подбросила ногой невесомое одеяло пуха деризейского журавля и пару минут, пока оно опадало на пол красивыми складками — валялась, раскинув руки и получая удовольствие от шаловливого теплого сквозняка, щекотавшего обнаженное тело.
Лоан недавно исполнилось девятнадцать. Себя она считала неимоверно взрослой и разбирающейся в нюансах жизни. Отец отказывался привыкать к факту, что лапочка стала взрослой девочкой и проводила в родном дворце всего пару недель летних каникул.
Ну, и нечего беспокоить отческое сердце. Дней через десять — на Деризе. Там, на берегу зеленого моря, студенческая братия во всю отожжет по клубам, предаваясь взрослым удовольствиям, мысли о которых будоражили сердце императорской дочки приятным волнением. И Джим обещал приехать… Лонни перевернулась на живот, сведя бедра сильно-сильно от нахлынувшего приятного чувства.
Раздалась мелодичная трель, словно колокольчик настукивал чудную мелодию. Она все развивалась и развивалась, не повторяясь в тактах.
Отец улетит по делам сразу после завтрака, нужно же уделить старичку дочернего внимания…
Лонни ловко спрыгнула на пол и принялась заплетать в косу пшеничный пышноцвет. Не удержалась, подбежала к кровати, провела пальчиком по управляющему сенсору и посреди комнаты выросло большое голографическое зеркало. Девушка изогнулась перед ним, подставляя то ягодицы, то бедра, придирчиво разглядывала линию, переходящую в упругий животик, потом выгибала шейку как можно дальше назад, чтобы через секунду повернуться грудью — не заметно ли, что они чуть-чуть разнятся размерами. Лонни была хороша и прекрасно это знала. Подростковый период уже совсем закончился и принцесса расцвела, словно красивейший клавский цветок, лучась здоровьем и сексапильностью. А самое главное — в каждом движении, мимике лица, в каждом взгляде чувствовалась дорогая порода. Императорская дочка, как породистая кобылица блистала экстерьером. Интерьер, впрочем, тоже был под стать. Она училась в наиболее престижном университете, который находился не где-нибудь, а на Деризее. Увлекалась музыкой, рисованием. Гоняла на трековых спорткарах и пневмобайках.
Но бОльшую часть ее пытливого ума занимала история.
Тайны древности завораживали пытливый внутренний мир юной особы, она посетила практически все музеи, что можно найти в Ближних Галактиках, месяцами пропадала на раскопках какой-нибудь тьмутараканской виллы на планетке, которая была колонизирована одной из первых.
И изучала древнюю каллиграфию.
За последние четыреста лет, пожалуй, ни один человек не изобразил ни одной буквы иначе, как нажатием на клавишу, сенсор или мысленным посылом. Да и письменная речь изменилась до неузнаваемости. Слова давно уже изображаются пиктограммами, иероглифическими сокращениями и мнемоническими формулами. Технологии передачи изображения достигли совершенства и слово проще передать наглядно, чем складывать из допотопных значков. Нельзя сказать, будто алфавит совсем канул в лету, нет, им пользуются, но очень ситуативно, дополняя картинки и звуки.
Лоан прошлым летом посетила Ватиканскую библиотеку. Там, в самом сердце сосредоточения человеческих знаний, она впервые в жизни увидела громадные стеллажи, уставленные рядами корешков. Лонни брала книги, столь древние, что захватывало дух от количества пронесшихся мимо них лет, сложившихся в века. От каждой страницы веяло неведомой энергией, пальцы покрывались колючками, глаза слезились, а дыхание перехватывало трепетным восторгом. И буквы, буквы, буквы… Разные шрифты, методы нанесения. Целые поля значков, которые обтекали картинки, дробились на абзацы и главы. Они несли в себе какой-то код, невидимый взором… Обычная человеческая речь предстала вдруг визуальной ритмикой, обрела вес и форму.
А вскоре Лонни нашла их…
Целая комната была завалена книгами на древних языках. Они лежали в стопках до самого потолка, многие было даже страшно брать в руки — казалось, прикоснись только — и они рассыплются в тот самый прах времени, который и олицетворяют.
