вознаграждено сторицей – весь аул лежал перед ним как на ладони.
Но в данный момент Николая интересовал только грузовой автомобиль, брезентовый верх которого он разглядел со старой позиции. Загадочную машину офицер отыскал довольно быстро и узнал в ней армейский «Урал-375», на дверцах кабины был отчетливо виден белый трафарет – вздыбленная лошадь – эмблема внутренних войск Северо-Кавказского округа.
Возле грузовика суетились мужчины, десятка полтора. В армейских камуфляжах, бронежилетах, обтянутых маскировочной сетью касках, внешне они были ярко выраженными кавказцами. Но этого было недостаточно, чтобы принимать их за боевиков. В республике находилось достаточно сил специального назначения из чеченцев (чеченский ОМОН, батальоны «Восток», «Запад», президентская гвардия и т. д).
Мужчины, явно не торопясь, грузили в кузов «Урала» деревянные ящики специфической ядовито- зеленой раскраски.
«Черт знает что», – недовольно подумал лейтенант, еще не решив, что предпринять. Вызвать авиацию и разнести к чертям грузовик с подозрительными бойцами? А если это не «лесные братья», тогда не избежать шумихи в прессе и прокурорского разбирательства. Просто так отпустить незнакомцев тоже нельзя. Напрашивался один-единственный вывод – придется заглянуть в глаза неизвестности.
Опустив бинокль, лейтенант стал спускаться…
– Ну, как дела? – встретил Николая вопросом заместитель командира группы.
– В ауле гости, – натягивая ботинки, ответил Лемешев. – Вот только кто это, свои или чужие, непонятно. Придется идти на «большую» дорогу, пообщаться «тет-а-тет». Засаду устраиваем полного профиля и, если что не так, сразу открываем огонь на поражение. – Завязав шнурки, Николай повернулся к стоявшему позади радисту и коротко приказал: – Пианист, выходи на волну «вованов». Раз уж мы под их ширмой работаем, глупо не воспользоваться льготами…
– А проводник у нас – натуральный горец, – переводя дух, пришел к выводу Виталий Милевский, указывая на седобородого мужчину в национальной кожаной панаме, с большим рюкзаком на спине, из-за которого выглядывал тонкий ствол «трехлинейки». – Прямо как из песни выскочил: «Нюх как у собаки, а глаз как у орла». Эту тропу, ведущую на ледник, хрен разглядишь, ее надо чувствовать на уровне подсознания.
Действительно, обнаружить тропу, ведущую на ледник, образовавшийся в гигантской чаше, созданной матерью-природой, среди собранного в один букет десятка горных вершин обычным осмотром было невозможно. Узкая тропа, протоптанная дикими козами, подобно змее, вилась вокруг валунов, скользила по краям расщелины, карабкаясь вверх…
– Да, дедушка попался серьезный, – согласился с ним Панчук, искоса наблюдая за стариком. За время перехода по горам ему удалось навести справки о проводнике. Бывший грузинский чабан Кахи Карахибадзе уже не один год водил через горы караваны с оружием и отряды сепаратистов, за что получал хорошие деньги. Деньги – страшный искуситель, именно из-за них пошли воевать младший сын и двое внуков старика. Но не зря говорят: «Кому война мать, а кому мачеха». Всем троим горцам не повезло, во вторую чеченскую кампанию во время прорыва из Грозного они попали под танковый снаряд. А Кахи по- прежнему водил боевиков через горы, но теперь к жажде наживы добавилась еще одна страсть – жажда мести. Каждый раз, оказавшись в Чечне, он шел с одной из групп боевиков, направляющейся на диверсии. Полевые командиры с радостью брали старика, в походе обузой он не был, а стрелок, что называется, от бога. Многоопытному снайперу не уступит в меткости. Панчук лично видел приклад допотопной винтовки Мосина в аккуратно вырезанных зарубках.
– Матерый зверюга, как стервятник, своими зенками так и сверкает, – подал голос Качмала, вытягивая из нарукавного кармана пачку сигарет.
