– Ох, какие мы гордые. Ничего. Пожрешь тюремной баланды, и вмиг твоя гордость пропадет.
– Слушай, а почему ты не убил Маная? – спросил Лешка у парня. В газетах только и пишут о серийном убийце. Но неужели такой кровавый злодей не сумел добраться до Маная?
– Мы оба охотились за ним. Я с ножом, а ты с обрезом. Но повезло тебе.
– А кто тебе мешает взять обрез?
Парень ловко перекинул нож из правой руки в левую и показал Лешке правую руку.
На ней не было указательного пальца.
– А левой я стрелять не могу. Зато ножом могу работать, – рассмеялся он и вдруг резко рванулся вперед, схватил Ксюху за волосы, прикрываясь ею как щитом.
– Ты что делаешь? – жалобно заверещала девушка, делая слабые попытки освободиться.
Но парень приставил к ее животу нож.
– Не дергайся, а то напорешься, – сказал он и тут же Лешке: – Ну что, гондон штопаный! Как бабу делить будем? По частям?
– Ты о чем? Отпусти ее.
Ксюха сморщилась от боли.
– Ну ты и гад! Такого подонка я еще не встречала!
– Молчи, милая, – парень, улыбаясь, чмокнул ее в ухо. – Молчи, а то у меня рука может дрогнуть, и лезвие проколет твой очаровательный круглый животик. Тебе нравится ее животик?
– Чего? – не понял Лешка. «Во псих! Нашел время о животиках трепаться».
– Ну вот что, – сказал парень, все еще удерживая Ксюху за волосы, – бросай обрез! Слышишь? Брось, говорю. Мне ведь терять нечего. Я стольким тварям распорол животы, что с удовольствием убью и ее.
– Подонок! Ты всегда был подонком. Псих недоделанный. Ты даже в постели псих! – выругала его Ксюха.
Это не понравилось маньяку, и он легонько кольнул острым лезвием в живот Ксюхе, распоров вместе с кожей и футболку. Сделал неглубокий надрез до груди.
Потекла кровь.
Ксюхе было больно, но она держалась.
Видно, маньяку это очень нравилось. А вид выступившей крови возбудил его. Сначала он облизал кровь с конца ножа, а потом, как вампир, присосался к ее шее.
– Послушная девочка, – горячо шептал он.
Глава 23
В свои четырнадцать лет Сашка Гуляев выглядел болезненно-тщедушным пареньком. Длинный, тощий как жердь. Кажется, плевком перешибешь такого.
В школе его постоянно обижали. Да и во дворе житья не было. Ребята постарше, видя в нем слабое, безропотное существо, издевались как хотели. Одно спасение – бежать куда-нибудь.
В доме напротив жил человек, который относился к Сашке с пониманием, потому что сам был такой же одинокий, всеми забытый. Ни жены у него, ни подруги. Полгода назад он вернулся из тюрьмы и обжиться еще по-настоящему не успел. Пил безбожно.
У Сашки дух захватывало, когда глядел на его обнаженный торс, сплошь покрытый синевой. И на выставку ходить не надо. Там такого не увидишь. Завидовал блатной жизни.
«Вот бы мне так, как дядя Боря. И чтоб все боялись. Чтоб ни одна сволочь пальцем не тронула», – думал он, почти каждый день заходя к доброму дяде. Тот его сигареткой угостит, а то и водочки нальет.
Как-то раз застал он дядю Борю сильно пьяным.
– Садись, пацан, водочки выпьем, – предложил дядя Боря и налил Сашке целый стакан, как взрослому.
Сашка отказываться не стал. Не понравилось только, что дядя Боря называет его Шуркой. Виделось в этом что-то девчачье, унизительное.
Он сел за стол.
– Пей, не бойся.
А кого Сашке бояться? Отца у него нет. А мать неизвестно где шляется.
Сашка взял стакан, по-взрослому чокнулся с дядей Борей и быстро, глоток за глотком, выпил водку. В животе обожгло все, но зато веселей стало. Отличный он мужик, этот дядя Боря. И не жмот.
Тут же на столе, на газете, лежали порезанная селедка, головка лука, вареная картошка и банка килек в томате. У дяди Бори все по-простому, без выкрутасов. Это особенно нравилось Сашке. И в душу не лезет, не копается в ней, как другие взрослые. И не осуждает ни за что. Легко с ним. А еще он как-то по пьяни обещал подарить Сашке здоровенный тесак с костяной ручкой и широким лезвием с желобком. Называл его финским клинком.
– Это ведь я, Шурка, из-за него подсел. Пырнул одного козла. Шесть лет торчал. А ножик этот менты не нашли, – хвалился дядя Боря, любовно поглаживая тесак. – Я его в подвале спрятал. А сказал, в реке утопил. Они, мудаки, поверили.
Хмелея, Сашка вертел в руках нож. Уж больно ручка у него удобная, сама в ладонь просится. А сталь – хоть гвозди руби.
А дядя Боря пристает:
– Давай, Шурка, еще по чуть-чуть.
По чуть-чуть можно. Сашка не против, хоть в башке уже что-то не то творится и спать хочется.
И щедрая душа дядя Боря налил еще стакан водки.
Сашка еще подумал: «И чем я так дяде Боре понравился? Во дворе его все боятся. Рецидивистом называют. А ко мне он хорошо относится».
– Пей, Шурка.
Сашка выпил, и вдруг повело его. Понеслось все куда-то в сторону из-под ног. Упал бы с табуретки, да дядя Боря поддержал его.
– Иди, полежи маленько, Шура, – сказал он. И голос звучал как-то ласково. Так с Сашкой никто никогда и не разговаривал.
Дядя Боря помог добраться до койки.
– Полежи, Шура. А я рядышком с тобой посижу.
Сашка закрыл глаза, почувствовав, как кровать и он вместе с ней бешено кружится в вихре. Не свалиться бы. И он заснул.
Сколько проспал, не помнил. Проснулся оттого, что почувствовал: кто-то копошится над ним. Открыл глаза.
Он лежит уже на животе, лицом в подушку и без брюк, с голой задницей. Он хотел повернуться на спину, но дядя Боря вцепился ему в шею, сунув лицом в подушку так, что Сашка чуть не задохнулся.
– Погоди, Шура. Лежи так и не дергайся, а то придушу, – а у самого голос тихий, дрожащий.
– Не хочу я так лежать. Отпусти меня, – закричал Сашка, повернул голову.
Дядя Боря, совсем голый, навалился на него, со стола с блюдечка взял пальцем сливочного масла и свой член намазал. Потом обтер палец об Сашкину задницу.
– Ты чего? Совсем, что ли?.. Отпусти меня. Не хочу я, – закричал Сашка.
А дядя Боря трясется весь. Прислонился своим членом к Сашкиной заднице.
– А ты, Шура, покричи. Покричи, коль хотца, – и, вдруг схватившись обеими руками за задницу, раздвинул ее.
Сашка и вскрикнуть не успел, как почувствовал дяди Борин член в своей заднице. Заерзал, задергался, но разве вырвешься от взрослого мужика. Вцепился он своими ручищами, а боль такая, сил нет терпеть. И стонет, как старый бык, ерзая на Сашке.
Сашка закричал от страха, а дядя Боря своей лапищей, провонявшей селедкой, ему рот закрывает.
