точно сотни крошечных насекомых со стальными зазубренными лапками, раздирающими и уши, и мозг изнутри. О, лишь только вдохнув этот прожженный насквозь воздух, приправленный ароматом увядания и обреченности, панического ужаса и лютой ненависти, с горько-сладким привкусом мести и безжалостности, Мертингер, сын Неалиса, сразу же догадался, где находится. Это был
Мертингер знал, что происходит,
Мертингер ступал по крови и телам, глядя себе под ноги, и был не в силах остановиться. Он это сделал. Он и его благая цель... Сонм трупов на его пути построился в высокую башню, цепляющую небеса, а битва в долине Терновника и Роз стала ее шпилем. И все же, стоя на вершине этой башни и глядя назад, лорд Дома Недремлющего Дракона не изменил бы ничего. Он не был уверен, хватило бы ему жесткости в душе повторить все: вновь опустить меч на уже покойных, оборвать еще раз уже оборванные им жизни, но то, что менять ничего не стал бы, знал точно.
В тумане кружили черные тени, клинки вспарывали плоть, а огонь пожирал все на своем пути. Пока еще те, кто вскоре погибнет, не знали этого. Кипело сражение, вокруг умирали и убивали. Грохот доспехов, лязг оружия, крики отдающих душу друзей и предсмертные хрипы врагов – все смешалось, слилось в пугающем единении, в кровавой круговерти. И вновь это были воспоминания. Должно быть, это его рок – вновь переживать уже случившееся, чувствовать то, что хотел бы выбросить из памяти, вышвырнуть из жизни и запереть дверь на ключ, чтобы оно, не приведи Тиена, не пролезло обратно.
Битва, вернувшаяся во сне, отгремела почти пять сотен лет назад в вечнозеленых лесах южного Конкра, и одной из сражавшихся там армий командовал он.
Шел пятый год Погибельной Смуты – величайшей трагедии народа Конкра. Дубовый Трон опустел. Вскоре после убийства Верховного Лорда Энаре Дома начали жестокую войну друг против друга, члены благородных семей сражались под десятками стягов за давно уже потерявшие былой смысл идеалы. Многие из них запятнали себя предательством. Предавали все: простые эльфы дезертировали из армий и, спасая жизни свои и близких, бежали прочь от войны; потомственные стражи, позабыв о чести и долге, переходили под знамена враждебных Домов; изворотливые саэграны сдавали без боя замки и укрепления, а лорды... Многие из них готовы были обратиться за помощью к самой Бездне, лишь бы получить возможность вонзить клинок в горло политического противника. Альфар[10], священное сердце Конкра, был сдан практически без боя десятитысячной орде зеленокожих. Ведомые хитрым и расчетливым вождем Крыш’тааном орки с лихвой воспользовались тем хаосом, в который погрузились эльфийские земли, – они огнем и железом прошли по лесам и, более того – всерьез вознамерились в них остаться, чего не случалось со времен разгрома Верховным Лордом Фаэланом[11] Неисчислимой Орды почти тысячу триста лет назад. И это были далеко не все напасти. На ослабевшее государство, чьи защитники столь увлеченно рвали друг другу глотки, да так, что у них не оставалось времени смотреть на границы, зарились былые враги, в прошлом не раз получавшие отпор на полях сражений, и каждый из них норовил сейчас урвать себе кусок пожирнее. Мертингер сражался. Он был единственным из всех лордов, кто правильно оценил грядущую опасность с самого начала, с самого зарождения Погибельной Смуты. И одним из немногих, кто не запятнал свою честь изменой. Медленно, год за годом, он выжигал заразу мятежа из тела больной страны. Лорд не собирался щадить ни себя, ни других – драконья кровь, текущая у него в жилах, словно стальной несгибаемый стержень, не позволяла ему свернуть с избранного пути. Он заключал альянсы с теми, кто еще мог быть полезен, и без сожаления, невзирая на знатность, звания или былые заслуги, карал негодяев, зашедших слишком далеко. Шаг за шагом он приближал тот долгожданный день, когда Конкр вновь станет свободным. Вот уже пятый год он ночевал в лесу и спал, не покидая седла...
