Маленький друг

усмотрев в ее просьбе только дерзость невоспитанного ребенка.

— Не говори глупостей, — сказала она жестко и вовремя взглянула на дорогу, иначе обе оказались бы в канаве. — Тебе здесь будет хорошо. Через неделю ты будешь кататься по земле и умолять меня оставить тебя в лагере еще на одну смену.

Харриет с изумлением посмотрела на нее.

— Эдди, — проговорила она, — тебе бы тоже здесь не понравилось. Ты бы не согласилась остаться с этими людьми и на один день даже за миллион долларов!

— Ой, Эдди! — взвизгнула ее бабушка писклявым фальцетом, передразнивая Харриет. — Пожалуйста, отвези меня назад! Отвези меня назад в лагерь! Вот что ты скажешь, когда придет время уезжать.

Харриет, не веря своим ушам, уставилась на Эдди.

— Никогда, — смогла она наконец выговорить, — никогда я не скажу так.

— Скажешь-скажешь, — пропела Эдди противным, искусственно бодрым голосом, который Харриет ненавидела. — Еще как скажешь.

Внезапно прямо над их ухом раздался резкий звук кларнета — что-то среднее между ослиным ревом и боевым кличем японских самураев: это их приветствовал доктор Вэнс. Доктор Вэнс (к слову сказать, не настоящий доктор медицины, раньше он служил кларнетистом в Христианском оркестре) был невысокого роста, с кустистыми бровями и большими, как у мула, зубами. Он активно участвовал в молодежном баптистском движении, а тетушка Аделаида как-то отметила его поразительное сходство с Сумасшедшим Шляпником со знаменитой иллюстрации Тенниела к «Алисе в Стране чудес».

— Дамы, приветствую, — хрипло закричал он, чуть не по пояс влезая в открытое окно Эдди, — восхвалим Господа вместе!

— Добрый день, доктор Вэнс, — церемонно сказала Эдди, которая, по правде говоря, терпеть не могла все эти евангелические учения. — Вот, привезла вашу маленькую подопечную. Наверное, надо ее поселить, а потом мне пора трогаться в обратную дорогу.

Доктор Вэнс влез еще дальше в окно и осклабился в сторону Харриет. Его лицо было какого-то темно-бурого цвета. Харриет исподлобья посмотрела на него, отметив про себя грубые волосы, торчащие из носа, и коричневые пятна на зубах.

Доктор Вэнс картинно отшатнулся, будто опаленный выражением лица Харриет. Он поднял руку, понюхал у себя под мышкой и подмигнул Эдди.

— Фу-ты ну-ты, — сказал он, — впрочем, возможно, я забыл сегодня воспользоваться дезодорантом.

Харриет упрямо глядела себе на колени. «Даже если я буду здесь жить, — твердо решила она, — я не обязана притворяться, что мне здесь нравится». Доктор Вэнс требовал, чтобы все его подопечные были такими же шумными, общительными, вечно возбужденными, как и он сам, ну а к тем, кто не хотел или не мог вписаться в атмосферу лагеря естественным путем, применялись специальные меры. «Что это с тобой, а? Ты что, не любишь смеяться над собой?» Если ребенок был тих по натуре, доктор Вэнс не оставлял его в покое ни на минуту: внезапно обливал холодной водой, заставлял плясать перед всеми в костюме цыпленка или гоняться по грязи за намазанной жиром свиньей.

— Харриет, — сказала Эдди после неловкой паузы. Впрочем, особой строгости в ее голосе не было, доктор Вэнс и ее выводил из себя, и Харриет это прекрасно знала.

Доктор Вэнс выдул еще одну раздирающую уши ноту из кларнета, а когда Харриет не отреагировала, снова просунул голову в окно машины и показал ей язык.

«Я в стане врагов», — повторила себе Харриет. Ей придется занять круговую оборону и ни на минуту не забывать, из-за чего она здесь оказалась. Каким бы мерзким местом ни был лагерь Селби, в эту минуту надежнее убежища ей не найти.

Доктор Вэнс присвистнул, Харриет подняла на него глаза (он бы все равно не отстал, пока бы не привлек чем-нибудь ее внимание), и он выпятил нижнюю губу в жалком подражании мине грустного клоуна.

