Маски Черного Арлекина

взмахами крыльев; ребенок не отставал.

В багровой луже лежал человек. Его белая рубаха с широкими рукавами была вся мокра от льющейся из груди крови. На месте сердца зияла рваная прореха. Короткие, криво обрезанные волосы слиплись, а на лице застыла ужасная маска, точно в момент непередаваемой муки его залили горячим воском. Но он еще был жив, в неподвижном взгляде еще блестела та горячая яркая искра сознания, которая присуща лишь дышащим...

Пальцы, скрюченные в ужасной конвульсии, впились в землю, грудь изогнулась так, словно под спину кто-то подставил подпорку.

Над раненым склонились две человеческие фигуры в черных мантиях: одноглазый горбун и высокий, но худой, как скелет, парень. Они не замечали появления Черного Лорда, продолжая суетиться над умирающим так, словно ему еще можно было помочь.

– Балтус, зажми здесь... Ты что копаешься! – голосил худющий.

Пальцы его мельтешили, сплетая в воздухе вязь из тумана. Точными движениями он накладывал бледную колдовскую паутину на рану, но ничего не выходило. Кровь продолжала течь.

– Я не копаюсь, Хенрик! – прорычал горбун Балтус. – Учитель умирает, подери тебя Бансрот! Где ты был, когда его ранили?

– Где я был, мерзавец?! – вскинулся Хенрик, не прекращая тщетных попыток остановить кровь. – Там же, где и ты, чтоб тебя!!! Не мы ли с тобой играли в «Человеческие Кости»?

– Ничего не выходит... Учитель, помогите нам. Скажите, что делать! Прошу вас, скажите...

– Отпусти... – раздался едва слышный хрип. – Отпусти меня...

– Он и сам не понимает, что говорит. Мы поможем вам, Учитель... Да не стой ты, образина! Делай что-то, Балтус...

Деккер равнодушно глядел на происходящее. Он видел: они и сами уже понимали, что помочь никак не смогут, но не оставляли своих тщетных попыток. Они любили его, в этом не могло быть сомнений. Любили своего учителя и не хотели его отпускать, хоть самым правильным и милосердным сейчас было бы прервать его страдания. Кровавое Веретено совершил большую ошибку, когда взял себе учеников. Он позволил другим людям привязаться к себе, чего делать никак нельзя. Иначе ты неосознанно становишься ответственным, ты приобретаешь способность причинять самую ужасную боль – боль близкому человеку. Для некроманта ни в коем случае нельзя даже на мгновение приоткрывать эту запертую и забитую досками дверцу, ведущую в душу, ведь туда может проникнуть кто угодно. Обычно люди – это такие существа, которым нужно чувствовать кого-нибудь рядом, даже если при этом, отворачиваясь в сторону, они кого-то другого в этот момент убивают. Жизнь – это связь. Связь – эта цепочка из тысяч жизней. Никто не понимает, что все люди связаны, но когда ты пытаешься вырвать собственное звено из этой цепи, в мир рвутся крики – крики боли, скорби и отчаяния примыкавших к тебе некогда звеньев. Самых близких звеньев. И ты сам при этом испытываешь нечто похожее – если не страдание, то чувство вины, если не чувство вины, то неудобство, а если даже и не это, то легкий раздражающий укол в самую грань сознания – ощущение, что теряешь нечто, чего найти уже никогда не сможешь. Кровавое Веретено привязал к себе двух своих учеников, которые, может, и не поддерживали его во многом, не разделяли его взгляды, но просто любили, словно младшие братья – старшего. Арсен не научил их главному: в темном пути на дороге из черного кирпича ты всегда один. Бредешь по грани, пока та не оборвется. Некромант – это вечный одинокий солдат, возвращающийся домой по пути без начала в обреченности без конца.

Кому-то мельтешение над окровавленным Арсеном его двух подмастерьев могло показаться смешным, кому-то – очень грустным и печальным. Но Деккер Гордем никогда не впадал в крайности, даже если это касалось собственного отношения к чему-либо. Сейчас он глядел на это с равнодушием, как на старый гобелен под названием «Скорбь». Пыль веков, грань тканых нитей, собственное отторжение... Все это не давало ему понять. Он осознавал происходящее, но никак не мог почувствовать его суть, не был в состоянии разделить сожаление об утрате и скорбь, как ребенок, глядящий на падающий с дерева пожелтевший листок, понимает, что этот листок сорвался из-за того, что пришла осень, но никогда не сможет посочувствовать дереву, которое утратило его.

