— Но их нет! — топнул ногой Дэнуц.
— Может быть, они там?
— Ну так пойди и поищи.
— Будто она тебе жена, барин!.. Вот славно!.. Ну-ка, садитесь к огню. Отведайте кукурузы.
— Я пойду поищу их, — сказала со вздохом Моника. — А!..
Дэнуц повернулся к ней спиной.
В тот же миг из телеги, наполовину освещенной пламенем костра, высунулась Ольгуца и сделала Монике знак молчать и подойти к ней. С помощью Герр Директора Моника очутилась в телеге, утонув в мягком и душистом сене; сверху на нее глядели звезды, Ольгуца что-то шептала на ухо, ее одолевал беспричинный смех.
— Ольгуца, я позову Дэнуца.
— Пусть он тебя подождет!
— Один?
— Один. Он же этого хотел!
Ольгуца разломила печеную кукурузу, которую принесла Моника. Все трое впились в нее.
— Герр Директор, ты заметил? Когда ешь печеную кукурузу, то как будто пасешься в поле.
— Merci!
— Хочешь еще?
— Reste![37] А то перебью себе аппетит.
Лежа на спине, Герр Директор созерцал небо в монокль. Млечный Путь широким потоком струился до самого края неба, казалось, что ветер шевелит небесные заросли повилики.
«Вот бы сюда музыкантов… и все прочее», — подумал про себя Герр Директор и украдкой вздохнул.
— Ольгуца, пора двигаться к дому.
— Я готова.
— Позови деда.
— Будто я сама не умею править волами! Но, пошли! — прикрикнула она на волов.
— Меня кличет внучок. Погоди, родимый! Не трогайся с места!
Дед отошел от огня, завернув печеную кукурузу в листья.
— Ну, счастливо тебе оставаться, барин.
— Дед, ты меня бросишь здесь одного?
— А то как же?
— Дед!
— Дед, слышишь? Я пойду с тобой.
— Подожди свою сестрицу, барин. Не бросай ее, а то, не ровен час, съедят ее волки! Но, пошли!
Скрип-скрип, скрип-скрип…
— Волки? — прошептал Дэнуц, подвигаясь ближе к огню.
Скрип-скрип, скрип-скрип… Прямо как назло!
Царственной поступью, покачивая рогами среди звезд шествовали волы; поскрипывала телега. Дед шел рядом. И один только Дэнуц сидел у костра.
— Моника! Ты где, Моника?
— Я здесь, Дэнуц.
— Ками-Мура!
— Плюшка!
— Уф!
…Уже сидя в телеге, Дэнуц решил дать наконец отдых доблестному императору.
— Смотри, луна!
— Луна?
— Луна. Похожа на тебя, Плюшка, когда у тебя oreillons![38]
Взошла похожая на переводную картинку, лишенная рта и бровей луна, какую маленькие дети видят во сне и которая строит им рожицы — серьезные, веселые и печальные.
Ольгуце она показалась смешной, ей захотелось высунуть язык.
— Она не похожа на Дэнуца! — возразила Моника после тщательного изучения луны.
— А на кого же ей быть похожей? На тебя?
— На тупую башку! — пошутил Герр Директор.
— Плюшка, а по-твоему, на что она похожа? На золотой шар?
— Отстань!
— Будь повежливей! Твое счастье, что я в хорошем настроении.
Дэнуц не думал о луне. Когда все кругом заговорили о ней, он, не глядя в небо, тут же обнаружил ее у Ивана в котомке.
Дэнуца мучил голод. Луна из Ивановой котомки, мордастая, как толстый липованин, была владелицей лавки, такой же, как у Ермакова в Яссах, только еще больше. Дэнуц видел, как в бумажный мешок она кладет коробки сардин; как она отрезает красноватые кружочки колбасы; как открывает банки с маринованными маслинами; как дает попробовать на кончике ножа толстый ломоть сыра; как распаковывает плетеную корзину с копченой форелью…
— Герр Директор, а мне луна несимпатична!
— Почему?
— Я перестала ее любить, после того как побывала в Слэнике, Герр Директор.
— А чем она тебе там не угодила?
— Мы там гуляли при луне. Я тогда была маленькая.
— А теперь ты большая?
— Нет. Но тогда я была меньше… Я шла за руку с Плюшкой, впереди. А за нами — какие-то барышни, которые целовались с мужчинами…
— Подумать только!
— Да, Герр Директор. Я видела их тени… А почему они целовались, Герр Директор?
— Они играли, Ольгуца.
— Разве это игра?!
— Игра взрослых людей!
— Они хуже детей, Герр Директор! Я никогда не буду так играть! Герр Директор, скажи честно, неужели тебе когда-нибудь может взбрести в голову поцеловаться с дамой, которая не приходится тебе родственницей?
— Даже не родственницей? Конечно, нет, — вздохнул Герр Директор.
— В том-то и дело! Это просто отвратительно. Всем известно, что Моника мой друг. Скажи, Моника, разве я чищу зубы твоей щеткой?
— Нет. У тебя есть своя.
— Вот видишь, Герр Директор! Клянусь честью, что те барышни и мужчины целовали друг друга в губы!
— Невероятно!
— Уверяю тебя, Герр Директор. Вот почему я не дала им поцеловать себя в щеку… И я заметила, что днем они так себя не вели. Только при луне.
— Значит, ты не в ладах с луной?
— Нет, Герр Директор. Когда я вижу ее, мне делается очень неприятно!
— Иди, я тебя поцелую, Ольгуца.
— Поцелуй.
— А ты не рассердишься?
— Нет. Ведь ты мой родственник… И ты никогда не станешь вести себя, как те барышни из Слэника.
— Боже упаси!
