вывалились из расстрелянного автобуса и схоронились за спущенным колесом. Так в организованную засаду я ни разу не попадал и гадостное ощущение надолго осталось. Хотя, как потом разложил по полочкам Енот — идиотская была засада, дураки неопытные делали. Ну я ему верю, конечно, но и дураки сумели оставить от группы Ремера всего двоих выживших — его самого, да этого самого Енота. Остальных мы потом схоронили на пустыре, оставив вместо памятника сгоревшую и пробитую во многих местах медицинскую «таблетку», впившуюся голыми ободами в промерзшую землю… Поневоле вспоминается, как мы волокли по ночному двору, освещенному догоравшей машиной, дверь с примотанным к ней Енотом. Мерзкое ощущение, когда моя нога попала в брошенный посреди всего этого чужой чемодан со шмотками, чуть я тогда не навернулся, пока отцепил какую-то цепкую тряпку, обмотавшуюся вокруг ботинка. Пожар в чужой квартире, тоскливое ощущение, что вот-вот прогорит хлипкая дверь сортира, где мы ухитрились кучей укрыться… Муторный страх, прилипший как хлобыстнувшая мне в лицо ихорозная жижа из прострелянной башки навалившегося на меня зомбака. Тимур, сукота, ухитрился пальнуть так, что уделал меня ошметками из мертвяцкой головы всего.
Хорошо, что все тогда было из рук вон плохо, потому некогда было как следует забояться, что попала эта гадость в невидимую глазом ссадинку на лице, не до того было… Потом стало страшно, на следующий день накатило… Хотя вот разжились же аж тремя новыми членами команды — и толково разжились — что Ремер, что Енот толковые вояки, да и салобон Тимур тоже, как сейчас видно — полезное приобретение. Горячий конечно субьект, не отнять, но после первых стычек и постановок на место стал вполне себе человеком. Тот же Енот мне тогда рассудительно пояснил, что с дагестанцами вполне можно кашу варить. Только надо понимать их менталитет. Они обязательно должны наехать, чтобы понять — с кем имеют дело, типа человек или жидко насрано. Не огрызнулся, струсил, потек — все, сядут на шею и ноги свесят или еще что хуже учудят. Огрызнулся в ответ на наезд, не испугался — значит человек. Тогда проверят — один или за тобой сила есть. Если не одиночка и сила есть — значит такой же как они, дальше уже будет легче, без дурнины кавказской. Но мы одновременно с приобретением трех стрелков, получили и кучу проблем — и с группой Ремера не все мне ясно даже сейчас, что там за интриги были, которые кончились прямой подставой всей группы, причем тройной подставой. Мы-то с Ильясом только в третью попали, а группа из первых двух вывернулась только благодаря выучке и то с двумя трехсотыми, да и Тимур тоже еще тот фрукт. Собственно он как ни крути — а дезертир, потому как оказавшись без автомата удрал из своей компании. А калаш его я ж своими руками у него и отнял незадолго до памятной встречи, когда он за своим утерянным автоматом явился. Выбрав крайне экзотический способ встречи в весьма экзотическом месте… И это не считая этих засранцев, которых выслали тогда с территории завода под нашим конвоем и которые сейчас меня вломили по полной схеме. Черт меня дернул с нашатырем соваться! Пора кончать с этими замашками. Болтать сгоряча я уже отучился и вроде как Ржевским ничего внятного не сказал. Ну и с медициной и гуманизмой надо сворачиваться, нарвусь ведь. Вон совсем недавно было совещание медиков на разные темы, и совершенно неожиданно выяснилось, что мы в своем городишке сильно везучими оказались — в ряде мест медиков впрямую публика линчевала, посчитав за достоверную версию о прямом участии медицины в появлении зомби на улицах. Дескать это лекаря во всем виноваты. В Кракове вон возмущенные толпы цельную клинику спалили. Причем, что характерно — именно ту клинику, где лекаря оказались толковыми и крутыми людьми, и не допустили взрыва зомбирования, что было в большинстве больниц, куда стаскивали укушенных и умирающих и откуда мертвяки потом валили валом, снося все живое поблизости. За это лекарей и пациентов и спалили по лучшим канонам европейской культуры — дескать именно в этой клинике зомбаков и развели, раз у них все в порядке, а вокруг все плохо — значит, они и виновны. Доложили нам это все очень сухо. Вообще вскользь, походя, ну а когда публика лечебная заволновалась и стала задавать вопросы — тогда несколько поподробнее, но опять же без подробностей и суконно- шинельным языком. После этого мы немного иначе восприняли жест руководства Базы в самом начале — а именно выделение групп охраны и обороны для каждого лечебного учреждения в Кронштадте буквально на второй же день Беды. Видно знали уже тогда, что могут быть и погромы больниц и аптек, как при холерных бунтах было. После этого совещания тех, кто по-прежнему протестовал против ношения оружия медиками, стало значительно меньше. У нас в больнице таких двое осталось всего. Но это уж такие упертые люди, что им хоть кол на голове теши.
