лугах – фиалки и барвинки, над живыми изгородями пьяно порхали еще не просохшие белые бабочки. Я убрал пальто и теплые ботинки и расхаживал в одной рубашке, едва не приплясывая от радости.
«Скоро все это кончится», – высказал свой прогноз Генри.
Шла третья неделя апреля – газоны зеленели, как райские поляны, и яблони цвели безудержно и безоглядно. Был вечер пятницы, я читал у себя в комнате, окно было открыто, и влажный, прохладный ветерок шелестел бумагами на столе. На противоположном конце лужайки устроили вечеринку, из темноты до меня доносились смех и музыка. Давно перевалило за полночь, и я уже клевал носом над книгой, но вдруг сквозь дрему услышал, как снаружи кто-то на все лады выкрикивает мое имя.
Я встрепенулся, и в этот миг на пол передо мной со стуком упала туфля Банни. Я вскочил и высунулся в окно. Неподалеку внизу виднелась лохматая покачивающаяся фигура, цеплявшаяся в поисках опоры за хлипкий саженец.
– Какого черта?
Он только слабо махнул рукой, изобразив подобие приветствия, и, потеряв равновесие, вылетел в темноту. Хлопнула дверь черного входа, и минуту спустя моя дверь затряслась под его кулаками. Я открыл.
Он ввалился в одной туфле, оставляя за собой макабрическую цепочку разнокалиберных грязных следов. Очки съехали набок, от него немилосердно разило спиртным. «Дики, дружище», – проговорил он заплетающимся языком.
Казалось, призывные вопли лишили его последних сил, а заодно и всякой способности к общению. Он стащил грязный носок и неуклюже отшвырнул его в сторону. Тот приземлился на мою кровать.
Мало-помалу мне удалось вытянуть из него события минувшего вечера. Близнецы пригласили его на ужин, а потом в бар.
После этого, уже сам по себе, он отправился на ту самую вечеринку напротив, где какой-то голландец пытался его накурить, а одна первокурсница угощала текилой из термоса. («Симпатичная такая девчонка. Правда, блин, хиппушка. На ней были эти… сабо – знаешь, такие деревянные штуки на ноги? И еще футболка крашеная с цветными кругами. Терпеть их не могу. Я ей говорю: „Солнышко, ты ж такая милашка, как тебе в голову взбрело нацепить на себя это барахло?“») Внезапно он прервал рассказ и, пошатываясь, быстро поковылял в коридор, оставив дверь нараспашку, вслед за чем раздались громоподобные звуки богатырской рвоты.
Его не было довольно долго. Когда он вернулся, от него несло блевотиной, а на побелевшем лице блестели капли пота, однако, казалось, он немного пришел в себя.
– Уф, – выдохнул он, мешком свалившись в кресло и промокая лоб красной банданой. – Кажись, съел че-то не то.
– Ты успел добраться до туалета? – нерешительно спросил я – реактивные звуки раздавались подозрительно близко.
– Не, – ответил он, тяжело дыша. – Забежал в чулан уборщицы. Налей-ка мне воды, а?
Выйдя в коридор, я обнаружил, что дверь чуланчика приоткрыта, и, краем глаза заметив в его черных глубинах смердящую лужу, поспешил свернуть на кухню.
Когда я вошел в комнату, Банни посмотрел на меня каким-то рыбьим взглядом. Выражение его лица совершенно изменилось, и что-то в нем меня насторожило. Я протянул ему стакан, половину которого он тут же выпил одним большим, жадным глотком.
– Не так быстро, – предостерег я.
Банни пропустил это мимо ушей и, прикончив остаток в один присест, дрожащей рукой поставил стакан на стол. На лбу у него выступили бусины пота.
– Ох, боже мой, – запричитал он. – Господи ты ж боже мой…
Предчувствуя недоброе, я сел на кровать, стараясь подыскать какую-нибудь отвлеченную тему, но не успел собраться с мыслями, как он вновь заговорил.
