мальчику, — жить будем?
— А то… — ответил новый знакомый и взглянул на Стаса уже без тревоги. Потом смущенно добавил. — Это… Спасибо вам большое.
— Да перестань ты, не за что… — Стас, казалось, смутился. — Давай лучше подумаем, что родителям сказать. Не описывать же ДТП — с ума сойдут.
Пацаненок заметно прихмурел.
— Мама точно сойдет… Ругаться будет.
— А папа? — спросил Вовка. — Неужели не заступится?
— А папа с нами не живет… — мальчишка опустил глаза.
Стас зыркнул на Вовку. Тот развел руками, мол, откуда я знал. Потом мягко произнес:
— Славик, прости Бога ради. Я не знал. Хотя мог бы и сдержаться. На всякий случай.
Мальчишка внимательно посмотрел на него.
— Ничего… Мы с мамой привыкли.
— Что случилось?! — выдохнула еще молодая усталая женщина, увидев на пороге своей квартиры двух мужчин, один из которых держал на руках ее сына.
Она была страшно удивлена и порядком напугана одновременно. Тем более что на дежурное «кто там?» Славка ответил из-за двери привычное: «Ма-а, это я». Не ведая печали, она открыла дверь, а тут такая картина.
— Кто вы?
— Мы… из Федеральной службы безопасности, — неожиданно для себя сообщил Стас. Вовка вытаращил глаза, а женщина чуть не упала в обморок.
— Удостоверение у меня в кармане рубашки… Вов, достань, будь другом, а то у меня руки ребенком заняты.
— Я не ребе… — мальчишка пытался затянуть уже известную песню.
— Что случилось? — перебила его мама, то бледнея, то краснея.
— Ма, да ничего… Я ногу подвернул, а они меня привезли.
— Что у него с ногой? — она начала ощупывать плотно забинтованную ступню.
— Вы только не волнуйтесь… — сказал Вовка.
— Всего лишь растяжение, — продолжил Стас. — Перелома нет.
— Да проходите же наконец! — она отстранилась от дверного проема.
Стас вошел, осмотрелся, решительно шагнул в большую комнату и усадил мальчишку на софу. Следом вошли мама и Вовка.
— Господи, вот наказание-то… А ну рассказывай, где ногу подвернул! И что это за ночные прогулки?
— Ну, я это… шел. Поскользнулся…
— Упал, очнулся — гипс? Я тебе покажу, как матери врать! — она всхлипнула.
— Да вы не волнуйтесь, — повторил Вовка, незаметно показав мальчишке кулак. — Действительно, поскользнулся на Кузнецком мосту. А тут мы проходили мимо и загнали в поликлинику. Там рентген сделали, сказали, что все в порядке, просто надо немного подождать. Не бросать же его было…
Через некоторое время все сидели на кухне, пили чай, намазывая на хлеб масло и вкуснейшее клубничное варенье: «Сама варила!» Познакомились. Маму Славки звали Татьяна Владимировна. Сам герой дня прискакал из комнаты на одной ноге и плюхнулся на табуретку.
— Уж и не знаю, как вас благодарить… Волнуюсь за него страшно. Без отца ведь растет, сами понимаете… И дома не удержишь — тринадцатый год парню. И чего тебя, скажи на милость, за город потащило! А?
— Он у вас молодец, — сказал Стас. — Геройски все вытерпел.
И подмигнул мальчику. Тот подмигнул в ответ и потянулся за седьмым по счету куском хлеба, чтобы обильно сдобрить его маслом и вареньем. При этом он опасливо покосился на маму — а ну как не разрешит! Она покачала головой.
— Добрыня, ты меня в могилу вгонишь.
— Добрыня? Ну и имечко… — Стас повернулся к мальчишке. — А ведь Славкой назвался, прохиндей!
— Слава — это от Доброслава. Так его зовут. Ну, а я этого оболтуса называю Добрыней.
Она ласково погладила сына по голове.
— Как учится? — зачем-то спросил Стас.
— Да ни шатко, ни валко, — сказала Татьяна Владимировна. — У него в классе отличников совсем мало.
— Бедность — не порок, — жуя сказал Вовка.
— Беда мне с ним… У Добрыни столько троек за год — по истории, по географии. А мог бы все на твердую четверку сдать.
— Троечники тоже люди! — подал голос Добрыня.
— Вот я тебя сейчас тапкой! — Татьяна Владимировна сделала вид, что снимает стоптанную тапочку.
— Меня нельзя бить, я раненый! — шумно возразил сын. — Подумаешь, география. Это наука для извозчиков!
Стас и Вовка обалдело переглянулись, а Татьяна Владимировна, похоже, впала в легкий шок.
— Кто тебе это сказал? — тихо спросила она.
— Фонвизин! — с видом матерого литературоведа ответил Добрыня, хватая со стола очередной кусок хлеба с маслом и вареньем.
— Так он это лично тебе сказал? — с улыбкой поинтересовался Вовка.
— Нет, нашей училке по литературе. В какой-то повести, что ли. Называется вроде как «Отморозок». Или еще как-то… Там парень такой… недоделанный.
— Недоросль! — с досадой уронила Татьяна Владимировна. Было непонятно, к кому это слово больше относилось — к бессмертному творению Фонвизина или к непутевому чаду. — Постыдился бы! Вспомни, что ты в сочинении написал, горе мое!
— А чё! — насупился Добрыня. — Ну перепутал маленько…
— Маленько?! — Татьяна Владимировна всплеснула руками, посмотрела на Стаса с Вовкой и процитировала: «На выпускном экзамене в Царскосельском лицее молодой Пушкин очень понравился старику Ширвиндту»! Как вам это нравится?
Гости захохотали. Вовка при этом поперхнулся чаем и заткнул рот ладонью, от чего смех его напоминал повизгивание вперемежку с похрюкиванием. Стас, напротив, хохотал громко, со вкусом и перегнувшись пополам.
— Очень нравится! — сказал Вовка, все еще сотрясаясь от смеха.
— По-моему, просто великолепно! — не отставал от него Стас. — Ребенок… ох, прости, я хотел сказать, человек… мыслит творчески и неординарно. Это же дорогого стоит!..
Добрыня сиял.
Мама качала головой, глядя то на сына, то на гостей.
— Ты и по истории такой же… остроумный? — спросил Вовка, наконец, отсмеявшись.
— Ага, — без тени сомнения ответил Добрыня и пошевелил поврежденной ногой. — Я по всем предметам…
— Да уж! — огорченно проговорила мать. — По истории — особенно. Никакой памяти на даты! Вот когда была война 1812 года, а?
— Откуда я знаю! Не я ее устроил, меня тогда еще на свете не было… И вообще, у меня каникулы!
— Да чего там история… — вмешался в разговор Стас. — Размытая дисциплина — всего лишь «что было, то было». А, Вов?
Вовка важно кивнул.
— Ну, как же так… размытая… — растерялась Татьяна Владимировна.
