Я не против либеральных идей, сам их исповедовал. Но, видя, как они слепо вбиваются в голову русскому человеку без всякого понимания, что это такое, хочется схватить дистанционный пульт и выключить весь этот псевдолиберальный «вой», чтобы хоть недолго посидеть в тишине и подумать: а что, собственно, мы хотим? Неужели мы до сих пор не поняли, что в результате народ всегда пойдет туда, куда его ведут его собственные верования, какими бы реакционными или передовыми они ни были? И, в конце концов, сорванные до хрипоты голоса историю не изменят.
В свое время философ Ключевский замечательно сказало христианстве в России: византийство к нам было «спущено» сверху. «Целые века греческие, а за ними и русские пастыри и книги приучали нас веровать, во все веровать и всему веровать… Нам указывали на соблазны мысли прежде, чем она стала соблазнять нас, предостерегали от злоупотребления ею, когда мы еще не знали, как следует употреблять ее. Нам твердили: веруй, но не умствуй…Мы стали бояться мысли, как греха, пытливого разума, как соблазнителя, раньше, чем умели мыслить, чем пробудилась у нас пытливость…Потому, когда мы встретились с чужой мыслью, мы ее принимали на веру. Под византийским влиянием мы были холопы чужой веры, под западноевропейским стали холопами чужой мысли». Попробуйте сказать точнее! Вообще-то попробуйте сказать это публично, и посмотрим, что сделают с вами наши кликуши от политкорректности!
С тех пор так и пошло: любая идея нам навязывается до того, как приходит ее объективное понимание. Это в полной мере касается и либерализма. Хотя бы на время освободиться от любых клише! Говорю «на время», так как уже понял: поиск истины — это смена одних иллюзий на другие, будь они либеральными или консервативными.
Подозрительность крестьянства
Осталось ли в России такое понятие, как «служение Отечеству»? Тема сложная. Если заглянуть в историю России, можно увидеть, что у нас всегда существовала напряженность между народной массой и государством. Это связано с тем, что народ наш в своем большинстве продолжает жить крестьянским сознанием. А крестьяне всегда враждебны государству, потому что оно всегда у них все отнимает. Поэтому в России, как и в СССР, между гражданами и государством всегда существовало постоянное недоверие.
Служить Отечеству — это прежде всего осознавать себя гражданином. История учит: крестьянин становится гражданином только тогда, когда его личной собственности, его земле угрожает опасность. Вот когда нам угрожает внешний враг — француз, немец, поляк, — тогда крестьяне объединяются ради, так скажем, государственной идеи. И идея эта проста: выгнать захватчиков с родной земли. Когда же захватчики изгнаны, крестьянская солидарность быстро распадается на некие соперничающие между собой фрагменты, которые с прежней подозрительностью позиционируют себя к власти.
Служение Отечеству естественным образом возникает в обществе, которое называется гражданским, а такое общество возникает только там, где сформировалась буржуазия. В России этого процесса в его
полном объеме никогда не было. У нас буржуазия была в таком мизерном количестве, что не обрела того влияния, каким пользовалась в Западной Европе. Сегодня европеец, работающий на земле, производящий сельхозпродукцию, не является крестьянином — он стопроцентный буржуа! В этом и состоит отличие России от Европы: человек тоже работает на земле, но классовые ценности исповедует совсем другие. Только слепой этого не видит!
Интеллигенция — понятие российское
Кто мог служить Отечеству у нас, в России? Интеллигенция? Нет. Поскольку она развивалась в обществе с двумя явно выраженными антагонистическими классами — крестьянством и дворянами (читай — аристократией), то, как говорил Петр Струве, сутью интеллигенции стало
Служение Отечеству воспринимается западными интеллектуалами как долг и честь, интеллигенцией в нашей стране — как иго или коллаборационизм. Так в России было всегда — и до 1917 года, и во время революции, и сейчас. Поэтому все, кто заседал в ЦК КПСС, априори считались вторым сортом, будь то Симонов или Бондарчук.
В этом существует разница между интеллигенцией и интеллектуальной элитой. Интеллектуальная
элита Запада не считает себя «защитницей народа» и не чувствует себя обязанной — во что бы то ни стало — всегда защищать народ от власти. Она может быть и с властью, и против нее. Кстати, как и все великие русские писатели. Возьмите Достоевского, Толстого или Пушкина. Все они в одно время были «за» царя, в другое время — «против». А потом опять не считали для себя зазорным сказать: «Так выпьем за царя!» И никто не осмеливался им бросить упрек (говоря языком сегодняшнего дня): «Ах, ты продался Кремлю!» Хотя, ошибка — были же смельчаки-пигмеи, кидающие грязью и в Пушкина, и в Лескова, и в Чехова… Где они теперь, кто их помнит?…
Страх — это возможность свободы
Страх есть возможность свободы.
По данным Аналитического центра Юрия Левады, 60% российских жителей признают, что за последние несколько лет в стране стало больше страха. Больше половины опрошенных (53%) полагают, что в России за те же самые годы стало больше свободы, хотя 37% с ними не согласны. Получается, нашим соотечественникам от этой свободы живется ни лучше, ни радостнее. В чем же причина?…
Сама мысль должна вызывать чувство протеста, не правда ли? Эта мысль не моя, а датского философа Серена Кьеркегора. Собственно, я думаю, что все наши лучшие мысли заимствованы нами у других. Да и эта мысль тоже принадлежит кому-то великому…
Итак, животный страх. Вам знакомо это ощущение? Что может быть общего между ощущением липкого ужаса и свободой? Белой и пушистой свободой, которая в нашем понимании является конечной целью любого индивидуума? Как это высокое понятие может быть связано с такой отрицательной и низкой эмоцией, как животный страх? Когда я пытаюсь утверждать, что эти вещи связаны, то оппонентов возникает очень много, и на меня обрушивается яростный поток возражений. Давайте попробуем вместе разобраться, что же такое свобода и все ли ее одинаково понимают.
Как вы думаете, для американца и для эскимоса свобода — одинаковое понятие? А для тюремного заключенного и отшельника, который живет в пещере? Для русского человека свобода ассоциируется со словом «воля» — «что хочу, то и делаю», никаких тебе ограничений и обязанностей! Одним словом — анархизм.
