Бурик задумался.
— Не знаю. Нет, наверное… Такое, для которого нужна удача. Вот, например, когда я перед контрольной по математике…
— Перед контрольной? В Милане?! У быка на…
— Нет, не на… — Бурик запнулся. — Я нашел такое же место у нас на Войковской. Даже, по-моему, еще более сильное.
— Ну, ты даешь! Вправду нашел?
— Да, — тихо сказал Бурик. — Ты веришь?
— Ага… — выдохнул Добрыня.
— Тогда поехали!
Мальчишки зашагали в сторону метро.
— …Это рельсовая развязка, где трамвайные пути пересекаются… — быстро, словно боясь, что Добрыня его перебьет, говорил Бурик.
Через полчаса они вынырнули из подземелья на станции «Войковская».
— А почему «Перекресток Миров»?
— Там есть такая точка… я ее сам нашел — если на ней стоишь, два пути пересекаются и уходят в разные стороны, как будто в разные миры. И если крутнешься на правой ноге и желание загадаешь — исполнится.
— А если я загадаю — чтобы мне стать взрослым?
— Взрослым? — спросил Бурик. — Исполнится, конечно. Вырастешь и станешь.
— Нет, я хотел сказать — чтобы мне немедленно вырасти.
— Ты что, дурак — такие вещи загадывать?!! Зачем тебе?
— Да надоело быть маленьким. Все тобой помыкают, командуют, в школе там…
Бурик остановился.
— А как же… как же мы?! — проговорил он, растерянно глядя в лицо друга.
— Ты что, Бурик! Ну я же пошутил… — Добрыня глядел под ноги и пинал какой-то камушек, не зная, как поднять глаза.
— Ты больше не шути. Фигово у тебя получается. — Бурик повернулся, и, шмыгнув носом, пошел дальше по улице Космодемьянских.
— Помнишь, я тебе сон рассказывал? — спросил он, не поворачиваясь.
— Помню, — просопел Добрыня где-то сбоку. — Про мальчишку, которого ты…
— Он состарился на моих глазах. Сначала быстро вырос, а потом состарился. А я… я только смотрел… Если б такое случилось не во сне, а на самом деле, я не знаю… я, наверное, тут же умер бы.
— Ну ладно тебе… Это ведь только сон. Что ты так мучаешься?
— Я и сам не знаю.
Два направления рельсов, идущих с трамвайного моста, упирались в улицу Космодемьянских и сплетались в замысловатый перекрестный узор, чтобы через несколько метров разбежаться по стрелкам в разные стороны. В центре этого переплетения Бурик остановился.
— Вот, смотри!
Очертания рельсов в этом месте образовывали правильный ромб. В его середине, на одном из выпуклых булыжников, которыми была вымощена трамвайная линия, виднелся полустертый крест, сделанный белой масляной краской.
— Это ты пометил? — спросил Добрыня.
— Ага. Давно уже. Я сюда поздно вечером с линейкой пришел и замерил расстояния от рельсов. Чтобы уж наверняка по центру…
— Голова! — оценил Добрыня.
— Да ну… На меня тут какие-то пьяные как на идиота посмотрели.
— На то они и пьяные. Куда вставать?
— Да вот прямо сюда. Пяткой.
— На крестик?
— Ага… Только правой ногой.
Добрыня переступил на другую ногу и лихо крутанулся.
— Получилось? — спросил он.
— Кажется, да…
— Теперь ты.
Бурик послушно встал на крестик и неуклюже повторил процедуру.
— Чё, парни, офигели, что ли? — раздался рядом нетрезвый голос.
— Не ваше свинячье дело! — вежливым тоном парировал Добрыня. — Пошли, Саш.
Не обращая внимания на несущуюся следом матерную ругань, мальчишки пошли по трамвайной линии в сторону моста.
— Ты загадал? — спросил Бурик.
— Ага, — отозвался Добрыня. — А ты?
— Я тоже успел. Значит, все сбудется.
Поднявшись на трамвайный мост, они остановились примерно на середине, любуясь открывшимся видом. Внизу причудливо извивались рельсовые развязки, расцвеченные синими и красными огнями маленьких светофоров, таящихся у самых рельсов.
— Красиво, да? — спросил Бурик, облокотившись на чугунные перила моста.
Добрыня встал рядом, коснулся плечом.
— Ага. Здорово! Как созвездия.
— Ты знаешь, — смущенно начал Бурик, — когда я был совсем маленьким… ну, лет шесть-семь мне было, мы с папой часто ходили сюда гулять вечером. И когда я видел трамвай, который забирается на мост, мне казалось, что он обязательно взлетит и полетит куда-нибудь на другую планету. Я даже название придумал — Межпланетный Трамвай.
Добрыня молчал, готовый слушать дальше.
— Ну и вот… А на мосту трамвай сразу сворачивает направо. И действительно, кажется, будто он пропал. Или улетел…
— А папа не смеялся?
Бурик удивленно посмотрел на друга.
— Нет, конечно. Он у меня все понимает. Даже сказал, что, скорее всего, трамвай не улетает на другую планету… ну зачем связываться с этой невесомостью, безвоздушным пространством… Папа сказал, что это не-тех-но-ло-гично. Гораздо интереснее придумать, что трамвай на этом мосту как бы чиркает по грани соседнего пространства и может перейти туда. А уж там может быть что угодно — и другая планета, и вообще Счастливая Страна…
Мимо загрохотал трамвайный вагон. Проехав мимо мальчишек, он лихо завернул в сторону в конце моста — там был устроен спуск — и сразу пропал из поля зрения.
— А что, похоже, будто и правда того… улетел, — сказал Добрыня.
Мальчишки не спеша пошли вслед уехавшему трамваю. Спустившись с противоположной стороны моста, они, не сговариваясь, свернули на железную дорогу, ведущую на их любимый балкончик.
На балкончике сидели два странных типа. В руках они держали пластиковые стаканы. Рядом стояла початая бутылка шампанского, а на расстеленном пакете было разложено что-то нетривиальное и жутко аппетитное.
Мальчишки, заболтавшись, не заметили незнакомцев, и теперь, подойдя вплотную, удивленно уставились на это чудное пиршество. Один из типов, с трехдневной щетиной, пафосно вещал другому, зачем-то размахивая в воздухе правой рукой:
— …когда пишешь в соавторстве, важно уметь слушать друг друга! Надо вести диалог и все время подавать друг другу идеи. А у нас с тобой… — увидев подошедших мальчишек, он замолчал на полуслове. — Ну вот… Нас уже навещают собственные герои. Допились!
— Нечего было так реально их описывать! — спокойно отозвался второй, несколько более
