— А тебе не будет страшно?
— Не-ет, — солгали губы Моники, и тут же опровергли эту ложь ее вспыхнувшие щеки.
Стиснув зубы и сжав кулаки, Моника помчалась на поиски. Кромешная тьма ослепила ее. Чем дальше уходила она, тем быстрее бежала. И страх черным сверчком пронзительно кричал в ее душе: Дэнуц, Дэнуц, Дэнуц…
Сердца обоих беглецов, столкнувшись, замерли на миг и вновь упруго забились.
Еле держась на ногах, Моника остановилась на дороге, закрыла глаза и, задыхаясь, крикнула: «На помощь, Дэнуц!..»
У Дэнуца от быстрого бега выпало из рук ружье прямо у ног Моники. Крик Моники остановил его. Он поднял ружье и хмуро спросил:
— Зачем ты меня звала?
Он стоял, держа ружье за ствол, опираясь прикладом о землю. Он казался спокойным, но его слова были безжизненны, как крылья бабочки, сжатые грубыми пальцами.
Моника молча взяла его за руку, глубоко вдыхая прохладу вечера.
— Пусти. Разве ты не видишь, что я держу ружье?
— Это ты, Дэнуц?
— Конечно, я, — гордо ответил его голос, к которому вернулась былая сила. — Ты что, не видишь? Что ты здесь делаешь?
— Меня послал за тобой дядя Пуйу.
— Ты бежала?
— Мне было страшно, Дэнуц.
— Ага!
— Только, пожалуйста, не говори Ольгуце. Она рассердится.
— И я тоже сержусь!
— Не сердись, Дэнуц. Я ведь трусиха.
— Я это знал!
— Но с тобой мне не страшно.
— Еще бы!
— Ты мальчик; ты смелый.
— Чего же ты хочешь?
— Пойдем назад.
— А если я не хочу?
— Тогда пошли домой. Но ведь ты шел назад…
— Я просто гулял.
— Я пойду с тобой, куда хочешь.
— Ты знаешь, что там? — спросил Дэнуц, указывая стволом ружья.
— Деревня.
— Не деревня, а клад-би-ще, — громко произнес Дэнуц, разделяя на слоги страшное слово.
— Ой, Дэнуц!
— Боишься?
— С тобой нет.
Дэнуц с трудом сдержал вздох облегчения.
— …Хорошо. Пойдем вместе со мной назад.
— Можно, я возьму тебя за руку, Дэнуц?
Две руки крепко сцепились и судорожно сжались возле кладбища. Они двинулись в путь. Шаги Дэнуца все убыстрялись. В нем опять клокотало желание идти как можно быстрее.
— Дэнуц, может быть, пойдем чуть медленнее?
— Тебе придется идти одной!
— Нет, Дэнуц… я хочу с тобой… но я больше не могу. Пойдем помедленнее, Дэнуц…
— Как хочешь! Я спешу.
— Зачем, Дэнуц? Дядя Пуйу нас ждет.
— Я уже сказал тебе однажды!
…Навстречу императору вышла злая колдунья и преградила ему путь. И так как у него кончились пули, императору пришлось вступить с ней в рукопашную схватку. На помощь колдунье с кладбища прилетели злые духи. Но руки императора, как и храбрость его, были крепче железа. Ружье в одной руке, рука колдуньи в другой, и — в путь-дорогу! Император шел вперед, чтобы утопить колдунью в крови поверженного дракона… Честь и хвала такому императору!..
Из великого небесного богатства падали звезды и звездочки, утренние и вечерние, — в ночь и в бесконечность.
— Почему ты остановилась?
Дэнуц оглянулся назад. Моника, не отрывая глаз, смотрела на небо, словно следила за полетом ангела. И с тем же выражением она взглянула на Дэнуца.
— Ох, Дэнуц, как красиво!
Так открылась ее душе первая романтическая лунная ночь…
— Где же они? — крикнул Дэнуц, выпуская теперь уже совсем не нужную ему руку Моники.
— Честное слово, я их оставила здесь! — защищалась Моника, сгибая и разгибая пальцы, онемевшие от пожатия храброго императора.
На месте охотников за лягушками — прямо как в сказке — живописный дед пек кукурузу на душистом костре из вереска и сухих стеблей.
Услышав голоса, дед нагнулся и перевернул подрумянившийся кукурузный початок: на стогах сена и на поле, а может быть, и на небе появилась тень, которая свернула голову дракону с высунутыми наружу языками.
— Дед, а дед!
— …
— Слышишь, дед?
— …
Дэнуц властно стукнул дулом ружья о землю.
— Эй! Дед! Я из Меделень!.. Слышишь?
Дед обернулся. Маленькими глазками с белыми, словно покрытыми снегом, бровями он глядел на Дэнуца, как смотрят на ласточку в небе или на букашку в траве.
— А?
— Может быть, он плохо слышит! — заметила Моника. — Говори громче, Дэнуц.
— Тебя не спрашивают! Де-душ-ка, — рявкнул Дэнуц, покраснев как рак, — ты слышишь или нет?
— Слышу.
— Не видал здесь барина и барышню? — крикнул Дэнуц так, словно беседовал с жителями луны.
Дед покосился на телегу с волами, стоящую на дороге, потом на лицо Дэнуца, мрачное, несмотря на веселый отблеск огня, и опять занялся своим делом. Второй кукурузный початок был перевернут на другой бок не боящейся огня рукой.
— Чертова комедия! — тяжело вздохнул Дэнуц.
Если бы у улыбки была тень, то улыбки деда хватило бы на несколько человек, такой широкой и доброй была она.
— Дед, а дед, слышишь?
— Ничего я не видел!
— Ты уверен?
— …
— Ты подшутила надо мной! — обернулся Дэнуц к Монике.
— Поверь, нет, Дэнуц! Они были здесь…
