мятежников, от ненавистного насильного брака, но потеряла все, что имела: семью, владения, родной дом. К чему это все? Зачем и кому это надо? Эта... честь, эта слава, эта правда. Черному Рыцарю хорошо разглагольствовать о паладинстве и верности обетам. Он всю жизнь стоит на своем мосту, никогда никуда не отлучается и не знает, что творится в мире. Он все еще наивно верит во всю эту чепуху. Глупец!
Сэр Джеймс заскулил в голос, уперев до боли сжатые кулаки себе в зубы. Он даже не заметил, как съехал по двери и осел на пол. Он не стеснялся рыцарей, что проходили мимо, удивленно оглядываясь на странно ведущего себя собрата.
И что дальше? Он вернется в Даренлот. Он скажет ей, что отказался от магистерского плаща, отказался от службы, отказался от возможности спасти королевство, просто предоставив на шитой подушечке лицемерному командору и его приспешникам последний верный королю орден. Они говорили ему об отречении от мирских дел. Они смели говорить ему об очищении! Сэр Джеймс Доусон, сын горшечника из деревни Дарвуд, что в Аландском графстве, и великий магистр рыцарско-духовного ордена Священного Пламени... Все его магистерство продолжалось, пока он поднимался по Пылающей лестнице. Он вернется в Даренлот, но, несмотря на сделанный им выбор, как ни крути, он все же предал именно себя. И понял он это только сейчас.
– Сэр Джеймс! – чье-то восклицание заставило его поднять голову.
Над ним склонился молодой паж. Рыцарь знал его, но имя отчего-то никак не хотело вспоминаться. Этот парень был сыном кузнеца и умом не шибко-то отличался. Кажется, именно его даже Чурбаном порой называли. У пажа была нелепая прическа, такая, будто ему на голову надели котел и обстригли светло- русые волосы по краям. Огромные голубые глаза выдавали в нем честного, правдивого и доброго малого. И пусть разум его не может осознать всю суть многоуровневых интриг, пусть он не может запомнить наизусть какой-нибудь магический или научный трактат в пять свитков длиной, зато его открытое лицо и голубые глаза прямо-таки светятся заботой. Еще один наивный дурак.
– Что с вами?! – спросил он. – Вам плохо, сэр рыцарь?!
– Да, мне плохо, – с тоской произнес Джеймс. Зачем лгать, если это правда?
– Позвать лекарей? – Паж уж было собирался бежать к лестнице. Лазарет и молельни находились на последнем, пятом этаже донжона.
– Нет, не нужно. – Паладин закрыл лицо руками. – Уходи. Просто уходи.
– Сэр Джеймс, не стоит так отчаиваться. – Вместо того чтобы уйти, паж сел рядом с рыцарем. – У вас все будет хорошо, если не будете забывать о том, кто вы.
– Что? – не понял сэр Джеймс. – О чем ты говоришь?
– Сэр Ильдиар довольно умный человек, – пояснил паж. – Я полагаю, он предвидел подобный исход.
Сэр Джеймс смотрел в стену прямо перед собой будто затянутым какой-то пеленой взором. В тот момент ему почему-то не показалось странным, что глупый слуга знает не только о делах конклава, но и о сэре де Ноте. И при этом еще рассуждает, как поживший не один десяток лет взрослый опытный человек, а не как молодой, ничего не понимающий в высоких материях прислужник рыцарских покоев.
– Как вы думаете, сэр Джеймс, почему великий магистр выбрал вас своим преемником?
– Потому, что больше никого не было под рукой, – последовал незамедлительный ответ, полный злобы и горечи. – Потому, что ему наплевать на чужое счастье, на чужую судьбу. Ему вздумалось, что кто-то обязан бежать по ниточке над пропастью, и он привык ждать, что я побегу.
– Вы ненавидите его, сэр рыцарь? – спросил паж.
– Да, я... я его... – он не мог сказать это слово в отношении сэра Ильдиара. – Я его...
– Вы любите его, сэр Джеймс, – закончил за рыцаря парень. – Он вас вырастил, воспитал. Он вам как отец. Он выбрал вас, потому что он знает вас почти всю вашу жизнь. Потому что вы верный, честный, вы боретесь за правду.
