– Что за ерунда? Мы же друзья. У вас сколько художников?
– Пять.
– Давай сделаем так: давай еще одного художника включим с двумя работами.
– Саш, ты вообще в своем уме? Ты слышал, кто там выставляется? Ты воображаешь уровень художников?! Это люди, которые всей своей жизнью выстрадали эту выставку! А ты мне говоришь про какого-то художника. Что за художник? Хотел бы я знать фамилию, которая может стоять рядом с этими художниками! Кто такой?
Я говорю:
– Это не художник, это художница.
– Какая еще художница? Что ты мне голову морочишь?
– Ты ее не знаешь.
– А работы у нее говно?
– Нет, работы имеют огромный успех в Париже на выставке в ресторане «Куполь», где, между прочим, выставлялся Пикассо. Я тебе притащу кучу вырезок из «Фигаро», «Франс суар» и других изданий, чтобы ты убедился, что это совершенно несказанный талант.
На том конце провода раздался скрип, он говорит:
– Ладно, приеду посмотрю. Может быть, одну работку поставлю, если она достойная. Только без всякого каталога, без афиши. Просто будет сбоку стоять на мольбертике одна работка. Художница эта вообще жива?
Я говорю:
– Пока да.
– Но ее хоть можно людям показать? Ты же понимаешь, там будет открытие и банкет, приедет Лужков с Церетели. Мы не можем включать в нашу компанию какую-нибудь корову. Работку, может, и покажем, а людей надо тщательно отбирать.
– Я постараюсь, Эдик. Какого числа ваша выставка?
– Через неделю.
– Хорошо, через неделю встречаемся в Ницце.
Я повесил трубку, и мы с Катей помчались в «Куполь» забирать картины. И обнаружили совершенно неожиданное препятствие. Мой друг и устроитель выставки Вадим Нечаев категорически отказался их отдавать, потому что он уже договорился об их продаже, причем одну за 20 тысяч франков, а другую за 18, что в переводе на ваши зеленые составляет общую сумму в 7 тысяч долларов. Совсем неплохие деньги за две почеркушки. А доля Нечаева была 30 процентов. И ему нужно было платить за банкет, за аренду зала и так далее. Он мне устроил дикий скандал – мол, если хочешь забрать картины, гони двенадцать тысяч франков за участие в выставке и упущенную выгоду. Я говорю:
– Да ты вообще не хотел их брать на выставку! Ты говорил, что их никто и смотреть не будет!
– Мало ли что я говорил!…
В результате долгих торгов мы сошлись на том, что Катю принимают в члены Ассоциации русских художников и писателей Парижа, в связи с чем ей выдают соответствующий билет с фотографией, и одна картина уходит за 20 тысяч франков, из которых мы получаем 14 тысяч. А вторая картина остается нам, потому что мы едем на выставку на Лазурном берегу. Узнав про выставку в «Негреско», Нечаев вообще открыл рот и долго не мог его закрыть. И когда мы уходили, неся под мышкой картинку «Бой быков в Испании», я снова услышал вслед: «Ну, ты дал!…»
А мы сели в автомобиль и поехали на Лазурный берег, к теплу и солнцу. Там мы встретили Эдуарда Дробицкого и всю его русскую компанию. Я честно выполнил свое обещание и выкатил им полную программу: отвез в ресторан «Мер Жермен», самый лучший ресторан в Вильфранше, и в «Кафе де Туран» в Ницце на площади Гарибальди. Ребята были довольны, никто не ворчал, что они никому не известную девочку с ее картинкой пустили наравне с собой в «Негреско».
Тут надо рассказать, что собой представляет этот отель. Ты его скоро увидишь, поскольку мы как раз туда и едем, а пока поверь мне на слово: если уж мэры городов всего Лазурного берега выбрали его для своей встречи, то это не самая последняя гостиница в мире. Это очень красивое здание, выходящее на Променад-дез-Англе, то есть на главную набережную в Ницце. А главным украшением гостиницы является огромный круглый зал со стенами из красного бархата, с мраморными колоннами, с красивейшим ковром в центре зала, с великолепной люстрой, по случайности не попавшей в Зимний дворец. Так вот, между колоннами были поставлены мольберты с работами наших лучших художников, а в одном уголке притулилась скромная работа Кати. На банкет и выставку были приглашены следующие товарищи: с русской стороны – делегация московского правительства, а с французской стороны – мэры Ниццы, Канн, Антиба, Сен-Рафаэля, Сен-Тропеза, Ментона, премьер-министр Монако и другие хозяева Лазурного берега. Кроме того, собрался бомонд, поскольку началась весна и все звезды парижского бомонда уже были в Ницце.