– Больше не могу это терпеть, – пробормотал он. – Просто не могу. Всеблагой японский бог.
Я промолчал.
Он вытер лоб непослушной рукой.
– Ты небось думаешь, что за фигню я тут несу, да? – спросил он с издевкой.
Не зная, куда деваться, я поменял местами скрещенные ноги. Я предвидел этот момент и уже давно ждал его и страшился. Мне вдруг захотелось ринуться вон из комнаты, бросив Банни одного, но тут он уронил лицо в ладони.
– Все правда, – пробубнил он. – Сплошная правда, ей-богу. Только я один и знаю.
Я поймал себя на том, что, как последний идиот, все еще надеюсь, что это ложная тревога. Может быть, он окончательно поругался с Марион. Может быть, у его отца случился инфаркт. Я сидел, не в силах пошевелиться.
Медленно, словно бы вытирая лицо, он опустил руки, и я увидел его глаза – налитые кровью, болезненно блестящие.
– Тебе такое даже не снилось, ни фига-то тебе… дружок… не снилось.
Я больше не мог это выносить и встал, растерянно оглядывая комнату:
– Э-э, может быть, дать тебе аспирина? Все хотел предложить, но… Если выпить пару таблеток, то утром…
– Думаешь, я спятил, да? – перебил меня Банни.
Почему-то я знал, что все будет именно так – пьяный Банни и я, один на один, в два часа ночи.
– Нет, что ты. Просто тебе нужно немного…
– Думаешь, я псих? Крыша поехала, ага? Никто меня не слушает! – выкрикнул он.
Я уже был на взводе:
– Успокойся, я тебя слушаю.
– Ну, тогда я тебе щас кое-что расскажу…
Когда он умолк, на часах было три. Рассказ его был скомканным и пьяным, бессвязным, с обилием замысловатой брани и заверениями в собственной невиновности, но я без труда смог понять, о чем речь. Однажды я уже слышал эту историю. Какое-то время мы сидели, не произнося ни слова. Свет настольной лампы бил мне прямо в глаза. Вечеринка все не утихала, и вдалеке приглушенно пульсировал омерзительный, навязчивый рэп.
Дыхание Банни стало громким и астматическим. Он уронил голову на грудь, но сразу же очнулся.
– А? Что? – выпалил он в замешательстве, словно бы кто-то подошел к нему сзади и гаркнул в ухо. – А, ну да…
Я молчал.
– Как тебе вообще это все?
Ответить я был не в состоянии. Чуть раньше у меня меня мелькнула унылая надежда, что, отключившись на несколько секунд, он все забудет.
– Жуткая вещь. Неопровержимо, но факт. Погоди-ка, что-то не то. Как там на самом деле?
– Невероятно, но факт, – механически ответил я.
К счастью, мне не потребовалось изображать перед Банни потрясение. Мне и так было тошно, хуже некуда.
– Вот то-то и оно, – с трудом разлепляя губы, назидательно изрек он. – А это ведь мог быть твой сосед. Да вообще кто угодно. Фиг тут что угадаешь.
Я закрыл лицо руками.
– Рассказывай кому хочешь, – пробормотал Банни. – Хоть сраному мэру. Мне наплевать. Пускай их посадят прямо в этот загон напротив почты… ну, который у них рядом с судом. Думает, он весь из себя такой умный… Генри ваш. Это мы просто здесь, в Вермонте, а так бы ему ох как пришлось попрыгать. У моего отца один старый кореш – комиссар полиции в Хартфорде. Если он об этом узнает – бли-ин… Они с ним вместе в школу ходили. В десятом классе даже с его дочкой встречался…
Голова его начала падать, но он моментально встряхнулся.
– Ох, господи! – вскрикнул он, едва не свалившись со стула.
Я уставился на него.
– Слушай… дай-ка мне, что ли, вон ту туфлю.