– Почему он так поступил? Неужели он мне мстит? – Рыцарь злился – он просто ничего уже не понимал. – Мстит мне за то, что у него самого не было свободы? Свободы от войны, от обязанностей, от долга? Потому что я люблю? Потому что хочу быть с любимой, а не с полутысячей солдат, с теми, кому меч – и брат, и отец, и жена?
Паж расхохотался. Сэр Джеймс тоже улыбнулся, вяло и вымученно.
– Помните, сэр Джеймс, что вас выбрали, потому что вы можете что-то изменить. Рыцарство почти умерло, как сказал один знакомый вам рыцарь. Оно все это время шагало к бесславной гибели, и до зловонной придорожной канавы (а вовсе не до гордого мавзолея) осталось всего несколько шагов. Единицы тех, кто мог что-то сделать, уже ничего не в состоянии предпринять. Они разуверились, они опустили головы, предпочитая плыть по течению.
– Но как поступить мне? – Рыцарь не задумывался, почему спрашивает это у малолетнего пажа, которого называют Чурбаном.
– Как велит вам ваше сердце. Оно же привело вас к вашей старой комнате.
Сэр Джеймс поднял глаза и оглянулся. И действительно – все это время он сидел, прислонившись спиной к двери своей кельи, которую не посещал несколько лет.
– Просто зайдите, вдохните пыль от тех ваших поступков и мечтаний, что сделали вас рыцарем. Просто вспомните, кто вы и зачем вам все это.
Паж поднялся и, больше не прибавив ни слова, пошел по коридору к лестнице. Паладин встал на ноги и распахнул дверь.
Чурбан обернулся, увидел, как сэр Джеймс вошел в свою комнату, и улыбнулся. Светло-русые неровно обстриженные волосы удлинились и потемнели, черты за какие-то доли мгновения начали меняться, приобретая совершенно другой вид. Лицо молодого пажа превратилось в лик немолодого человека, который выглядел лет на пятьдесят. После этого оно стремительно начало стареть: волосы поседели, борода удлинилась и побелела, морщины углубились и стали напоминать замковые рвы. Сурово нахмуренные косматые брови сходились к кривому, как птичий клюв, носу. Теперь старику можно было дать и восемьдесят лет, и сто. Также сменились и одеяния мнимого пажа. Ныне он оказался облачен в длинную алую мантию, поверх которой был наброшен черный плащ с тремя золотыми крючками на плече.
Старик выхватил прямо из воздуха остроконечную шляпу из черного бархата, нахлобучил ее на голову. Кривой посох в виде резного змея с рубинами глаз появился точно так же. В следующий миг волшебник просто исчез. Растворился в воздухе и был таков. У мессира Архимага Тиана были еще дела.
Сэр Джеймс закрыл за собой дверь, приходя в себя после странного разговора с пажом, и, глубоко вздохнув, оглядел свою старую комнату. Деревянный лежак у стены, без каких-либо излишеств, вроде перин и подушек, – буквально голая дощатая скамья, лампада негасимого огня под сводчатым потолком, почти не рассеивающая тьму, но жгущая глаза. И стойка для оружия, пустая и одинокая. Вот и все, что было в его каменной келье, чем-то схожей с казематом. Строгость к себе, к своему телу и образу жизни – вот что заповедовал кодекс ордена. Именно здесь паладин Джеймс Доусон начал свой путь, сюда вошел впервые после посвящения и эту же комнату оставил, отправившись в странствия. Пыли, несмотря на долгое отсутствие хозяина, здесь не было – слуги хорошо выполняли свою работу.
На деревянном лежаке стоял большой походный сундук. Сундук, которого там абсолютно не должно было быть.
Рыцарь подошел к нему и распахнул крышку. Лишь только Джеймс увидел, что именно находится внутри, как тотчас же отшатнулся от него. Нет, этого просто не может быть! Но как?! Почему?!
В сундуке покоилось облачение сэра Ильдиара де Нота: белая кираса с неподвижным огоньком на сердце, известные на все королевство латы, длинная серебристая кольчуга. Поверх доспеха лежал Тайран – изумительный меч белой стали – родовой клинок графской семьи де Нотов. Вокруг рукояти был трубочкой свернут свиток без печатей и сургуча.
Паладин взял его, и в этот же миг по бумаге пробежал едва заметный огонек. Джеймс отдернул руку, но свиток развернулся сам собой и повис в воздухе.
Рыцарь наклонился вперед и начал читать:
