– Если мы будем в такой позе, я не смогу даже сказать, что занимаюсь этим с гангстером.
– Так и есть.
– Если я развлекаюсь с гангстером, то я должна видеть гангстера.
– Почему бы тогда не повернуться ко мне лицом?
– О, как уж-жасно! Чудовище! Разве я не говорила тебе, что терпеть не могу жестокость?
Женщина поднесла галстук, теперь уже весь обслюнявленный, к глазам.
Она зарыдала, вытирая галстуком слезы.
– Никто, никто не делает этого со мной, никогда, я знаю, это потому, что у меня слишком много требований и предпочтений, я особенная, я не такая, как все, и я не хочу больше делать это с поэтами, просто не хочу, и вот, когда я наконец отыскала тебя, гангстера, ты не хочешь меня.
– Дуллаю, я могу попробовать, – сказал я женщине.
– Правда? Ты можешь? – всхлипнула женщина.
Глаза ее были влажными от слез. Меня поразил этот взгляд, в котором сквозила самая неподдельная невинность. Тут меня осенило.
– Так ты школьница? Старшеклассница?
– Да нет же! Я студентка, первокурсница! Ну, говори, как ты хочешь?
– Ладно, что скажешь насчет такого варианта? Я бегаю вокруг раковины, прихрамывая, а ты можешь делать это сама с собой и в то же время смотреть на меня. Идет?
– О да! Мне нравится, давай!
Я открыл дверь нашей туалетной кабинки.
Я бегал и бегал перед раковиной, волоча за собой ногу по кафельному полу.
Женщина, прильнув к двери туалетной кабинки, наблюдала за мной.
Она щедро осыпала ласками собственное тело, предаваясь радостям самоудовлетворения.
– Беги, беги! Не останавливайся!
И снова, и снова, и снова, и снова я бегал, и бегал, и бегал, и бегал вокруг раковины быстро, как только мог.
Нога поскользнулась на мокром полу, и я растянулся. Чертово колено. Какая боль.
– Лжец! Ты сказал, что будешь бегать ради меня! Не останавливайся!
Я продолжал наматывать круги перед раковиной, раскачивая, словно маятником, своим достоинством.
Мне тошно. Мне смешно. О боже, как мне тошно.
У этой молодой женщины – или девушки? – был долгий взрывной оргазм.
Оргазм точно дитя, оргазм точно цветок.
– Ты в порядке? – спросил я молодую женщину.
Она бездвижно лежала на полу в туалетной кабинке.
– Так холодно, – пробормотала молодая женщина – скорее даже пропищала.
Она валялась, точно брошенная тряпичная кукла, пока я натягивал на нее трусики и платье. Одеть-то ее было куда труднее, чем ей раздеваться. А в таком состоянии голой оставлять ее никак было нельзя.
– Прости? Ты, кажется, что-то сказала? – спросил я.
– Слушай, так ты все-таки гангстер или поэт?
Я поднял молодую женщину и на руках вынес из уборной.
Молодая женщина спала как ребенок.
– Братец, старший братец, – сонно мурлыкала она. Оказавшись снова в баре, я уложил ее на составленные вместе стулья.
Посетители бара летали под потолком со стаканами в руках.
– Братец, большой-большой братец.
Какой-то алкаш угнездился на люстре и хлопал оттуда крыльями, хрипло каркая:
– Невермор! Больше никогда!
– Сколько? – спросил я у бармена.
Бармен, выставив локти на стойку, рвал на себе волосы.
– О боже мой! Сегодня худший день в моей жизни!
Вы только посмотрите на это! У меня между пальцами выросли перепонки!
Бармен протянул мне руки. То, что было незаметно в сжатых кулаках, возникало на раскрытых ладонях.
– Слушайте, я ухожу. Сколько я вам должен?
– Я же их не прятал. Я даже не заметил, откуда они взялись, как появились. Пожалуйста, поверьте мне, ради всего святого!
– Я верю вам.
– Рассказать вам о моей жене?
– Может быть, в другой раз.
– Вам понравится, очень интересная история. Я еще никому не рассказывал.
– Меня дома ждет кот. Он ждет меня с томиком Томаса Манна Я должен купить ему книгу. Мне пора.
И я отхожу от стойки бара.
Какой-то подвыпивший парень слетел вниз и навалился на спинку одного из стульев, где спала молодая женщина.
Пьяный парень разглядывал девушку.
У нее за спиной тоже вдруг начала расти пара крыльев.
– Большой братец, большой-большой братец.
Пьяный парень снова взмыл в воздух.
Я мог стать заместителем Томаса Манна Это же просто, как я только раньше не додумался? Говорю же, голова у меня определенно работала.
Все, что мне оставалось, – принести любую другую книгу, сменив обложку. «Вот, «Генрих IV», посмотри, я купил тебе Томаса Манна, как ты просил». После чего открыть книгу и сказать что-нибудь вроде: «Хм, теперь посмотрим, какой нам выбрать рассказ для начала…» Вот тут придется подумать. Какими рассказами подменить Томаса Манна? Надо сделать так, чтобы не вызвать подозрений «Генриха IV». Ближайшая пара дней самые ответственные. Потом «Генрих IV», конечно, начнет выходить из ступора Придет день, и он скажет мне: «Кстати, меня позабавило то, что ты читал накануне. Быть может, я ошибаюсь, но меня не оставляет чувство, что на самом деле такого писателя не существует…» Но когда правда всплывет, я смогу просто извиниться и признать ошибку. «Прости, «Генрих IV». Но ты так хотел ознакомиться с творчеством Томаса Манна, что мне пришлось придумать тебе этого автора для твоего же блага». И тогда он спросит: «Кроме шуток? Вот это да. Знаешь, а рассказы-то неплохие».
В таком случае мне предстоит загодя отобрать рассказ-другой якобы Томаса Манна Причем как можно скорее. Но сперва нужна обложка, заглавие. «Джон Леннон против марсиан» – что-нибудь в этом духе. Хотя нет, такое вряд ли пройдет. Тогда, может быть, «Судьба человека»? Тьфу, и это ничем не лучше. Томас Манн не может быть неизящным, требуется нечто более утонченное, иронично-веское, даже увесистое, что-то связанное с «силой тяжести», и немного красок. Как насчет «Сила тяжести и отталкивания»? Нет, нет, это не годится для художественного произведения. «Любовь силы тяжести» тоже не слишком литературно. «Мясник и сила тяжести» – вот это здорово, в самый раз. Итак, пусть будет «Мясник и весы», а начало что-нибудь типа: «Первое, что бросалось в глаза, был мясник… В тот день все покупатели уходили с озадаченными лицами, один купив печенки, другой – первосортный филей, третий – свиные ребрышки, четвертый – куриные окорочка, и все до одного без исключения покидали мясную лавку со смущенными
