Фрэнсис читает глянцевые журналы?» – изумился я.
Она чмокнула больного в лоб:
– Милый, ну что ты как маленький… Мы ведь, кажется, договорились, что ты больше не куришь?
Выхватив сигарету, она затушила ее в пепельнице, после чего одарила меня сияющей улыбкой.
– Присцилла, познакомься, это мой друг Ричард, – монотонно произнес Фрэнсис.
Она распахнула глаза:
– О, я про тебя так много слышала!
– А я про тебя, – вежливо ответил я, и на этом, как по волшебству, разговор иссяк.
На следующий день в Бостон приехала Камилла – она тоже получила «предсмертное» письмо.
Вспоминая, как Генри сидел у моей постели в больнице Монпелье, я читал Фрэнсису «Нашего общего друга», а потом задремал в кресле. Проснувшись от его изумленного возгласа, я открыл глаза и подумал, что грежу.
Она выглядела старше своих лет. Осунувшееся лицо, потемневшие волосы, стрижка под мальчика. Все эти годы мне подспудно казалось, что Генри увел ее за собой в царство теней; сам того не сознавая, я уже не надеялся встретить ее снова. Тем сильнее было мое потрясение, когда она вдруг возникла передо мной – увидев ее померкшие, но все еще обворожительные черты, я чуть не умер от счастья.
Фрэнсис раскрыл объятия:
– Привет, дорогая! Иди скорее сюда.
Фрэнсиса выписали на второй день после приезда Камиллы (это была Пепельная среда). Втроем мы отправились гулять по городу. Бостон показался мне похожим на никогда не виденный Лондон: серое небо, закопченные кирпичные домики, китайские магнолии в тумане. Камилла и Фрэнсис захотели пойти к мессе, я к ним присоединился.
В церкви было людно и зябко. Мы отстояли очередь к алтарю, где согбенный престарелый священник обмакнул большой палец в пепел и начертил крест у меня на лбу. «Ибо прах ты и в прах возвратишься».[147] Когда пришло время причастия и вокруг начали подниматься, я тоже встал, но Камилла поспешно одернула меня. Сидя на скамье, мы наблюдали за тем, как прихожане, толпясь и шаркая, снова подтягиваются к алтарю.
– Знаете, – сказал Фрэнсис, когда мы вышли из церкви и открыли зонты, – как-то раз я проявил наивность и спросил Банни, приходилось ли ему всерьез задумываться о том, что такое грех.
– И что он ответил? – поинтересовалась Камилла.
Фрэнсис насмешливо фыркнул:
– Он ответил: «Конечно нет. Что я, католик какой-нибудь?»
После мессы мы пошли в темный тесный бар на Бойлстон-стрит и просидели там до самого вечера. В беседе всплыло имя Чарльза. Выяснилось, что одно время он был в Бостоне частым гостем.
– А года два назад Фрэнсис одолжил ему крупную сумму, – сказала Камилла и прибавила: – Только напрасно он это сделал. Чарльз не заслуживал его доброты.
Дернув плечом, Фрэнсис допил виски. Такой поворот разговора, кажется, его не обрадовал:
– Одолжил, и ладно.
– С деньгами ты, считай, распрощался.
– Ничего страшного.
Меня распирало от любопытства:
– Так как же у Чарльза дела?
– Потихоньку, – туманно ответила Камилла.
Ей, похоже, тоже было неловко, но, поймав мой ожидающий взгляд, она нехотя продолжила:
– В общем, сначала он работал у дядюшки в конторе. Потом устроился тапером в бар… можешь представить последствия. Бабушка вся извелась. Наконец ей пришлось попросить дядю, чтобы он поговорил с Чарльзом, объяснил, что если так и дальше пойдет, то она не захочет видеть его под своей крышей. Чарльз взбеленился, ушел, хлопнув дверью, снял комнату, продолжал играть в баре. Но его скоро выгнали, и ему пришлось вернуться. Тогда-то он и начал наведываться в Бостон.
– Спасибо, что ты терпел его все это время, – добавила она, обращаясь к Фрэнсису.
– Да ну, брось.
– Нет, это было очень великодушно, правда.
– Он был моим другом.
– В конце концов Фрэнсис одолжил Чарльзу деньги на лечение, – продолжила Камилла. – Он лег в клинику, но пробыл там меньше недели – сбежал с какой-то женщиной, лет на десять старше его, с которой там познакомился. Месяца два от них не было ни слуху ни духу. Потом муж этой женщины…
– Она была замужем?
– Да, и к тому же с ребенком, бросила его вместе с мужем. Так вот, тот нанял частного детектива, и их выследили. Они жили в Сан-Антонио, в каких-то ужасных трущобах. Чарльз мыл посуду в закусочной, а она… честно говоря, даже не знаю, чем она могла заниматься. Оба были, мягко скажем, не в лучшей форме, но возвращаться отказались. Заявили, что очень счастливы.
– И что в итоге?..
Камилла поднесла к губам стакан:
– Да ничего. Так и живут в Техасе. Из Сан-Антонио, правда, уехали. Одно время обретались в Корпус- Кристи, а потом, кажется, перебрались в Галвестон.
– Кажется? Разве он тебе не звонит?
Помолчав, Камилла произнесла:
– Мы с Чарльзом уже давно не разговариваем.
– Как, вообще?
Она допила виски:
– Вообще. Не знаю, как бабушка это пережила.
В дождливых сумерках мы возвращались домой через Паблик-гарден. Неожиданно Фрэнсис сказал:
– Знаете, мне все кажется, что к нам вот-вот присоединится Генри.
Я не стал в этом признаваться, но мной владело то же ощущение. Более того, Генри мерещился мне с самого приезда в Бостон – я узнавал его то в пассажире проезжающего мимо такси, то в рослом клерке, исчезающем за дверью офисного центра.
– Он ведь привиделся мне тогда… Когда я лежал в этой чертовой ванне, как Марат. Мне показалось, я вот-вот потеряю сознание, и вдруг смотрю – на пороге стоит Генри в домашнем халате. Помните тот его халат с большими карманами, где он держал всякую всячину – сигареты, таблетки?.. Так вот, он подходит ко мне и говорит таким осуждающим тоном: «Ну что, Фрэнсис, теперь ты доволен?»
Некоторое время мы шли в молчании.
– Мне до сих пор трудно поверить, что его нет в живых, – продолжил Фрэнсис. – То есть я понимаю, что он не мог прикинуться мертвым, а потом инсценировать свои похороны, но… В общем, если кто и способен додуматься, как вернуться обратно, так это он. Как Шерлок Холмс после падения в Рейхенбахский водопад. Я все жду, что в один прекрасный день он, как ни в чем не бывало, зайдет ко мне в комнату и подробно объяснит, как ему удалось все это провернуть.
Мы взошли на мост. Свет фонарей северным сиянием расплывался в чернильной воде пруда.
– Может быть, тебе и не привиделось, – сказал я.
– То есть?
– Я вот тоже думал, что привиделось, когда лежал в больнице со своей раной.
Фрэнсис понимающе кивнул:
– Ты ведь знаешь, что сказал бы в этом случае Джулиан? Призраки действительно существуют. Мы верим в них ничуть не меньше, чем люди гомеровских времен, только называем иначе – памятью или бессознательным…
– Не возражаете, если мы сменим тему? – вдруг сказала Камилла. – Очень вас прошу.
В пятницу утром мы провожали Камиллу – узнав накануне, что бабушка прихворнула, она тут же засобиралась домой. Я решил задержаться в Бостоне до понедельника.