Орки отступали из сожженного Альфара. Всю последнюю осень остатки орды были заперты, не смея высунуть носа из-за кольца городских стен, а почти все источники подвоза продовольствия были отрезаны еще прошлой зимой. Голод, болезни, диверсии, сожженные обозы и вырезанные патрули, постоянные удары эльфийских летучих отрядов, появляющихся из леса, точно призраки, и так же бесследно исчезающих, сделали свое дело – пятилетнему присутствию зеленокожих в землях южного Конкра подходил конец. Крыш’таан Мелех-р’ад, что значит «Ступающий-по-крови», Верховный Вождь орды, вывел остатки своего воинства за крепостные стены в последней надежде прорваться обратно на юг, в родную долину Грифонов. Но высокомерный гордец-орк слишком долго откладывал этот шаг, не желая признавать неизбежность поражения: слишком ослабли его воины, да и осталось их не так много, как было пять лет назад, когда степняки вошли под сень Конкра. Из десятитысячной орочьей орды на ногах стояло не более трех тысяч бойцов – остальные либо погибли, либо ослабли и были съедены своими же – весь последний год в окруженном Альфаре свирепствовал голод.
Нанести поражение захватчикам удалось лишь после того, как все эльфийские Дома объединились под знаменами «Тритона» – так называли тройственный союз Домов Лунного Света, Вечного Света и Недремлющего Дракона. Не последнюю роль в объединении Домов сыграл и сам Мертингер – там, где не помогала дипломатия Аэрлана или магическая сила Иньян, последнее слово всегда оставалось за ним и за его «драконами» – лучшими воинами во всем Конкре. Один за другим непокорные Дома были разгромлены – кто силой, кто убеждением. Покончив с междоусобной смутой, Мертингер обратил свой холодный взор на врагов пришлых. Северным варварам оказалось достаточно нескольких хороших ударов возрожденной эльфийской армии – потомки легендарных берсеркеров бежали обратно в Горбатый лес, оставляя свои опрометчиво отстроенные на севере Конкра поселения. Кто не сбежал – нашел себе могилу тут же, в прекрасных сосновых борах Ночного леса или посреди вечно заметаемой снегом долины Теней. Гномы оказались более благоразумны – на встрече лорда Аэрлана с их послами удалось прийти к мирному соглашению, по которому хмурые бородачи добровольно покинули долину Белых Крыльев, взяв, впрочем, изрядный выкуп.
Но орки... Здесь не могло идти речи ни о мире, ни даже о пощаде или сдаче. Злобных тварей, спаливших священный Альфар и перебивших тысячи ни в чем не повинных жителей, следовало истребить всех до единого, до последнего неразумного орчонка, чтобы отныне и впредь ни одна их грязная звериная лапа не посмела переступить порог эльфийского леса. Хуже орков были только предатели, вставшие под их отвратительные знамена. Этих эльфов – как только всемилостивая Тиена вообще позволила таким негодяям родиться эльфами? – этих ренегатов каждый воин Мертингера знал поименно, и ни один из них не должен был уйти с этого поля живым, как и их так называемая «Сумеречная Госпожа». Некогда та, которую именовали принцессой Мэриэлл, а ныне – Безумной Королевой, подло убившая своего отца и пришедшая к власти на орочьих ятаганах, была обречена – ей не могло быть спасения. В сердце каждого из эльфов она уже умерла. Сама Тиена отвернулась от нее, а значит, жить спятившей дочери последнего Верховного Лорда осталось совсем недолго.
Как же он ждал этой битвы... Как же он желал ее, но откладывал, скрепя сердце, тщательно подготавливая этот миг решающего сражения, чтобы ни одна капля драгоценной эльфийской крови не пролилась напрасно. Крови и так уже было слишком много. Иньян что-то настойчиво объясняла ему про Чашу Тиены, могущественный артефакт, сотворенный самой Богиней. Чаша эта, по словам первой чародейки, вот-вот должна была каким-то образом переполниться, и тогда случится непоправимое, но ему и без всех этих заумных теорий хватало смертей своих собратьев. Мертингер поклялся перед Белым Дубом, что положит конец междоусобице в Конкре и не допустит подобного впредь, покуда будет биться в его груди
