чуть шею себe не свернули.
Машинъ.
— Ужъ очень быстро eздите… господа. Развe же можно? Саламатинъ.
— А вы поговорите съ ней, я васъ очень прошу, убeдите Арiадну Николаевну, что кромe ея причудъ и фантазiй еще кое-что имeется. Арiадна
(Саламатину). — Просто васъ надо было прогнать. Саламатинъ.
— Меня прогнать не такъ-то просто. Полежаевъ
(сидитъ рядомъ съ Арiадной, очень встревоженно). — Да какъ… это все? Арiадна.
— Мы возвращались… совсeмъ и не быстро… Саламатинъ.
— У ней и прiемъ не тотъ, руки не сильны. Машина виляетъ. Чортъ знаетъ что! Арiадна.
— Да вы… вы сами, убирайтесь вы! (Вся дрожитъ отъ гнeва.) Я васъ и не просила со мной eхать. Машина генералова. Дарья Михайловна.
— Что-жъ, наскочили на кого? Арiадна.
— Просто домой возвращались, и на шоссе, на поворотe, я не разсчитала, не успeла. Автомобиль въ канаву… но мы цeлы… только ушиблись. Саламатинъ
(окружающимъ). — Нeтъ, вы понимаете, я, какъ спортсменъ, я долженъ протестовать противъ подобнаго отношенiя къ дeлу. Лапинская.
— Охъ, эти мнe спортсмены. Дарья Михайловна.
— Ну, ну, Арiадночка, ты мнe потомъ спокойнeе разскажешь. А то дeла мои… (Уходитъ.) Арiадна.
— Алексeй Николаевичъ, вы со мной дерзки. Саламатинъ.
— Не знаю, кто дерзокъ… Арiадна.
— А я знаю. И не хочу съ вами разговаривать. Саламатинъ.
— Ахъ, пожалуйста… (Быстро уходитъ.) Арiадна.
— Мальчишка! Туда же! Лапинская.
— Называется, Арiадна распалилась. Арiадна
(вдругъ устало). — Ахъ, оставь, Лапа. Право, ну что это такое… Машинъ
. — Да… ничего. Вотъ и шумъ вышелъ. (Арiаднe.) Хорошо еще, ножку себe не зашибли. А то недeльки бы двe похромали… какъ лошадка закованная. (Полежаеву.) Такъ какъ же насчетъ шестереньки? Стало быть, къ вашему приказчику? Полежаевъ.
— Конечно, конечно. Машинъ.
— Такъ-съ. А засимъ, мое почтенiе. (Подаетъ Арiаднe руку.) Всякихъ благъ. (Отходя, какъ бы про себя.) Я и номерокъ помню… сто семьдесятъ, а… Арiадна
(вполголоса). — Блаженни чистiи сердцемъ. (Минуту сидитъ молча, какъ бы въ глубокомъ утомленiи. Полежаевъ встаетъ, дeлаетъ къ ней шагъ.) Ай, не наступи! Наступишь. Полежаевъ.
— На кого… на что? Арiадна.
— Вонъ Божья коровка ползетъ, по хворостинкe. (Показываетъ пальцемъ.) Дай сюда. (Полежаевъ подаетъ ей прутикъ). Ты бы и раздавилъ. А это, можетъ, у нихъ все равно, что Иванъ Иванычъ. Тоже, можетъ, по прутику ползетъ и про какую-нибудь шестереньку думаетъ. Но не нашу, а какъ у нихъ тамъ полагается. Полежаевъ
(наклоняется, цeлуетъ ея руку). — Все такая же, Арiадна. Арiадна.
— Нeтъ, не такая. Я теперь не такая. Когда мы путешествовали… ну, раньше, ты мнe разъ читалъ, какъ святой Францискъ всeхъ птицъ любилъ, звeрей. И разъ даже пожалeлъ волка, изъ Губбiо. Я вотъ теперь — этотъ самый волкъ. Одичалый. Очень одичалое существо. (Пауза). Божья коровка, божья коровка, гдe мой милый живетъ? Смотри… полетeла. (Съ горечью). Къ нашему дому. Такъ что выходитъ, этотъ милый — ты. (Бросаетъ прутикъ). Полежаевъ
(серьезно). — Да, я. Арiадна.
— Такъ было. Но не теперь. Полежаевъ.
— Ты нарочно… ты… изъ автомобиля… нарочно? Арiадна молчитъ. Въ пруду гаснетъ розовая заря. Надъ паркомъ, блeдно-фіолетовая, обозначилась огромная луна. Арiадна оперлась подбородкомъ на перила, смотритъ въ прудъ.
Арiадна.
— Меня куда-то уноситъ. Я лечу… И все дальше, отъ тебя дальше. (Встаетъ и опускается къ водоему). Мнe самой страшно. Что же мнe дeлать? Пусто очень, холодно. Точно вонъ въ тeхъ небесныхъ пространствахъ я мчусь… Полежаевъ.
— Ты улетаешь? Но тогда, знай… Арiадна.
— Я видeла нынче образъ смерти. Какъ близко! Какъ желанно! Полежаевъ.
— Арiадна, остановись! Быстро входитъ Игумновъ.
Арiадна.
— А, вотъ кто. Поди сюда. (Игумновъ приближается). Далекó идешь? Игумновъ.
— Далéко. Арiадна.
— Ближе стань. Игумновъ
(нетерпeливо). — Да чего тебe? (Подходитъ вплотную. Она смотритъ ему въ глаза внимательно и упорно.) Арiадна.
— У тебя глаза сумасшедшiе. Знакомые. Игумновъ
(свиститъ.) — Э вуаля ту? Арiадна
(зажала въ обeихъ рукахъ по цвeтку). — Вынь, Сергeй. Игумновъ.
— Паче и паче Арiадна бeснуется… (Вынимаетъ оба). Ну, хорошо? (Она молчитъ. Онъ отходитъ). Да, передай женe, что я дня три не вернусь. (Уходитъ.) Арiадна.
— Не захотeлъ гадать. (Луна нeсколько поднялась. Ея лучъ играетъ въ струe, бeгущей изъ античной маски). Въ холодной струe блеститъ луна. Я чувствую смерть. Спокойное, великое ничто. Полежаевъ.
— Но тогда ты — не одна. Арiадна.
— Ахъ, не одна? Полежаевъ.
— Смерть тогда не для тебя одной. Арiадна
(холодно). — Этого я не знаю. Полежаевъ.
— Посмотримъ. Кабинетъ Полежаева — большая комната, съ дверью на балконъ. Довольно много книгъ. Письменный столъ посреди. На немъ бронзовый бюстъ Данте. По стeнамъ фотографiи: прямо предъ зрителемъ средина фрески Рафаэля «Аѳинская школа». Позднiй вечеръ. День рожденія Аріадны. Въ домe гости. Дверь на балконъ отворена. На столe небольшая лампа подъ зеленымъ шелковымъ абажуромъ. У пiанино Лапинская
(аккомпанируя себe, напeваетъ):
Какъ невозвра-атная струя
Блеститъ, бeжитъ и исчеза-етъ,
Такъ жизнь и юность убeга-етъ…
Входятъ Генералъ и Полежаевъ.
Генералъ.
— А-а, мы, кажется, мeшаемъ. Лапинская
(прерывая музыку). — Ничего, п’жжалуйста. Если секреты, я уйду. Полежаевъ.
— Какiе секреты. Лапинская
(продолжая наигрывать):