всем приходится корячиться. И некоторым — даже больше, чем другим. Даже подыхать приходится. И отдача для всех не так, чтоб велика получается. А если ничего не делать, а только крысить — то получается куда как выгоднее жить.
— Ну разумеется. Потому везде и существует УК, и таких крысоватых сажают в неприятное место под названием тюряга. Чтоб публика видела — крысячничать не полезно для организма — вставляет свое слово и Серега.
— Не везде, у нас перед этой Бедой не сажали — отмахиваюсь я.
— Ты, похоже, не в курсах. Еще как сажали. Все битком было забито. Я-то знаю.
— Хорошо, но тех кто в особо крупных размерах — не сажали?
— Этих да… на условное в основном.
— Вот я об этом. Вреда-то от крупняков куда больше. В Московской области товарищ из правительства спер столько, что хватило бы все дороги в области отремонтировать… И ничего. Слинял спокойно. Сел в свой самолетик частный и улетел…
— В Лондон?
— Нет, в Париж.
— Ишь ты… Оригинал. Или эстет.
— К слову интересно, что в аэропорту творилось когда грянуло. В Домодедово таких частных самолетиков дежурило с экипажами три сотни. На случай если так же придется экстренно вылетать. Довелось видеть. Так вот, понимаете ли, поневоле задумаешься — а что умнее — добиваться, чтоб у тебя стоял под парами самолетик, и вовремя удрать или вот на передовой выеживаться? Вот в чем загвоздка.
— Ну как сказал принц Гамлет?
— Именно. Мне этот вопрос не дает покоя…
— Толку — то. Ты ж не умеешь например наперстничать? Или ломщиком работать? Не говорю про всякие брокерства… Выбор-то уже сделан.
— Ты еще посоветуй отрабатывать позитивный настрой, улыбаться себе в зеркало и говорить: 'Каждый день, при любых обстоятельствах мне становится все лучше и лучше'. Так что ли? — хмыкает Енот.
— Еще чего. Это американские бредни, которые серьезными людьми, американскими же к слову, и опровергнуты. Ничерта это не дает, особенно людям с низкой самооценкой. Еще хуже получается — говорю я истинную правду.
Сергей как-то начинает щуриться, хотя вроде не с чего. Ночь же, хоть и светлая. Енотище однако это примечает и ехидничает, хотя и не так ядовито, как обычно: 'Красавец мужчина, пробовал что ли?.
— Вот тебе до всего, похоже дело есть… ну да, пробовал. Перед армией.
— Девки внимания не обращали? — с пониманием кивает хромой.
— Обращали. Но не те. То есть не та. Я вот и начитался всякого этого, 'Я могу это сделать! 'Меня все любят! 'У меня все получится!.
— Не помогло?
— А ты как думаешь? Не помогло. И не могло помочь, какое там 'все любят'. Та-то, ради которой я всю эту бодягу завел в упор не видела. Ну и все…
— Ишь, как оно выходит… Правы значит твои американские умные люди, а, человек в белом халате?
— Конечно. Неискренняя улыбка, по протоколу, а не от радости как раз активирует отрицательные эмоции, как ни странно. Ну а говорить себе похвалы перед зеркалом… Себя-то обмануть всегда куда сложнее, чем окружающих. Человек естественно и не верит. Если он знает, что он никудышник, то его переубедить можно только другим способом.
— Ну-ка? — заинтересовывается Серега.
— Да ты и сам в курсе. Просто все — если ты не умеешь ничего делать — сделай хоть что-то. Это больше всего помогает. Пол вымой, в конце-то концов. Еду приготовь. Делай что-то, что можно глазом увидеть и руками пощупать. Меньше самоедствовать будешь, лучше получится…
— Ты, похоже, как наш прапор. Тоже не продохнуть было, ни минуты свободной. А так похоже и впрямь помогает… Начистишь ванну картошки, сразу самооценка вырастает. Только б до койки доползти, так сильно вырастает. А уж после марш-броска тем более…
— Ладно, не буду вырабатывать позитивный настрой неискренней улыбкой в зеркале. Ты к слову лопух, красавец-мужчина. Надо было начать ухаживать за другой девчонкой. И чтоб твоя прынцесса это видела. Работает как калаш, всегда и везде, не могут барышни такое пережить. Проверено.
Серега ухмыляется широченной улыбкой.
— Ну так насчет героев… — напоминаю я Еноту.
— Так вот насчет героев. Вроде б все понятно — человек должен думать только о себе. Умри ты сегодня, а я завтра. Но почему те народы, которое это проповедуют как раз быстренько сливаются? А если у народа есть такая глупость как взаимовыручка и некоторое пренебреженние своим шкурным, когда о выживании племени речь идет — то хрен их задавишь.
— У нас Нафтуллина так снайпер подстрелил. А потом двоих еще, Каськова и Смирдягу, которые пытались втащить. Танкистов попросили — они туда пару раз пальнули, в девятиэтажку, откуда вроде снайпер работал.
— Попали? — задаю я вопрос раньше, чем понимаю, что глупость спросил.
— Откуда я знаю — удивляется Серега — там дымище, пылища, да и далеко. Мы ж только ориентировочно прикинули откуда должно было прилетать. Пока они бахали успели всех троих выволочь.
— Э, не, это другое — морщится Енот.
— А что не другое? — уточняет пулеметчик.
— Да тут ты вытаскиваешь потому, что завтра тебя не ровен час тащить будут. А ну как не захотят? Не, тут все ясно и понятно, ты — мне, я — тебе… Я про другое, когда человек своей шкурой рискует заведомо для себя бесполезно.
— А ну-ка примерчик?
— Запросто! Вот был такой пилот Мамкин, летал на этакой этажерке биплане.
— У-2 который?
— Нет, посолиднее швейная машинка, побольше чуток и мотор помощнее.
— Про войну толкуешь? Про Отечественную?
— Что, неясно?
В ответ Серега заботливо начинает проверять руки и шею Енота, такими привычными движениями, какими проводится экспресс проверка на укусы открытых участков тела. Енот недоуменно отпихивается от проверяльщика.
— Эй, ты чего?
— Следы укуса ищу, чего же еще — поясняет свои действия Сергей.
— Ты сдурел? Откуда у меня укусы?
— Да я подумал, что тебя Павел Ляксандрыч куснул. Похоже от него заразился.
— Отстань, с мысли сбиваешь.
— Ладно, ладно, извини…
— Шутки у тебя, боцман… Так вот ситуация простая — у немцев в полный мах работает пункт по взятию крови у славянских детей — для своих тяжелораненых зольдатов. Приморили на выкачке уже около 2000. Нужны новые. Аккурат понравились сироты в Полоцком детдоме. Директор оказался человеком — немцам наплел, что если детенышей немного откормить в деревенских условиях, то крови дадут больше…
— Ну прямо Гензель и Гретель. Когда к ведьме-людоедке попали.
— Типа того. Удалось с партизанами связаться, те этих детей к себе на базу забрали. Не очень вовремя получилось — аккурат началась карательная операция, а тут эти дети, да еще своих раненых под сотню. Стали просить помощи у армейских. Баграмян распорядился и стали по ночам этажерками вывозить. По восемь-десять детей за рейс.