Старик был последним из трех проводников, но стоил дюжину таких. Район движения он не просто знал, он его чувствовал, как зверь, и это могло напрочь перечеркнуть весь план, разработанный в штабе ГРУ. Исправлять ситуацию следовало срочно, пока караван карабкается на ледник. Когда спустятся с него, будет поздно…
– Деда нужно кончать, только чисто, – решительно заявил Шатун, в очередной раз нащупывая под одеждой бесшумный пистолет, которым до сих пор так и не удалось воспользоваться. Впрочем, в этот раз также использовать оружие не получалось. Даже бесшумный выстрел оставлял след в виде пули в теле убитого. В этом случае свалить на российских спецназовцев уже не удастся, а с учетом того, что, кроме них троих, все остальные – джигиты Руслана Мирзоханова, вывод напрашивался и вовсе невеселый. Пристрелят, как собак, без суда и следствия, и никакие рекомендации от правоверных борцов ислама не помогут.
Владимир перевел взгляд на Качмалу, опытный рукопашник только развел руками. Дескать, свернуть проводнику шею – не абы какая проблема. Подобраться незаметно к этой шее – вот проблема, проводник мало того что осторожен, как волк, так еще и постоянно находится на виду множества боевиков.
– Будем думать, – подбрасывая на руке круглый, отдаленно напоминающий куриное яйцо камень, задумчиво произнес Милевский.
В ответ он ничего не услышал, внезапно над караваном пронесся крик:
– Кончай перекур, за работу.
Тропа, ведущая на ледник, была слишком узкой и на подъеме крутой. Груженные пусковыми установками кони были не в состоянии по ней продвигаться. Выход напрашивался один – лошадей разгрузить и сперва вручную втащить на ледник пусковые установки, а затем и самих парнокопытных…
Под тяжестью металлических конструкций дрожали ноги и руки, пот липкими солеными ручейками заливал глаза. С каждым шагом дышать становилось все труднее, разреженный воздух обжигал легкие. От недостатка кислорода голова гудела, как церковный набат, перед глазами то и дело вспыхивали кровавые круги. Тут впору не столько двигаться наверх, сколько следить за тем, чтобы не слететь вниз, как снежная лавина, сметая тех, кто карабкается следом за тобой.
Но никто виду не подавал, боевики, как трудолюбивые муравьи, нагруженные составными частями пусковых установок, медленно, но уверенно карабкались вверх.
«На равнине сейчас хорошо, буйство красок, настоящий ботанический сад, а здесь один из кругов ада», – чертыхался про себя Шатун, взбираясь на гору на четвереньках и хватаясь пальцами за холодные острые камни. Мысли о тепле и насыщенном ароматами трав воздухе сами собой вытеснили думы о Франсуазе, будущем ребенке и вообще о будущем. Теперь бывший морской пехотинец мог думать только о горном дефиците воздуха, о том, чего в нормальной жизни даже не замечал.
Наконец пальцы Панчука коснулись края вершины, лед, накапливавшийся в этом природном бассейне не одну сотню лет, как огнем, обжег кожу. Шатун подался вперед и выглянул, тут же зажмурившись: небесное светило отразилось в гигантском зеркале ледника и больно стегануло по глазам.
Владимир нащупал за пазухой пластиковый футляр и, нацепив на нос солнцезащитные очки, смог забраться на самый верх, где уже находилась большая часть боевиков, разложивших по сторонам затянутые в брезент составные части ракетных установок.
Кроме боевиков, здесь уже был Воин с парой своих телохранителей и проводник Кахи. Руслан, сидя на большом пластиковом ящике-контейнере, внимательно изучал карту, телохранители, прикрыв полевого командира от яркого света, о чем-то негромко переговаривались, стоя спиной к удаляющемуся от них проводнику…
Оказавшись на твердой и скользкой поверхности ледника, Панчук неожиданно для себя обнаружил, что здесь совершенно не холодно, скорее наоборот. Отраженный ото льда свет солнца вполне прилично прогревал воздух, да и, избавившись от груза, дышать стало значительно легче.
Чеченцы, доставив свою ношу, не мешкая отправлялись в обратный путь.
– Работенка, – недовольно буркнул Качмала, с трудом переводя дух. – Нам за такую работу должны платить вдвое и молоко бесплатное выдавать.
– Ага, – кивнул стоящий рядом Милевский, не сводя настороженного взгляда с проводника, которого непонятно за какой надобностью понесло к краю ледника. – Я сейчас приду, – неожиданно заявил Виталий, отстегивая от своего автомата брезентовый ремень и неспешным шагом направляясь к одной из