стороны и если знаешь, с кем имеешь дело, то получается это дело проще.
— Тут немного посложнее ситуация — как таковых мононациональных диаспор здесь нет. Здесь, как это ни странно — имарат. Во весь рост, только маленький еще, — задумчиво говорит казак.
— Это еще как? — удивляется Серега.
— Салафиты, — говорит казак так, словно нам это слово все разъяснит до конца.
— А, мусульмане! — киваю я. Казак и майор хмыкают, словно я сморозил серьезную чушь. Ильяс негромко говорит у меня за спиной:
— Ваххабиты настолько же мусульмане, насколько сатанисты — христиане. Хотя разумеется, чигао между христианами и сатанистами небольшое.
Последнее Ильяс произносит максимально ядовито. Видно, что я ляпнул нечто, сильно обидевшее нашего снайпера. К моему удивлению обычно не упускающий возможности любым способом поддеть Ильяса Енот ничего не говорит, не изображает ничего ни мимикой, ни звуками. Даже странно, словно воды в рот набрал. Ладно, потом спрошу, чтоб впросак не попадать.
— И как тут это срослось? — спрашивает Брысь.
— Обыкновенно. Мы сперва проглядели, не до того было — поясняет казак, а майор кивает. Ну, понятно. Чуточку не до религиозных дел, когда зомби вокруг, не до жиру, быть бы живу. Казак продолжает:
— В общем — сложно было. Тут складов достаточно много, потому разные люди. И серьезные и очень серьезные и вовсе такие, что свет туши. Не Питер, но тоже городок не маленький, да и вокруг поселков всяких хватает. Поначалу каждый сам за себя, зенитчики разве пытались патрули посылать, но это скоро кончилось — и потому, что к ним в расположение народу понабежало и потому, что потери были серьезные. Это мы сейчас поняли, что патрули в нескольких случаев не зомби поели, а совсем наоборот, а тогда не сообразили. Кое-где эта чума вообще взрывом рванула — вон как в Мариенбурге, там поселок цыганский, понятно наркоманы все время, там же и дохнут.
— И что, посмертно туда тянутся? — с интересом спрашиваю я. Про зомби уже хорошо известно, что они выбирают для себя странные маршруты, но как правило — туда, где они бывали нередко. Пока никак не объяснить скопище мертвяков на дворцовой площади — в то время как на площади сенатской их очень немного. Но вот магазины продуктовые — те да, в осаде почти сразу оказались. Может быть правда из-за запаха испортившегося мяса из этих магазинов?
— Ну а как же! — даже удивляется казак.
— Ясно. Надо будет после задания докладную написать в Некролабораторию, — поясняю я казаку свой интрес. Тот кивает головой, явно слыхал про научные разработки, методички Кабанова постаралась распространить достаточно широко, тем более, что плагиата и нарушения копирайта вроде как бояться не надо. Но, соответственно и сбор информации организован, стараются лабораторские все изменения брать на учет.
— Понятно. К слову нарки после смерти стараются к наркоте быть поближе, чуют что ли ее, как собаки — дополняет казак. Я запоминаю. То, что сильная мотивация посмертно у зомби не раз проявлялась мне уже многие говорили — даже мой американский пациент об этом толковал. По его словам попался ему в Америке морф, бывший раньше грабителем банка, так вот сдохнув, бандит проделал долгий путь и рыл землю точно в том месте, где еще до ареста успел закопать чемодан с украденными деньгами и пистолетом. С чего эта нежить явилась за совершенно ненужными ей деньгами — толком не понятно. Я, честно говоря, не шибко поверил, а вот Валентина Ивановна ничуть не усомнилась в рассказе. Мне-то кажется, что родительские чувства или там родственные вообще должны бы быть сильнее голой меркантильщины, но нет — вот за деньгами морф может явиться, а родных своих щадить и не подумает, сожрет за милую душу. Хотя черт их разберет, может где и есть зомби вегетарианцы или там гуманисты. Нам они пока не попадались, эти гипотетические зомбовеганы.
— В общем Мариенбург сейчас тухлое место, вначале там черте что творилось, стрельбы было густо, но видно не задалось, пожаров было больше, чем в целом по другим районам, сейчас туда предпочитаем пока не соваться. Скопление зомби пока не самое важное. Вот живые хлопот больше приносят. И таких поблизости очага два — поселок Кабралово и поселок Коммунар.
— Всю жизнь мечтал с коммунарами сразиться, — патетически заявляет Енот.
