отозвался мужчина в голубом и схватил книжку.
— Ты погоди немного здесь, я сейчас, — быстро сказал бригадир Ирине и вместе со своим приятелем заскочил внутрь медпункта. Ирка в недоумении потопталась на крыльце, потом, услышала за углом голоса. Глянула туда — в капитально обустроенной курилке — со скамейками и вделанной в землю здоровенной круглой железякой для окурков сидело с десяток мужиков — этих назвать медиками было никак нельзя — камуфляжи, навешенная разнообразная снаряга в виде разгрузок, патронташей, сумок, сумочек, сумчонок, чехольчиков, кабур с пистолетами явно говорили о том, что тут вояки или охранники или коллеги Ириных компаньонов. Но все это было подогнано, сидело ладно, явно было привычным и уже ношеным не в первый раз. Ирка подумала было присоединиться к ним, но клубы табачного дыма быстро расхолодили ее в этом желании. Ну их к черту, курильщиков.
— Я в ответ возьму и бутылку водки на пол вылью. Или сразу в унитаз, — донеслось из курилки отчетливо и угрожающе.
— Кажется, мы стали свидетелями актов пищевого извращения — водку лить на пол, пиво расстреливать. И куда смотрят семья и школа? — отозвался сосед говорившего.
— Слушай. ты и так уже себя покрыл позором и этим, как его… Ну позором, короче. Не усугубляй! Хочешь, вылив водку, окончательно порвать пуповину, связывающую тебя с прогрессивным человечеством и опуститься окончательно в мрачные низоты бескультурья и варварства? — не без ехидства поддержал его другой сосед.
— А чего они, а? Пиво… мы, дескать, три банки туборга расстреляли — больше делать нечего, что ли? — возмущенно ответил угрожавший вылить водку.
— Отличные мишени, прикольно раскрываются, — подлил кто-то масла в огонь.
— Три банки пива… Нет вы только представьте!
— Ага. За две секунды. 'Вдребезги'!
Угрожавший мстить разливанием водки в пику явно ответил:
— Я коньяк французский за три тыщи — на протирку пользую. Не, действительно, ну редкостное же говно! И виски тоже. И давеча две бутылки ликера какого-то выкинул, они лет пять уж стояли початые, наверное, ога. Пуповина, хе… Скажете тоже!
— Ликер, однако, жалко, — плаксивым голосом, выпустив струю дыма, заявил сидевший профилем к Ирке парень.
— Да он наверное невкусный был. Раз столько лет стоял. Вкусный не стоял бы, — словно утешая, отозвался покусившийся на водку.
Ирка поняла, что идет обычный мужской треп, явно собравшиеся коротают время, ждут чего-то, вот и чешут языки. Ничего интересного, так разве что послушать от нечего делать.
— Три банки пива… Нет вы только представьте! Ты еще скажи, что пиво невкусное!
— Это дикость какая, называть то, что в банках — пивом. Так, пивной напиток. Вместо солода — мальтозная патока, пфе — солидным тоном отозвался вполне уверенный в себе бас…
— Сироты. Голодающие дети Поволжья… В заначке 80 литров вина смородиновое, вишневое, 20 литров хорошего самогона, 8 литров спирта. Это я про погреб, бар описывать скучно, всякие хеннеси — это для извращенцев.
— Свое, или прибылое?
— Да свое конечно. Прибылое я не считаю. Ога. Приеду когда значить опять, на фазенду — наверное будем выливать нах. Все одно никто не пьет, стоит только место занимает, — пояснил свое отношение к водке тот, что расстреливал пивные банки.
— А ты нас позови — на полном серьезе предложил сидевший с краю улыбчивый парень.
— Да приходите, все одно все сами не выпьем, — согласился пивоненавистник. Ирка отметила, что говорок у него южный, вместо 'да' скорее получается 'та'. Опять же запасливость. Подумала сразу, что непротив была бы выпить стаканчик доругой хорошего домашнего вина. Потом решила, что лучше воздержится, неполезно ребенку. Вот перестанет его кормить грудью — тогда и позволит себе. Тут же услышала из курилки:
— Увы, еретик упорствует. Пойду мыть руки. А его придется отливать святой водой. Из душа Шарко. Или брандспойта. Ибо упорен в ереси своей — заявил долговязый мужичище в комбезе темного камуфляжа и впрямь пошел вон из курилки. Остальные отнеслись к этому совершенно равнодушно.