Но наиболее потрясным было другое. Они были написаны от руки! Вы только представьте себе тысячи букв, выведенные рукой человека. Это сколько ж труда! Каждую букву составить из черточек, выстроить в ряды, да еще при этом заботиться о смысле. Невероятно!
Зал, захламленный древней информацией, был круглым. Книжные горы простирались до самого потолка, оставляя лишь узкие радиальные проходы, словно ущелья, идущие к центру. Интересно, как выдернуть интересующую книженцию и не устроить лавину?
Лонни шла по желобу, легко касаясь шероховатых корешков пальчиками и вдыхала пыльный запах знаний, казавшейся сейчас чем-то неземным, непривычным. Сколько же здесь тонн? И чего больше — килограммов или мыслей…
Серебристый паук ловко взобрался по отвесной бумажной круче и принялся ловко разбирать навал, придерживая лапками тяжеленные тома. Он углубился в книжную стену, перекладывая кирпичики. Минута — и он появился в другой точке, груженный несколькими фолиантами в корзине на серебристом пузе. Кажется, порядок присутствует, хоть и своеобразный.
Книгохранитель аккуратно заложил туннель тремя толстенными томами и поскакал прочь, бережно прижимая груз передними манипуляторами.
Что же в них хранится? Лоан проводила насекомое взглядом, сделала еще пару шагов и очутилась на центральной площадке, довольно просторной и светлой. Мягкий неоновый свет струился откуда-то сверху, приглушая тени, придавая книжному хранилищу вид операционной или электронной мастерской.
В центре арены возвышался монумент, поблескивающий стеклянными гранями, не смотря на мягкость осветительных приборов. Девушка подошла ближе и замерла, рассматривая содержимое бронированной капсулы.
Внутри прозрачного ребристого яйца, над левитационной подставкой парила книга в коричневой обложке. В отличие от многих других толстенных пылесборников, это была скорее тетрадь, сантиметров тридцать в длину, двадцать — в ширину и около трех — между двумя плотными обкладами.
'Манускрипт Войнича. 650 г. до и.ч.' гласила голографическая табличка у основания левитационной подставки. Надо же… Не так уж и много. Среди пройденных завалов Лонни видела подобные таблички, с куда более впечатляющими сроками давности раритетов. А почему она под стеклом?
Принцесса прикоснулась к теплой поверхности гранитной тумбы, включилась инфо-система и слева от постамента, в метре над мозаичным полом, возникла прозрачная улыбающаяся голова, сдобренная бородой и косматыми бровями.
— Добро пожаловать в Библиотеку Ватикана. Вашему вниманию представлен уникальный документ, известный, как Манускрипт Войнича. Датирован сроком более шестисот лет до Исхода Человечества. Входит в перечень культурного наследия высшей категории… — Безжизненный голос автоматического гида был настолько же вежлив, насколько пофигистичен.
— И в чем заключается его уникальность? — Лоан обошла капсулу, чтобы лучше рассмотреть рукопись.
Дымчатая голова весьма натурально скосила глаза на собеседницу и ловко повернулась к ней лицом.
— Манускрипт представляет собой двести пятьдесят страниц пергаментной бумаги. Написан от руки неизвестным автором, имеет несколько разделов с иллюстрациями. В течение веков были предприняты многочисленные попытки расшифровать содержимое документа. В период до исхода манускрипт получил прозвище Золотой Загадки криптографии. Все попытки установить язык, которым написана рукопись, равно как и расшифровать содержимое — оборачивались неизменным провалом. Среди множества теорий существовала версия о бессмысленности содержимого, так называемой подделке, созданной первым известным владельцем манускрипта францисканцем Роджером Бэконом. Однако анализ символов, использованных для написания, равно как и статистические показатели слов текста указывали на факт, что содержимое является связным, написанным твердой рукой и судя по всему подделкой не является…
Башка умолкла, лукаво посмеиваясь в усы.
Ух ты! Лоан попыталась заглянуть в торец книги, но плотно сжатые листы надежно прятали содержимое от посторонних глаз.
— А можно посмотреть?
— Смотрите…