Все это промелькивает в голове за все то маленькое время, пока я пробираюсь к выходу из осточертевшего мне помещеньица. Ух, наверное такие же впечатления у тех, кого выпускают из тюряги! Прямо, как в кино. И как и положено в фильме — меня встречают, и даже такси стоит. В виде нашего БТР — именно его туша дверь перекрыла. Ну, специфика такая нынче.
— Привет работорговцам! — лыбится с брони Званцев.
— Иди ты к черту! — огрызаюсь я и осматриваюсь. На улице не сказать бы что много публики — по сравнению с теснотой в комнатке — так считай и пустынно. То ли зевак уже разогнали. То ли людям и так есть чем заняться, но публики не много. Впрочем не успеваю я решить — что более верно, как подошедший сзади угрюмый старлей (а вот не жалко мне тебя, бдительный сукин сын, ни разу не жалко!) бурчит:
— Пошли!
— Это куда еще? — удивляюсь я.
— Вещи свои заберешь — поясняет старлей, стараясь не смотреть на меня.
— Вот уж шиш! Сюда тащи все, гулять мне с тобой никакого интереса и радости нет, нагулялся уже!
— Невелик барин, не буду я тебе твое барахло носить! — ярится старлей.
— Еще как понесешь… — начинаю я.
— Мухой полетишь — вякает с брони Рукокрыл.
— Стремительным домкратом! — поддерживает его Ленька.
— Помолчите ребятки — останавливаю я поток их остроумия.
От старлея прикуривать можно. Но стоит как вкопанный, глазами меня сверлит.
— Знаешь, ты мил человек и так уже попал по полной схеме. Но я вот думаю, сегодня мне главврачу придется рапорт писать, а завтра на пятиминутке мне положено будет информировать коллектив клиники о сегодняшней операции. Вот я и думаю, как мне рапорт писать и что говорить. Не, ты не думай, что я совсем сволочь. Ургентных там пациентов или еще что срочное мы от вас принимать будем по-прежнему, но вот все остальное я могу постараться и перекрыть.
— Ага, а я тебе и поверил! — заявляет старлей.
— Не я самостийно, а путем вдумчивого воздействия на коллег и начальство. Моему начальству очень не понравится, что вы собирались меня банально похитить, как барана…
— Баран и есть! — говорит отчасти правду оппонент.
— Не тебе судить, милчеловек! Просто для ваших все станет в два раза дороже, в два раза тягомотнее и в два раза хлопотнее. И я тебе ручаюсь, что проблемы будут обязательно связаны с тобой, чтобы пациенты знали, кого благодарить от души. Вот на это у меня пороху хватит.
— Это точно, он злопамятный, как гиеновидный слон! Вот начнет он своим внимательным хоботом ощупывать все твои трещинки — урыдаешься! — умудренно кивает головой Ленька. Второй засранец тут же заявляет бордовому старлею, что как врач-то я так себе, а вот гадости делать — чисто профессор! Стервецы какие, резвятся, как щенята.
— Он уже такому как ты гонорею лечил рыбным жиром! — добавляет Ленька.
Старлей, дошедший до температуры кипения, смачно плюет на землю и исчезает за углом домика.
— Ну что вы разбрехались-то, как деревенские дворняги — укоризненно заявляю я шутникам — когда это я гонорею рыбьим жиром лечил?
— А что, перспективное направление в вашем живодерском рукомесле — заявляет высунувшийся из стального гроба Вовка.
— Ну вот тебя тут не хватало — начинаю было отповедь я и осекаюсь. Да, Вовки с бронетранспортером мне очень не хватало последнее время. И этих двух болтливых оболтусов я тоже чертовски рад видеть тут и сейчас. Черт с ними, пусть резвятся. И они резвятся и я очень рад, что никто из ржевских не слышит всей этой кучи ехидных предложений как и чем лечить теперь этих полигоновских. Хотя пара предложений, в общем, при некоторой обработке, вполне может и сгодиться, это я великодушно отмечаю, что вызывает новый приступ энтузиазма.