— А я вообще дома алкоголь не держу, — признался улыбчивый парень. Ирина отметила, что лицо у парня приятное такое, располагающее.
— Зато он держит тебя. Я тоже его — не держу. Он сам, прибился и не уходит — хмыкнул кто-то.
— А вы кстати насчет того, чтоб вино выпить — давайте, решите. Я не против, заодно отметим успех предприятия.
— Боишься, что скиснет?
— И не говори, уже повиливал старое, суксусившееся — отозвался другой голос.
— Про уксус ни слова. Его два бидона. Не считая вина, разумеется.
— Мозг мой окончательно сломался. Кто мне объяснит — зачем этом извращенцу 40 литров уксуса??? Нет, я понимаю — при обмороке дать понюхать, немного в салат… Но 40 литров-то зачем??? — отозвался кто-то, возмущенно выпустив в воздух здоровенную струю дыма.
— Ибо сказано: 'нахаляву и уксус сладкий'
— Не 40 а 76 литров. Два бидона по 38. Да, на самом деле чуть меньше, около 70ти наверное… не помну, не проверял — хладнокровно отозвался владелец винного погреба.
— И нахоа?
— Известно зачем. По слухам — он сладкий. А если серьезно — просто выкинуть жалко. Именно потому что много.
— Очевидно, в уГсусе поселилась жабЭ. Которая душит.
— Да, точно.
Сразу раздалось несколько голосов:
— Может Гамлета начитался? Собирается пить уксус и закусывать крокодилятиной.
— Это ж скоко крокодилов-то зря погибнет!
— При обмороке нюхать можно!
— Каждые полчаса падая в обморок, поедать ванну салата. Еще и не хватит на всю — то жизнь!
— В медицинских целях, обтирая температурящих…
— А еще во времена парусного флота им пушки охлаждали. Я так думаю во время боя духан был на орудийной палубе… Может, как артиллерист, готовится к крупной бонбардировке?
— Охренеть! У всех жабы как жабы, а у него маринованная! Маринованая жаба в отаке! Картина маслом и салом!
— Да идите вы. Балоболы!
— Де у тя дом, гришь? Я аккурат с салом подъеду. Свежим. Немороженным. Симбиоз будет. Мне алкоголь, тебе — сало… — произнес странно знакомый голос. Ирина насторожилась.
— Копченое сальцо с соленым рыжиком уж больно смачно идет… А вообще кому я это объясняю? — раздумчиво произнес сидевший к Ирке затылком мужчина, на котором всяких сумочек и футлярчиков было понавешено, как игрушек на елке.
— Коптить сало — убить его нафиг. Я даже последнее время почти несоленое больше люблю. И с мясом. Без хлеба. Только сало. Грамм сто съел — и хорошо! А потом уже с хлебом и чесноком, остальное — весомо заявил владелец вино-уксусных сокровищ. Ирка подумала, что не ошиблась в мягком южном произношении — вон, сало сырьем есть готов, понятно кто. А владелец сокровищ добавил так же безапелляционно:
— А соленые лучше всего не рыжики и даже не белые грузди, а волнушки. Без вариантов вапче.
— Дядя, лучче всего сыроежки — мммммммм. Не знаю как у вас, а у нас грузди цвета коровяка зелеными зовутся, в солении принимают радикально малиновый цвет, а вкус — мммммммм!
— А еще можно было бы манты сделать! — со вкусом произнес знакомый Ирке голос.
— Пилямени? Пфе! — словно плюнул хозяин погребов. И тут же добавил:
— Пилямени… пища холостяков… 'еда мужская, три килограмма'. Отказать. Вообще, кроме пирогов мешать мясо с тестом — только по бедности. Мясо надо жрать так. И гарнир оставлять бедным.
