Сосредоточив все свое внимание на том участке тела, где ковырялись ее длинные, как у пианистки, пальчики, Надежда Павловна сказала:
– Сейчас вам нужно будет потерпеть.
Лешка попытался пошутить.
– Хоть целую вечность под вашими нежными руками.
Кажется, она усмехнулась.
Лица ее Лешка не видел. Она наклонила голову. Из аптечки она достала стеклянный пузырек, свинтила с него пробку.
– Не будьте таким самонадеянным. Я хочу прижечь вашу рану перекисью водорода. Будет очень больно.
Лешка вздохнул, чувствуя себя обреченным терпеть мучения. Нечего было подставляться тому гаду. А теперь – терпи.
– Я готов, – сказал он и на всякий случай покрепче стиснул зубы. И все-таки не сдержался, громко застонал, чуть не отматерив свою врачевательницу.
Перед глазами будто все вспыхнуло огнем. Вспыхнуло и погасло. И только тихий, успокаивающий голос Надежды Павловны:
– Ничего, ничего. Сейчас болеть не будет.
Лешка наклонил голову, посмотрел, чего она там делает.
Надежда Павловна старательно накладывала на рану тампоны, пропитанные какой-то мазью, и приклеивала их к телу пластырем.
– Пластырь надежней. Повязка может соскочить, – объяснила она, подняла голову и увидела: глаза у Лешки блестят, и смотрит он не на рану, а на ее неприкрытые груди, видневшиеся из халата.
Она густо покраснела, поправив халат, сказала как будто с обидой и в то же время стыдливо:
– Можете одеться.
Она хотела выйти из ванной, но Лешка взял ее за руку.
Надежда Павловна покраснела еще больше. И голос чуть задрожал:
– Алексей, вы делаете что-то не то.
– Спасибо вам, – тихо произнес Лешка, чувствуя острое желание обнять ее и поцеловать. Даже про боль забыл. Руки тянутся к ней, к ее плечам.
– Не надо, – проговорила она едва ли не шепотом, но Лешка воспринял эти ее слова как тщательно скрываемое желание близости. Уже стал обнимать ее, и вдруг звонок в дверь.
Она вздрогнула, отошла от него.
– Вы кого-нибудь ждете? – спросил Лешка, подозревая, что скорее всего это менты по его душу. Но они не могут знать, где он. И не узнают, если она его не выдаст.
– Нет. Не жду никого. Сама не понимаю, кто это. Надо посмотреть.
Она хотела подойти к двери, но Лешка остановил ее.
– Оставайтесь здесь. Я сам гляну.
Он тихо проскользнул в прихожую.
На площадке стоял тот мент, который приходил к нему днем, и с ним еще трое в гражданском. Один из них настойчиво названивал в Лешкину квартиру.
С ними была пожилая женщина, соседка с нижнего этажа.
Лешка догадался: ее пригласили в качестве понятой. Он даже слышал их голоса, и, судя по разговору, менты намеревались ломать дверь.
Лешка вернулся в комнату, достал из сумки обрез.
Надежда Павловна боязливо отступила в угол комнаты.
– Алексей, что вы собираетесь делать? – спросила она, покосившись на дверь, за которой были дочь и ее отец-инвалид.
«Эх, интеллигенция вшивая! Ни капли понимания», – подумал Лешка, почему-то рассердившись на добрую соседку. Сказал угрюмо:
– Там менты. Кажется, они собираются ломать дверь моей квартиры.
– А при чем здесь я? – спросила Надежда Павловна, глянув на стволы обреза. Она боялась, как бы эта страшная штуковина не выстрелила сейчас. Вдруг он нажмет что-то не то.
– Вас они хотят пригласить понятой. Одну дуру нашли. Теперь звонят к вам. Нужно двоих.
– Но я не хочу… Я не могу, наконец. У меня больной отец. Дочка…
– Им на это наплевать. Они не отстанут, пока вы не откроете.
– Вы думаете?
– Вот что, вы идите к ним. Но сюда их не впускайте и обо мне ни слова. Спросят – не видела, не знаю. Понятно?
– Ага, – она кивнула головой.
Лешка надел свою куртку и взял в руку сумку.
– Смотрите, – показал он на обрез. – Я пока побуду в той комнате, – кивнул он на спальню.
– Но ведь там отец… и дочь.
– Вот именно. Знайте, живым я ментам не сдамся. Поэтому не пускайте их к себе домой. Да не тряситесь вы так. Я думаю, до стрельбы не дойдет. Если, конечно, вы не наделаете глупостей.
– Ну что вы, – заверила учительница.
А Лешка легонько подтолкнул ее к двери.
– Вы идите, идите. Скажите, что спали, а они вас разбудили, – произнес он шепотом.
Когда она вышла в прихожую, Лешка убрал обрез в сумку и тихо зашел в спальню, боясь напугать девочку. Все-таки ночь.
В небольшой комнате на кровати возле стены лежал старик, похожий на дистрофика. На худом лице его глаза казались необычайно большими, и сейчас они уставились на вошедшего.
Лешка догадался, что старик подслушивал.
У противоположной стены на небольшом диване лежала девчушка в цветастой пижаме, положив руку под щеку. Девочка, в отличие от любопытного старика, безмятежно спала. Она даже не слышала, как Лешка вошел.
Лешка глянул на старика.
– Чо, папаша, не спится? – спросил он шепотом.
Старик узнал его, как-никак прожили по соседству больше десяти лет, но демонстративно отвернулся. Всегда недолюбливал Лешку, считал шпаной и теперь не скрывал неприязни.
– Какая наглость – врываться в чужую квартиру. Тюрьма по тебе плачет, – недовольно заворчал он.
Лешка улыбнулся, прикрыл одеялом худые плечи старика.
– Туда я еще успею. А к вам я ненадолго, – сказал шепотом и сел рядом на кровать.
Старик отодвинулся к стене, но больше не произнес ни слова, делал вид, будто спит.
Надежда Павловна вернулась примерно через час. Ничего более унизительного и неприятного представить себе не могла. Быть понятой при обыске соседа.
Лешка вышел из спальни, закрыл плотно дверь, чтобы старик не подслушивал. Зевнул. Пока ее ждал, чуть сам не заснул.
Учительница на этот зевок отреагировала чересчур эмоционально.
– Вы что, спали там?..
– Да чуть было не заснул, вас дожидаясь.
– Вы!.. Вы знаете кто?
Лешка испугался, как бы она не перешла на крик. Сказал мирно:
– Сядьте и успокойтесь. И не кричите. – Он подвинул ей стул. Сам сел на другой. Она тоже села, смотрела на него, как на монстра из фильма ужасов.
– Я прошу вас уйти из моей квартиры. Сейчас. Немедленно.
– Надя, позвони в милицию, – послышался из спальни голос старика.
Лешке захотелось пойти и придушить его. «Вот не спится старому черту!»
Надежда Павловна вскочила со стула, подбежала и, чуть приоткрыв дверь, зашипела змеей:
