внимательно отнестись к произошедшему инциденту и посмотреть на него не столь однобоко, а с точки зрения обеих сторон, участвовавших в конфликте. Директор все больше хмурился и молчал, сосредоточено постукивая карандашом по журналу, лежавшему перед ним.
— Герр Шольц, — наконец, произнес он, отложив в сторону карандаш и аккуратно отодвинув журнал успеваемости к краю большого стола. — Давайте все проясним. Ваш сын в очередной раз опоздал на занятие, самовольно ворвался в класс прямо посреди объяснения важной темы, а потом, отказавшись объяснять причину своего опоздания, грубо оскорбил уважаемого всеми преподавателя, причем, в присутствии многих учеников.
Директор сделал паузу и внимательно посмотрел на Шольца.
— Курт уже почти взрослый и образованный человек, — продолжил он, — эта школа научила его всему, что он знает. И он посмел вести себя здесь таким образом и доказывать свою правоту таким способом?
— Он не понимает, — понизив тон и наклонившись чуть ближе к директору, произнес в ответ Шольц. — Он не понимает, как важно уметь находить с людьми общий язык, особенно с теми людьми, кто старше него, и от которых многое в его жизни зависит. Он не понимает, как важно для него самого получить это образование, как важно не остаться безграмотным, пополнив многочисленные ряды тех, кто потом всю жизнь не может найти себе применения. Он не понимает, насколько сложно будет найти профессию, если не прикладывать усилия для этого уже в самом начале и если не переступить через свои сиюминутные слабости ради конкретной цели. Он не понимает пока еще слишком многого. Но я обещаю вам, — и Шольц наклонился к директору еще ближе, — я обещаю вам лично, что еще раз поговорю с ним. И недопониманию — конец.
— Герр Шольц, — сказал директор, подойдя к большому окну и внимательно наблюдая с высоты третьего этажа за выходившими из центрального входа преподавателями. — В прошлом году мы отчислили из школы троих учеников за неуспеваемость и неподобающее поведение во время занятий. В этом году за те же самые действия мы отчислили двоих в начале года и еще одного пару недель назад. Так объясните, почему я должен делать исключение для вас и вашего сына?
— Позвольте мне окончательно убедить вас в крайней важности этого шага для нас обоих, — ответил Штефан Шольц и с готовностью достал из внутреннего кармана плаща толстый кожаный кошелек.
1934
Мартовское утро выдалось пасмурным и холодным. Дождь лил, не переставая. Сара, изящно лавируя между теми, кто двигался ей навстречу, настойчиво продвигалась к вокзалу сквозь плотную людскую толпу. Она торопилась. Сильный порывистый ветер сбивал с ног, трепал полы плаща, и Сара была вынуждена свободной рукой все время придерживать, прижимать плащ к себе, не давая ему распахнуться.
— Осторожнее, пани, — недовольно буркнул в ее сторону седой невысокий мужчина, которого она случайно задела своим зонтом.
— Извините, извините ради Бога, я просто очень спешу, — сожалеющим тоном ответила ему Сара и попыталась закрыться рукой от ливня, больно хлестнувшего ее по лицу.
Наконец, она вышла к перрону. Быстро оглядевшись, Сара увидела ожидавший отправления поезд и множество горожан самых разных возрастов и сословий, деловито суетившихся рядом с ним. Рахель среди них не было. Сара быстро зашагала вдоль вереницы вагонов, постоянно оглядываясь и всматриваясь в незнакомые лица в надежде отыскать среди них подругу. В конце концов, она добралась до самого начала состава, но, так и не встретив Рахель, поспешно повернула обратно. Вокзальные часы показывали уже четверть десятого, до отправления поезда оставалось пятнадцать минут, и Сара, зная непунктуальность подруги, потихоньку начала беспокоиться. Машинист в кабине потянул за длинный рычаг, и откуда-то из-под днища паровоза под сильным давлением наружу вырвалась большая порция пара, издав при этом резкий шипящий звук. Сара, испуганно вздрогнув от неожиданности, недовольно покосилась на колеса длинной черной машины. В следующее мгновение она, снова повернувшись в сторону выхода на платформу, наконец, заметила Рахель, торопливо пробиравшуюся вперед сквозь плотные ряды многочисленных провожавших.
— Рахель! — крикнула Сара и, подняв руку как можно выше, помахала подруге.
Та, заметив ее, улыбнулась в ответ и виновато пожала плечами. Сара, наблюдая, как Рахель продолжает пробираться к ней сквозь толпу, лишь укоризненно покачала головой.
— Не верю своим глазам, ты снова опаздываешь, — сказала она, когда подруга подошла ближе. — Это же твой отъезд, Рахель, мы же…
Сара осеклась, мельком взглянув на ее заплаканное лицо. Рахель поставила чемодан на платформу и устало прикрыла глаза ладонью.
— Что случилось? — встревоженно спросила Сара, сменив тон с того, каким обычно говорят взрослые, отчитывая за проступок маленького ребенка, на обычный.
— Айзек…— из глаз Рахель вдруг потекли слезы, и она попыталась стыдливо промокнуть их платком. — Мы с ним… Мы с ним поругались перед самым отъездом… Я не могу в это поверить… Представляешь, перед самым отъездом…
— Иди ко мне, — вздохнула Сара и сочувственно прижала подругу к себе.
— Вчера ночью я, наконец, решилась рассказать ему о том, что уезжаю, а он… — Рахель всхлипнула, уткнувшись в плечо подруги.
— Так ты что, до сих пор ему не ничего говорила? — Сара отстранилась и посмотрела на подругу во все глаза.
— Нет… Я не могла, я боялась, что он не поймет. Все откладывала этот разговор, не хотела выяснений, разбирательств, и вот… — Рахель не выдержала и разрыдалась.
— И что было дальше? Что он тебе ответил?
— Он… В том-то и дело, что ничего. Он бросил кольцо на стол и молча ушел. Понимаешь, просто ушел… Я думаю, он…
Рахель не могла говорить. Она прятала от окружающих лицо и тщетно пыталась справиться с нахлынувшими на нее чувствами.
