распоротым животом.
Лешка глянул на его рану и расползшиеся по ногам кишки, и ему чуть не стало плохо. От потери крови мутилось в голове.
«Мать моя! Мента замочили!» – подумал он.
Несколько человек в штатском стояли в стороне и что-то обсуждали.
Двое здоровенных санитаров приготовили пластиковый мешок.
Казалось, никто не обратил внимания на проходившего мимо высокого парня в кожаной куртке со спортивной сумкой на плече. Да и мало ли тут любопытных. Целая толпа собралась, и тема подходящая для обсуждения – милиционера убили.
Калинин обернулся, внимательно вглядываясь в Лешкино лицо. И Лешка узнал его. Это он приходил с молодым бугаем к нему. Звонили в дверь. Теперь этот мент глядел на Лешку подозрительно.
«Не опознал бы, сука. У них ведь наверняка есть моя фотография. Раз сидел, значит, есть», – подумал Лешка и поспешил войти в дверь. Уже в подъезде обернулся.
Мент что-то говорил своим, жестикулировал, показывая то на подъезд, где стоял Лешка, то на убитого в машине мордоворота.
– А ну, Горюнов, дай мне те объяснения, – сказал Калинин, посматривая на незакрытую дверь подъезда.
– Какие объяснения?
– Ну, которые ты у Манаевой жены взял.
– А-а. Сейчас. – Капитан порылся в папке, нашел два листа, подал Калинину.
Майор быстро пробежал глазами описание убийцы.
– Ты видел сейчас парня? – спросил он у Горюнова.
Тот недоуменно пожал плечами.
– Я видел, – сказал Шевелев.
– Опиши мне его! – потребовал майор.
– Высокого роста. Среднего телосложения. Лицо худощавое. Одет в коричневую кожаную куртку, джинсы, на голове черная вязаная шапка. На плече спортивная сумка.
– Какая? – спросил Калинин.
– Спортивная. Синего цвета.
– Стоп, – остановил лейтенанта майор и показал объяснение.
– Все один к одному сходится. Пару минут назад он прошел мимо нас. И знаете, кто это был? Хохлов.
Горюнов, Васин и Шевелев переглянулись. Горюнов опять сжал свой пудовый кулачище.
– Я ему башку оторву.
– Так. А ну пошли за мной. Будем его брать. Если только он не почувствовал над собой колпак и не смылся от нас через подвал. Скажи нашим, пусть приглядят за подъездами. Не мог я ошибиться, – разгорячился Калинин. – Пошли, – сказал он своим операм.
Лешка не стал входить в свою квартиру. Показалось, менты идут к подъезду. Значит, за ним. Его брать.
«Вот суки!» Лешка спрятал ключ в карман, подошел к соседской двери, что напротив, и два раза нажал на кнопку звонка.
Там жила учительница. Лешка всегда считал ее умной, интеллигентной женщиной. Она может выслушать, понять и помочь. Хотя бы сделать элементарную перевязку.
У Лешки дома нет даже бинта. Да и пересидеть у нее можно, подождать, пока менты уйдут. Он был уверен, что дверь его квартиры они ломать не решатся.
Теперь он слышал, как менты вошли в подъезд.
Лешка нажал еще раз на кнопку звонка.
Услышал за соседской дверью тихие, осторожные шаги, заметил, соседка смотрела на него в «глазок».
«Да открывай ты скорей», – мысленно торопил ее Лешка и для верности позвонил еще раз.
Соседка открыла дверь, запахиваясь в халат.
Лешка догадался, что она уже спала. Он поднял ее с постели, заставил подойти к двери и открыть. Теперь она старалась скрыть свое недовольство.
– Алексей, вы знаете, который час? – осторожно напомнила она, с тревогой рассматривая его бледное лицо и куртку в крови.
Дверь закрыть она не успела.
Лешка быстро подставил ногу, втолкнул соседку в прихожую и вошел сам, заперев дверь на все имеющиеся запоры.
– Тихо, Надежда Павловна. Не надо шуметь.
Халат оказался для учительницы слишком короткий, и теперь она, волнуясь и стыдясь, одергивала его, словно хотела удлинить.
– Что вам надо, Алексей? Что вы хотите сделать? – подумала она совсем не о том, о чем думал Лешка.
Надежде Павловне было чуть за тридцать. Женщина, что называется, в соку. И у Лешки не раз появлялась мысль трахнуть ее. Но не сейчас, с его ранением. Стоит в коротком халатике. Волосы распущены, как у уличной девки. И ножки ничего. Длинные, не тонкие. Баба без мужа, а любовника завести не может себе позволить, словно она из другого теста.
Живет Надежда Павловна в трехкомнатной квартире с отцом – ветераном труда, которого после ухода на пенсию парализовало, и дочкой пяти лет.
– Алексей, я прошу ответить мне, – заговорила Надежда Павловна с Лешкой, как с учеником, – что все это значит? Вы врываетесь ко мне… – она несколько приглушила голос, боясь разбудить больного отца и дочь. Да и сама уже догадалась: не таким тоном надо с ним разговаривать. Раз он пришел, значит, есть необходимость.
– Я ранен, Надежда Павловна, – так же тихо ответил Лешка и снял куртку.
И куртка, и рубашка под ней пропитались кровью.
Женщина негромко ойкнула, покосилась на дверь комнаты, где спали дочь и отец. Но отец, как оказалось, проснулся. Из комнаты зазвучал старческий, уставший от постоянных болей, надтреснутый голос:
– Надя, ты с кем там?
– Спи, папа, – требовательно сказала Надежда Павловна.
– А ты мне скажи, кто к нам пришел? – настаивал старик.
Женщина возвела глаза к потолку и тут же перевела взгляд на Лешку.
– Это не к тебе, папа. Пожалуйста, спи. Я занята, – ответила она старику и спросила у Лешки, понизив голос едва ли не до шепота: – Кто это вас?
– Это? Друг один постарался, – Лешка криво усмехнулся, стараясь показать, что бывало и хуже, а это ерунда.
– Но у вас течет кровь. Надо перевязки сделать.
– За этим я к вам и пришел, Надежда Павловна. У меня и бинта нет.
– Сидите и молчите. – Она быстро выбежала, но тут же вернулась. – Пойдемте в ванную. Нужно промыть рану. И обработать. У меня там аптечка.
Лешка согласился, лишь бы утихла боль и остановилось кровотечение.
– Снимайте рубашку, – сказала Надежда Павловна.
Когда Лешка снял, ватным тампоном, намоченным в разведенной марганцовке, стала вытирать кровь на ране.
Эта процедура оказалась не очень болезненной, но довольно неприятной.
Лешка съежился.
– Терпите и благодарите вашего друга, что не зацепил вам селезенку.
– Я ему поставлю свечку, – Лешка чуть не ляпнул – за упокой. Но тогда бы учительница обязательно спросила: за упокой, значит, вы убили его? А так удалось избежать лишних вопросов.