— Мечты сбываются, — в тон ему отвечает Ильяс. И говорит он хотя обычным своим голосом, с барственными нотками, но глаза у него сейчас иные, я такие глаза у него видал к счастью только несколько раз и после этого понял, что наверное именно с таким взглядом вырезают противника поголовно. Как толкиновские эльфы вырезали орков. Или — чтоб не заниматься дурными фантазиями — как люди тысячекратно резали друг друга целыми племенами и народами. По принципу 'не оставляя на семя'. Хотя должен признаться, так же смотрел наш снайпер и когда давным давно — в самом начале Беды, когда еще наш бронетранспортер, хоть и был многократно мыт и даже не водой, а «Кока-колой», а все-таки ощутимо пованивал прежними постояльцами, мы в городе — в совершенно уже замогиленном районе, где живых не видели уже пару недель, внезапно засекли отчаянно бегущих за нами старика и ребенка лет семи-восьми. Серега к слову и засек. Дальше все было очень как-то быстро и суетливо. Вовка с хрустом развернулся, круша острым рылом «Найденыша» попавшиеся в резком развороте под горячую руку брошенные машины, Ильяс распахнул бортовую дверь, а Серега короткими очередями зададанил из башни по тем, кого бегущая пара живых встрепенула. Многих встрепенула, надо отметить, не только сонных, но и шустеров было самое малое трое — Серый потом сказал. Я успел увидеть в проем бортовой двери, словно в диковинном телевизоре, что дитенок споткнулся и упал, и на него тут же насело три или четыре мертвяка, а старик не оглядываясь на упавшего, засеменил еще поспешнее к спасительному люку, словно визг сзади подстегнул его. А Ильяс захлопнул у старика перед носом дверь и рявкнул Вовке: 'Трогай!
И Вовка беспрекословно рванул с места. Я только рот от удивления открыл, вот тут на меня Ильяс и перевел взгляд. Именно такой, как сейчас. До крайности неприятный. Мутаборовский какой-то, прямо скажу.
— На кой нам такие, что своих бросают? — очень мертвым голосом ответил снайпер на вопрос, который я и задать не успел.
— Но он же ничего бы не успел! — чтобы отделаться от этого взгляда, ответил тогда я совсем ошалевшим голосом.
— Мы бы успели. Если бы он его не бросил, а просто даже потянул к нам хоть волоком. У него было на это семь секунд. Это очень много времени. Хватило бы и нам и им. Вот зомби бы не успели. Не хватило бы семи секунд.
Я не стал спорить. Потому как прекрасно помнил, как парой дней раньше тот же Ильяс ухитрился отстрелить шестерых шустрых, гнавшихся за девчонкой — подростком. Та тоже выскочила из квартиры, где пряталась, услышав рев двигателя и увидев наш продвигающийся по забитой машинами улочке бронетранспантер. Глупо, по-девчачьи сиганула со второго этажа и, собирая визгом всех зомбаков округи, побежала за нами. Совсем безбашенная! Мы, правда, по визгу только и поняли, что кто-то тут живой, даже за грохотом двигла услыхали. Как ухитрился снайпер, стреляя буквально впритирку к девчонке, перекалечить преследователей — я так и не понял. Тем более девчонка и бежала по-девчачьи — это когда все трепыфыхается и шурумтумкается. Движений нелепых масса, руки болтаются по невиданной траектории, ноги разбрасываются не пойми как, а скорость трехколесного велосипеда. Вот Ильяс тогда сумел сквозь это суматошное мельтешение сбить всех шестерых, бежавших за ней, кому раздробив таз, кому колено, кому перебив бедро или голень. Филигранная была стрельба и молниеносная. И да, не брось этот дед ребенка — пожалуй, напару с Серегой они бы не дали зомби дотянуться. А так — оба этих обормота не смогли вишь потом выстрелить по пожираемому, но еще кричащему дитенышу, которого вовсю рвали зубами. Опять мне пришлось «работать», высунув ствол в бортовую бойницу. Неделю потом настроение было отвратительное, даже на фоне того, что после начала Беды хорошего настроения и не было вообще- то.
Интересно — сейчас-то с чего Ильяс рассвирипел?
— Воодушевились после успешной зачистки Ропши? — усмехается Брысь.
— Да пора уже навести порядок. Поднадоело уже, честно говоря. И так жить сложно, а когда еще всякие идиоты накал жития усиливают, так тем более — кивает казак.
— Хлебнули? — сочувственно и понимающе спрашивает майор.
