Ольгуца взяла у него ружье, даже не слушая брата. Щеки у нее горели, как тогда, когда она вошла в комнату Фицы Эленку. На этот раз все лягушки умолкли, был слышен только голос той, что сидела на ивовом пне.
Откуда доносился ее голос?.. Оттуда или отсюда?.. В тишине, в синем сумраке, из-под земли черными полчищами выступали какие-то странные существа, а впереди шел кто-то невидимый, с хриплым, грубым и глухим хохотом.
— Али, иди сюда! Подержи его за шею.
Это восклицание вернуло Дэнуца к действительности. Ольгуца опустилась на одно колено, облокотилась о другое и целилась, целилась, пока не увидела белое, словно кусочек луны, брюшко лягушки. Из сердца Ольгуцы и неподвижного ружья вылетела пуля… и попала в цель. Лапки Фицы жестом проклятия трагически взметнулись вверх. От удара пули, поразившей ее, лягушка упала в воду…
На христианском небе всходили звезды.
— Браво, Ольгуца! Снайперский выстрел! Ты заслуживаешь охотничьего ружья.
— Ольгуца, я отдам тебе свое, — предложил Дэнуц в порыве щедрости.
— Merci, оставь его себе. У меня будет собственное охотничье ружье.
— Ольгуца, я выиграл пари. Вернее, ты его выиграла. Пирожное со взбитыми сливками от мамы и флакон одеколона от меня!
— Герр Директор, никак нельзя было ее упустить. Я должна была убить лягушку.
— Почему, чертенок?
— Так… Потому что я ее боялась, — громко ответила Ольгуца, так чтобы ее слышали и те Ольгуцы, которые остались в прошлом.
Такова была эпитафия обеим Фицам.
В преддверии осени мелодии сна в летнюю ночь звучали особенно громко и весело. Дудочки и флейты, волынки, кобзы и скрипки, колокольчики, виолы и однострунная виолончель болотной выпи на разные голоса распевали песни в честь серебристой и ясной вечерней зари. Еще не взошла луна; солнце давно закатилось. Высоко в небе дрожала одинокая, словно попавшая в паутину звезда.
Дэнуц с опущенным дулом вниз ружьем открывал шествие. Звонкий лай Али возвещал о победе.
…Император в полном одиночестве возвращался с поля боя. Войско оставалось далеко позади, словно лес, готовый жить или умереть под ударом топора… Бедный император! Он один жертвовал жизнью ради своих воинов и своего государства. Какой замечательный император! Какой храбрый император! Честь ему и хвала!
— Дядя Пуйу, где ты?.. Али! Али! Эг-гей!
Впереди было сельское кладбище, позади пруд с Фицей Эленку. Но возле пруда был дядя Пуйу. И Дэнуц с ружьем наперевес помчался назад.
— Герр Директор, почему я не мальчик?
— Так было угодно Богу!
— Богу!
Герр Директор атеистически улыбнулся звездочке в небе.
— Или аисту.
— Аисту!
— А кому же еще? — осторожно спросил и сам себя переспросил Герр Директор.
— Маме, Герр Директор. Я совершенно уверена.
— Ну, стало быть, так угодно было маме и папе, — скрупулезно уточнил Герр Директор.
— Нет. Только маме.
— Но почему именно маме?
— Чтобы преследовать меня.
— Ну уж!
— Да, да. Почему она не сделала Плюшку девочкой?
— Оставь его в покое, чертенок! Что тебе еще нужно? Ты у нас теперь мальчик: у тебя есть брюки.
Ольгуца горестно вздохнула.
— Я не мальчик.
— Почему, Ольгуца? Чего же ты еще хочешь?
— Не знаю!.. Но я знаю…
— Разве ты не гордишься тем, что будешь как мама?
— Мама совсем другое дело, Герр Директор. Маме это нравится.
— А тебе?
— А мне нет.
— Тебе нравятся мальчики, Ольгуца?
— Мне?! Я их не выношу.
— Тогда почему тебе хочется быть мальчиком?
— Я не хочу быть девочкой.
— Тогда кем же ты хочешь быть?
— …Вот видишь, Герр Директор! Я говорю глупости, потому что я девочка.
— А ты, Моника? — спросил Герр Директор, взвешивая на ладони ее косы.
— …Я бы хотела быть, как tante Алис.
— Ты ее любишь, Моника?
— Да.
— А меня?
— Еще бы, Герр Директор, — уверила его Ольгуца, — ведь Моника мой друг.
Они проходили мимо стогов сена, которые выстроились в ряд, словно горделивые куличи, только что вынутые из печки жаркого лета.
— Моника, ведь ты устала, правда? — тоном, не допускающим возражений, сказала Ольгуца, замедляя шаг.
— Немножко!
— А ты, Герр Директор?!
— Мы ведь уже почти пришли.
— Герр Директор, милый, нам еще далеко… и я хочу тебя кое о чем попросить.
— Я в твоем распоряжении.
— Но обещай, что сделаешь.
— Не уверен.
— Скажи, что да, Герр Директор.
— Скажи, что ты хочешь.
— Скажу, если пообещаешь сделать.
— Говори.
— Значит, обещаешь?
— Ну, предположим!
— Давай отдохнем, Герр Директор. Смотри, Моника уже выбилась из сил.
— А что скажет мама?
— Она будет нас ждать.
— С хворостиной.
— Напротив, с горячей и вкусной едой, потому что мы выиграли пари.
— Так и скажи ей!
— Конечно. Я ей скажу.
— Сядем посидим… Но где же Дэнуц?.. Дэнуц… Дэнуц! Ками-Мура, стоп!
«У-ууу… тра-раа… оо-оооп», — протяжно откликнулось эхо.
— Дядя Пуйу, я пойду поищу его, — вызвалась Моника, испугавшись того, что Дэнуц, возможно, заблудился.