— Кто жалеет себя, тот всегда одинок, — сказал он. — Знаешь почему? А? Потому что места другому в его сердце нет.

Харриет вспыхнула и взглянула через его плечо — там вереница девочек в купальных костюмах понуро брела куда-то босиком по рыжей пыли.

«Да, наше племя горцев разгромлено, вожди наши пали, — сказала она себе. — Я покинула вересковые поля родины и бежала к неверным».

— Что, проблемы дома? — услышала она вопрос Вэнса.

— Конечно нет, — высокомерно ответила Эдди. — Скорее у самой Харриет проблемы с общением.

— Ну, это не страшно, — обрадованно проговорил доктор Вэнс. — С этим мы легко справляемся в лагере. Несколько пробежек в мешках из-под картошки, пара-тройка «ночей смеха» — и все пройдет.

«Ночи смеха»! Обрывки воспоминаний закрутились в голове Харриет: украденные трусы, вода в кровати («Ой, девочки, смотрите, Харриет описалась!»), презрительные смешки в столовой: «Нет, сюда нельзя садиться, здесь занято!»

— Ах, вы только поглядите, кто к нам приехал! — развязной походкой модели к ним направлялась жена доктора Вэнса. Она любила, чтобы дети называли ее просто Пэтси и вели себя с ней запанибрата, но на самом деле была ничуть не лучше мужа, просто совсем в другом роде: постоянно всюду совала свой нос, выспрашивала, выпытывала и задавала кучу бестактных вопросов о телесных функциях, мальчиках и тому подобной ерунде. Девчонки за глаза презрительно называли ее Нянькой.

— Ах ты, золотко! — Нянька протянула руку в салон и больно ущипнула Харриет за шею. — Как поживаешь, кукла? Ну, ты и выросла!

— Здравствуйте, миссис Вэнс. — Харриет подозревала, что Эдди нравилась эта вульгарная особа только потому, что на ее фоне сама Эдди выглядела еще более рафинированной и аристократичной.

— Ах, да вылезайте же из машины и пойдемте в наш офис! — миссис Вэнс всегда говорила с неестественным оживлением, будто постоянно участвовала в телешоу. — Солнце мое, — обратилась она к Харриет, — в этом году, я знаю, ты не будешь драться с девочками, так, пупсик?

Доктор Вэнс в свою очередь кинул на Харриет такой тяжелый взгляд, что она даже поежилась.

В комнате ожидания городской больницы Фариш метался из угла в угол, снова и снова воспроизводя сцену покушения на Гам. Братья провели у двери реанимационной палаты уже более суток и ужасно устали от голоса Фариша и его немыслимых схем, поэтому только механически кивали в ответ, тупо глядя в телевизор, по которому показывали мультики.

— Сиди тихо, не двигайся, — громогласно вещал Фариш, словно обращаясь к незримой Гам. — Мне плевать, пусть она хоть на коленях у тебя лежит. Если не будешь двигаться, она тебя не укусит, поняла?

— Фариш, — громко позвал Юджин, очнувшись от дремы, и скрестил затекшие ноги. — Гам вела машину, забыл?

Фариш грозно сдвинул густые брови и бросил на брата испепеляющий взор.

— Уж я бы не пошевелился, — сказал он, — я бы затаился тихо, как мышка. Только ты пошевелишься, она — раз! — и бросится, потому как думает, что ты ей угрожаешь.

— Да что ей было делать, Фариш? Чертова змея упала на нее прямо с небес!

Внезапно Кертис захлопал в ладоши и стал тыкать пальцем в телевизор.

— Гам! — закричал он радостно.

Братья, как один, повернулись к телевизору и через секунду Юджин и Дэнни разразились истерическим хохотом. На экране пес Скуби-Ду и группа молодых людей проходили через заброшенный старый замок. На стене, среди топоров и труб, висел ухмыляющийся скелет, непостижимым образом страшно похожий на Гам. Внезапно он соскочил со стены и бросился на пса, который, скуля и поджав хвост, принялся улепетывать от него по всему залу.

— А-ха-ха-ха, — едва мог выговорить Юджин, — наверное, так она выглядела, когда бегала по дороге со змеей.