словомъ… ну, дальше я не умeю. Только ничего не вышло. Лишь себe напортилъ.
Игумновъ.
— Вотъ именно. А она укатила, все такая же счастливая, веселая. Лапинская.
— Ошибка! Она уeхала, и все попрежнему не знала… одного не знала… Игумновъ
(кротко). — Кого бы еще въ себя влюбить. Лапинская
(смотритъ на него внимательно и какъ бы съ грустью.) — Она не знала, любитъ ее другъ, или не любитъ? Игумновъ.
— Конечно, любитъ. Лапинская
(совсeмъ тихо.) — А она сомнeвалась. И все острила, все дурила… Игумновъ.
— Она была… прелестная. Входитъ Дарья Михайловна.
Дарья Михайловна (
раскраснeлась отъ варки варенья, голова повязана платочкомъ, сверхъ платья передникъ. Въ рукахъ держитъ блюдечко). — А вы-таки сбeжали, Татьяна Андреевна. Не дождались вишенъ, да и крыжовникъ безъ васъ дошелъ. Боялись, что пожелтeетъ. А видите, какъ прелесть. Смотри, Сережа, прямо зеленый, точно сейчасъ съ вeтки. (Протягиваетъ блюдце съ горячимъ еще вареньемъ.) Игумновъ.
— Зам-мeчательно! Лапинская
(беретъ ложечку). — Я люблю сладости. Можно? Дарья Михайловна.
— Пожалуйста. Лапинская быстро и ловко смахиваетъ въ ротъ все варенье.
Игумновъ
(смeется). — Только мы его и видeли. Ничего не оставила? Лапинская.
— Что жъ на него смотрeть. Игумновъ.
— Цо-ппъ! И пустое блюдечко. Дарья Михайловна.
— Какъ ты странно говоришь. Будто упрекаешь Татьяну Андреевну. Я затeмъ и принесла, чтобы пробовали. Игумновъ.
— Да, странно. Конечно, странно. (Смотритъ въ сторону.) Дарья Михайловна
(садится). — Тутъ такое мeсто красивое, посидeла бы, да некогда. Мужики говорятъ, нынче молодого сада не выкосить. Трава буйна. И понятно, просятъ еще водки. (Игумновъ молчитъ.) Да, забыла тебe сказать: заeзжали изъ лавки, отъ Сапожкова, въ среду теленка рeжутъ, предлагаютъ телятины. Что жъ, по-твоему, взять? Игумновъ
(не сразу). — Какъ знаешь. Дарья Михайловна.
— Теленокъ хорошiй, поеный. Это ужъ я знаю. А у Аносова опять Богъ знаетъ что дадутъ. Какъ ты посовeтуешь? (Игумновъ молчитъ.) Сережа, ты слышишь? Игумновъ.
— Слышу. Лапинская.
— Ну что жъ, вамъ русскимъ языкомъ говорятъ, брать у Сапожкова или нeтъ? Игумновъ
(рeзко встаетъ). — Да ну ихъ къ чорту, всeхъ вашихъ Сапожковыхъ, Телятниковыхъ, Собачниковыхъ. Дарья Михайловна.
— Чего же ты… Игумновъ.
— Мнe это надоeло. Понятно? Смертельно надоeло. Покупайте телятину, баранину, свинину, я пальцемъ не пошевельну. (Уходитъ.) Дарья Михайловна.
— Разсердился! Что такое? (Смущенно.) Правда, какой нервный сталъ. Изъ-за пустяка вспыхиваетъ… Лапинская.
— Эти великiе визири всe такiе. Дарья Михайловна.
— Какiе визири? Лапинская.
— Ну, мужья. Воли много забрали. Дарья Михайловна.
— У Сережи, правда, характеръ горячiй, но всегда онъ былъ добръ со мной. А послeднее время… Такъ непрiятно. Ему будто все скучно, апатiя какая-то. Говоритъ, мы здeсь страшно опустились. Лапинская.
— Всe они жалкiя слова говорятъ. Дарья Михайловна.
— Конечно, здeсь не столица… И многаго ему нехватаетъ. Онъ очень музыку любитъ… Теперь его интересуетъ новые танцы, вотъ, какъ вы танцуете. Лапинская.
— Наши танцы всe ф-ф, мыльный пузырь. Дарья Михайловна.
— Я его даже понимаю. Да что подeлать? Мы не можемъ жить въ городe. Входятъ Машинъ и Полежаевъ.
Машинъ.
— Прямо, знаете, Леонидъ Александровичъ… надо бы сказать… посовeтовать. (Кланяется Лапинской, Дарьe Михайловнe.) Полежаевъ.
— Иванъ Иванычъ недоволенъ… Машинъ
(дамамъ). — У меня въ жнеe шестеренька поизмоталась… думаю, у сосeда не нашлось бы. Только, на московское шоссе выeзжаю, изъ-за поворота… да… автомобиль. Вороненькiй мой въ сторону, дрожки совсeмъ было набокъ… я-то удержался, все же. Помиловалъ Богъ. Дарья Михайловна.
— Чей же это автомобиль? Машинъ.
— Генераловъ, какъ есть… генераловъ. И такъ, знаете ли, мчался… просто пыль… тучей. Точно бы мнe показалось — Арiадна Николаевна за управляющаго. Молодой же человeкъ этотъ, господинъ Саламатинъ, сзади, на сидeньe. Лапинская.
— Арiадна покажетъ… Дарья Михайловна
. — Мнe сегодня говоритъ: хочу, говоритъ, попробовать, какъ это сто верстъ въ часъ eздятъ. Машинъ
(Полежаеву). — Да… ну, а насчетъ шестереньки какъ же? У васъ-то, запасная найдется? Машина та же… Адрiансъ-платтъ. Полежаевъ.
— Вeроятно… Конечно. Я думаю, найдется. Хотя, говоря откровенно, и самъ не вполнe знаю, что у насъ есть, чего нeтъ. Лапинская.
— Иванъ Иванычъ, а что вы думаете о любви? Машинъ
(недоумeнно смотритъ не нее). — Я говорю: шестереньки нeтъ ли… Лапинская.
— А я васъ спрашиваю, каковъ вашъ взглядъ на любовь. Машинъ
(Полежаеву). — И номеръ помню: сто семьдесятъ, Лапинская
(сбeгаетъ къ водоему). — Прямо, со мной и разговаривать не желаетъ. Машинъ.
— Вы все барышня… а… тово. Я не знаю, какъ отвeчать. (Улыбается.) Лапинская
. — А вотъ я васъ прохвачу за это. (Брызгаетъ водой.) Шестеренька. Разъ! Еще. Машинъ
(смeется добродушно). — Такъ вeдь и выкупаешься, право. Быстро, въ волненiи, входятъ Арiадна и Саламатинъ.
Саламатинъ.
— Нельзя, вы понимаете, нельзя браться за руль, если не умeешь. И пускать машину полнымъ ходомъ. Арiадна.
— Тогда зачeмъ было со мной eхать? Саламатинъ.
— И минуты не думалъ, что вы такъ… Арiадна.
— Хотите сказать, что я сумасшедшая? Саламатинъ.
— Такое слово… Полежаевъ.
— Да позвольте, въ чемъ дeло? Дарья Михайловна.
— Арiадночка, вся бeлая… Саламатинъ
(раздраженно). — А то, что благодаря Арiаднe Николаевнe, мы Вы читаете Ариадна
