худощавый. Он внимательно посмотрел на мальчишек и вдруг сказал: — Знаешь, пошли… Пошли-пошли. Это место им сейчас нужнее, чем нам.
Первый молча согласился и принялся собирать закуску и закупоривать бутылку.
— Слушай, я так не могу, — вдруг сказал он, бросая пакет. — Не соавторы получаются, а какие-то жлобы! — Он повернулся к мальчишкам. — Ребят, голодные?
— Не… — ответил Добрыня несколько неопределенно. — Только что ели.
На этих словах Бурик шумно сглотнул.
— Да что вы там ели! — вступил второй. — Небось, чипсы какие-нибудь.
— Да мы не голодные, спасибо.
— Ну, смотрите…
Уходя с балкончика, они обернулись. Тощий помахал мальчишкам рукой.
— Только осторожней, — сказал небритый.
— Ага… Мы осторожно, — ответил Добрыня, привычно располагаясь на балкончике и просовывая длинные ноги сквозь нижнюю планку ограждения.
— Что-то вкусное тут ели… — сказал Бурик, располагаясь рядом и принюхиваясь. — Жаль, унесли. Чего ты отказался-то?
— Да ну… — ответил Добрыня. — Незнакомые дядьки. И вообще, неудобно. А поесть было бы неплохо…
Он потянул носом и закатил глаза то ли от удовольствия, то ли от голода.
— Пойдем ко мне — бабуля нас покормит. Только давай еще немного посидим.
— Конечно, — ответил Добрыня, ковыряя пальцем криво нацарапанную надпись на досках: «Антон», и чуть ниже: «Борис». Затем достал из кармана длинный ключ и начал выцарапывать бородкой: «Бурик. Добрыня».
Бурик молча следил за его действиями. Когда надпись была готова, он вытащил из кармана ручку и принялся обводить буквы. Потом подумал и зачем-то обвел имена неизвестных Антона и Бориса.
— Зачем их-то? — спросил Добрыня.
— Сам не знаю. Почему-то захотелось… Как ты думаешь, это ничего, что мы написали здесь свои имена? Мне кажется, что ничего…
— Конечно! Мы же не просто так. И не на живом дереве пишем.
— Мне почему-то кажется — они тоже не просто так… — рассеяно сказал Бурик, ковыряя ногтем букву «Т» в слове «Антон».
Вечернее солнце ласково согревало мальчишек, сидящих на балкончике, болтающих ногами и никуда не спешащих. Сзади изредка проносились электрички, ветер ерошил давно не стриженные мальчишечьи лохмы.
Медленно опускалась вода в шлюзе, оголяя черные блестящие стены. Было тихо и спокойно, ребята знали, что здесь ничего плохого с ними не может случиться. Даже легкое чувство голода не омрачало опустившегося на них счастья. Наверное, оно было одним из его составляющих.
Слева зашуршал гравий — кто-то взрослый торопливо шел по мосту. Приглядевшись, Бурик и Добрыня увидели, что к ним спешит один из тех двоих, кого они, сами того не желая, «выжили» с балкончика. В руках он держал пластиковый пакет.
— Так… — сказал незнакомец, отдышавшись и почесав правый ус. — Хоть вы и не голодные, а поесть вам надо. Вот!
Он протянул пакет.
— Да мы не голо… — снова затяну было Добрыня.
— Спасибо вам, — перебил его Бурик. — Мы и правда немножко проголодались.
Добрыня только крякнул и взял пакет.
Подошедший, казалось, сам был смущен до крайности.
— В общем, тут… нарезки. Шейка в черносливе… И балык с бастурмой. В «Алых парусах» брали…
— Ого… — Добрыня заглянул в пакет. — Спасибо!
— Да, еще колбаса итальянская. Правда, она с перцем, островатая. Вы уж не обессудьте, если не понравится. Только вот, жаль, запить нечем, — он развел руками. — Не шампанским же поить вас…
Бурик прыснул.
— Не… Мы не пьем!
— Вот и не начинайте.
Собеседник улыбнулся.
— Удачи вам, ребята!
— Ага, и вам! Спасибо! — закричали мальчишки в быстро удаляющуюся спину.
Нарезки уплетали, растягивая удовольствие: разрывали каждый ломтик пополам, смотрели на свет (тонкие, они словно светились изнутри), нюхали и отправляли в рот.
Разговаривать не хотелось. Хотелось просто сидеть вот так, есть маленькими кусочками вкусную вкусность, душой понимая, что Чудо в этот раз неожиданно обрело вкус и аромат балыка, острой итальянской колбасы и шейки с черносливом.
Часть третья
МОСКВА — ПРАВОБЕРЕЖНАЯ
Москва, август 2005 года
— Это со мной, — небрежно бросил Стас толстому капитану, сидящему перед компьютером вместо секретарши.
— Да-да, «это» с ним, — добавил Вовка, идя следом.
Когда дверь закрылась, Вовка осмотрелся.
В кабинете генерала Лопухова было по-спартански прохладно. Генерал обошел стол, на котором при желании можно было бы развернуть партию настольного тенниса, и пожал гостям руки. Жестом пригласил садиться. Стас неторопливо выложил на стол распечатку фрагментов книги покойного Харченко, собственный отчет о проделанной работе, компакт-диск «Антонио Доменико Виральдини. Сочинения», вовкины выписки из исследовательского дневника, сверху положил фотографии мальчишек, а рядом поставил бутылку армянского коньяка.
— Давайте сразу перейдем к цели нашей встречи, — сказал генерал, блеснув глазами. — Вам, Станислав Игоревич, придется серьезно заняться изучением архивов Виральдини.
Стас деликатно откашлялся и сказал:
— Видите ли… тут такая ситуация… В общем, двум мальчикам вот с этих фотографий… Им нужна помощь. Похоже, они действительно в опасности.
Генерал мельком взглянул на фотографии Бурика и Добрыни и негромко откашлялся.
— Не думаю, что этот вопрос в компетенции нашей организации, — ответил он после недолгого молчания.
Стас и Вовка переглянулись.
— Но ведь вы сами…
Генерал перебил его:
— Мы внимательно изучили ваши отчеты. И пришли к выводу, что в сфере наших интересов находятся не детские игры у железной дороги, а то, что относится к документальному наследию композитора Антонио Виральдини. — Он взял в руки компакт-диск, зачем-то перевернул его и положил на место. — А вопрос с детьми вам лучше решать через милицию, органы опеки… или кто там у нас детьми занимается?