Деккер Гордем вскинул руки перед собой, и два невидимых воздушных потока отшвырнули Хенрика и Балтуса в стороны. Он медленно подошел к распростертому другу и склонился над ним. Нет, он не собирался ему помогать. Все было предрешено.

– Наконец... – прошептал Кровавое Веретено, лежащий в луже крови с пробитым сердцем.

Нет, он не умирал – он умер уже давно. Даже познавший многие законы смерти Белый Паук Каин не смог бы, наверное, объяснить эту видимость жизни при нерушимости факта смерти... Покойник просто глядел полным боли взглядом в черные глаза Деккера Гордема.

– Значит, Сероглаз выполнил мое поручение, – прошептал Деккер, не отрывая уставшего, помертвевшего и безразличного ко всему окружающему миру взгляда от искаженного лица друга.

– Ты... ты пришел полюбоваться на мою смерть? – усмехнулся уже мертвый Арсен. Кровь тут же выступила и на губах.

Деккер не ответил. В этот миг с ним начало происходить нечто странное. То, чего он ожидал меньше всего. В груди будто кольцо за кольцом начал разворачивать свое длинное тело скользкий червь. Не сразу Черный Лорд понял, что это такое. Лишь спустя много времени, когда он мысленно вернулся к этим событиям, все встало на свои места, все сложилось в крепкую логическую цепь. Но сейчас, когда он стоял здесь, перед Арсеном, он еще не знал, что такое бывает... Случается, что нельзя понять всю обширность пустоты, пока там никого и ничего нет – пустота подразумевается сама собой, ты знаешь о ней, но осознание ее масштабов – это совсем другое. В тот миг зародилась маленькая искорка где-то в глубинах бездны, открывая взору всю черноту провала. Черноту провала души Деккера Гордема.

– Мы оба знали, что так будет... – прохрипел мертвец. – Проклятое веретено... проклятый Люциус...

– Ты прав, но... – Деккер и сам не знал, что собирается сказать.

– Неужели? – Арсен усмехнулся так, будто ему, покойнику, было открыто намного больше, нежели Черному Лорду. – Ты меняешься. Ты борешься с этим, ты отворачиваешься от происходящего, но ты меняешься. Ты становишься кем-то другим. Но я все не могу никак понять... – Кровавое Веретено уставился в серое предгрозовое небо.

– Чего, Арсен? Чего?

– Кто мы, Дек? Кем мы были? – прохрипел покойник. – И зачем?

– Мы те, кто делает то, на что другие неспособны, брат, – ответил Предатель Трона.

– Нет... – Арсен судорожно замотал головой. – Мы всего лишь изменники своим душам. И ты... душе своей изменник.

– Зачем ты это говоришь? – Деккер сжал зубы. Он не хотел больше ничего слышать.

– Ты душе своей изменник, брат, – прошептал некромант. – И сейчас... сейчас я наконец... чувствую... Холод...

Он не сказал больше ни слова. Деккер склонился еще ниже над затихшим Арсеном. Он молчал, уперев голову ему в грудь. Плечи Черного Лорда немного подрагивали. Прo-клятый Элагон вокруг тоже молчал.

– Кто это, сэр Гордем? – прошептал маленький принц, осмелившись подойти ближе

– Это... – Деккер замолчал, не зная, что сказать. Как он мог объяснить этому ребенку, кем был для него человек с русыми волосами, лежащий в луже крови с пробитым сердцем. Друг? Брат? Темный спутник? Некромант? Убийца? Орудие его мести? Изменник собственной душе? – Это был сэр Арсен Маклинг.

– Он был вашим другом?

– Он был больше, чем другом... Он был всем.

– Мне очень жаль, сэр, – печально сказал Ричард.

– А мне – нет. – Черный Лорд поднял взгляд, грусть ушла из его глаз, он усмехнулся. – Мне не жаль...