Короче, когда мы, уже наученные «купольским» опытом, с некоторым нарочитым опозданием приехали на открытие выставки, «Негреско» гудел как улей и килограммовые бриллианты на шеях у дам сверкали, как фары «роллс-ройсов» и «бентли», на которых они подкатывали к отелю. Мы тоже подкатили к главному входу, я бросил ключи от машины подбежавшему портье, и по мраморной лестнице мы поднялись в зал. Конечно, эффект от появления Кати был приблизительно такой же, как в ресторане «Куполь». Но публика здесь была классом выше, и журналисты знали свое место, поэтому той свалки, какая была в «Куполе», все-таки не произошло, и я был несколько разочарован. Однако спустя две минуты к нам подошла какая-то очень пожилая дама и стала делать Кате комплименты, а я сказал ей в ответ, что эта девушка – художница и мы идем к ее работе, не хотите ли посмотреть? Тут старушка всплеснула руками и громко, на весь зал, сказала: «Мой Бог, она еще и художница!» Оказалось, что это ни больше ни меньше, как сама хозяйка «Негреско». Не нужно объяснять, что вся толпа тут же повалила к мольберту с маленькой Катиной картинкой «Бой быков в Испании» и стала громко обсуждать это бессмертное произведение. Со всех сторон посыпались поздравления, и, естественно, вездесущие корреспонденты тут же начали это снимать. Потом какие-то люди стали наперебой фотографироваться с Катей на фоне средневекового камина, а стоящая рядом со мной русская переводчица восклицала: «Ой, блин, это ж мэр Канн! Ой, блин, это ж мэр Ниццы!»
Русская делегация, как обычно, слегка опаздывала, но когда она появилась, то, конечно, не надо объяснять, кто стал центром ее внимания. Не называя фамилий, скажу, что я был свидетелем небольшой стычки двух приближенных к Лужкову руководителей Москвы, которые пикировались друг с другом: «Я к ней первый подошел!», «Нет, я первый!»
Французы между тем тоже не терялись, они – через переводчиков – наперебой предлагали Кате «постоянную прописку» на Лазурном берегу – кто в Ницце, кто в Каннах, а кто говорил, что у него есть свободная башня в Антибе, прекрасная и нисколько не хуже, чем та, в которой творил Пикассо. На что представитель московской мэрии громко сказал:
– Зачем вы смущаете юную душу? Она же патриотка России! У нас на Кутузовском проспекте стоит прекрасная трехкомнатная квартира, а наверху мастерская с плафоном, это как раз для нее.
Забегая несколько вперед, хочу сказать, что, конечно, нужно было брать башню в Антибе. Потому что, когда Катя вернулась в Москву и у нее возникла проблема с жильем, оказалось, что не то что получить квартиру на Кутузовском проспекте, а просто дозвониться до этих господ из московской мэрии, которые так галантно вели себя на Лазурном берегу, было совершенно невозможно.
Но в тот вечер мы не думали о будущем, то был один из самых счастливых дней в жизни этой 18- летней девочки. Я думаю, он был не хуже, чем ее день рождения в Испании или дебют в качестве художницы в ресторане «Куполь». Я отметил, что когда она уходила из этого зала, то в отличие от своего первого бала в Испании, где она плакала и говорила «Ну не надо… Ну не надо…», она уже шла с гордо поднятой головой, поглядывала на всех свысока, знала себе цену и цену всем этим крутящимся вокруг нее мэрам самых знаменитых городов мира.
А что касается меня, то я не хочу ни приуменьшать, ни преувеличивать свою роль в этом крутом восхождении простой русской девочки в королевы Лазурного берега. Да, я подобрал на Кутузовском проспекте русскую Золушку ростом 186 см, которая разглядывала свои новые трехкопеечные тапочки с таким восторгом, как Золушка – полученные от феи хрустальные башмачки. Да, я привез ее во Францию, приодел, причесал, прочел ей лекцию по истории живописи и другим предметам. Но нельзя сказать, что весь
