несмотря на непогоду. В опытности капитана сомневаться не приходилось, а что касается его матросов и офицеров, то в тягостные дни пребывания в Иокогаме они делом доказали свою преданность ба тискафу.
Мы обогнули восточную оконечность полуострова Онагава и оказались в бушующем море. Шквальный юго-восточный ветер гнал по небу темные тучи. Океан, еще недавно сиявший голубизной, покрылся пенными гребнями и стал грязно-зеленым. Вскоре нам пришлось искать укрытия в одной из многочисленных бухточек, окаймленных поросшими лесом холмами, которые делают эту часть острова Хондо одной из красивейших местностей в Японии. Но нас здесь ожидал отнюдь не беспечный отдых: из-за сильного волнения «Архимеду» не удалось пришвартоваться к борту «Марселя ле Биан». Батискаф плясал на конце 30-метрового бакштага, то и дело норовя удариться о корму буксира. Вахтенным матросам приходилось отводить его отпорными крюками. Танец этот продолжался всю ночь.
27 мая мы вошли в Иокогаму. Надо было выкачать весь бензин, дегазировать танки, промыв их пресной водой. Операцию эту приходилось проводить в несколько приемов: если бы мы заполнили водой все отсеки одновременно, «Архимед» пошел бы ко дну. Продув кормовую шахту и соседний отсек, где помещались аккумуляторы, мы наконец обнаружили отверстие, через которое в этот отсек поступал бензин из расположенного над ним танка. Промывая танк, мы видели, как в батарейный отсек льется пресная вода. Мне не терпелось осмотреть повреждение. В шахту, снова заполнившуюся водой, отправились аквалангисты, чтобы отдраить люк, ведущий в батарейный отсек. Надев маску, я последовал за ними. Повреждения оказались довольно значительными. Четыре провода расплавились и в двух местах прожгли перекрытие между батарейным отсеком и танком для бензина. Прожжена была и одна из переборок отсека с контроллерами. Само по себе это повреждение не было особенно серьезным, так как и отсек контроллеров, и батарейный отсек наполняются маслом, только разных сортов; пробоина привела лишь к тому, что масла эти перемешались. После заделки отверстия нужно будет полностью сменить масла. А вот с двумя отверстиями в стенке танка для бензина дело обстояло сложнее: во-первых, предстояла тщательная дегазация танка, а во-вторых, в этом танке следовало заменить бензин, ставший теперь непригодным к дальнейшему употреблению.
Осмотр аккумуляторов показал, что три банки лопнули, а коробка, герметизирующая главный предохранитель и рассчитанная на чрезвычайно высокое давление, находится в весьма плачевном состоянии.
Тщательный осмотр рубки и носовой шахты балластной цистерны выявил новые неисправности: у пяти двенадцатижильных пиратенаксовых кабелей оказалась поврежденной изоляция. Пока матросы завершали дегазацию, мы с Вильмом и О'Бирном пытались выяснить причину аварии и установить, как она протекала и почему привела к столь многочисленным повреждениям. В конце концов выяснилась следующая картина: все началось с кабеля, питавшего один из прожекторов,— вода проникла в герметизированный разъем, вызвав короткое замыкание, в результате которого расплавился кабель и возникла дуга в коробке рубильника. Отложение шлака при горении дуги не дало сработать автомату защиты, отчего в свою очередь нагрелись и расплавились провода соответствующего аккумулятора.
Разумеется, мы знали об отложении шлака вследствие горения дуги в масле и не раз наблюдали этот эффект в испытательной камере. Но представители завода, изготовившего рубильник, заверили нас, что установка многоконтактной системы вместо одной пары обеспечивает его надежную работу даже в случае возникновения дуги. Мы совершили ошибку, доверившись поставщикам.
Потеря аккумуляторов не очень тревожила нас: у нас имелись запасные, а для замены требовалось всего несколько дней. Поврежденные переборки можно было заварить или установить заглушки. Самое же неприятное заключалось в том, что теперь мы уже не могли полагаться на автоматы защиты от короткого замыкания. Приходилось искать новое решение. Можно было вернуться к системе обычных предохранителей, но когда предохранитель перегорает в масляной среде, обычно возникает дуга. Вильм предложил поэтому погрузить предохранители в дистиллированную воду. Вода тяжелее масла, которое наполняет отсеки, поэтому коробки с водой можно было оставить открытыми сверху. Проблема заключалась в калибровке предохранителей e определении скорости плавления их в дистиллированной воде. Калибровка предохранителя на 500—600 ампер без специального оборудования — дело нелегкое, и с этим пришлось повозиться. Настал, однако, день, когда Вильм с гордостью продемонстрировал мне устройство, которое он сконструировал: на вид это был простой бачок емкостью 5 литров, установленный прямо на палубе без крышки; в нем и находились предохранители. Не скажу, чтобы все это выглядело очень красиво, но дей ствовало устройство безотказно.
Еще одна проблема — пиротенаксовые кабели. Доставлять их из Франции — нет времени, а в Японии достать их невозможно. Пришлось приводить в порядок старые. Эта кропотливая и изнурительная работа была поручена бригаде мичманов — молодых инженеров, проходивших на флоте воинскую службу и за всю долгую стоянку в Иокогаме так и не успевших поездить по стране.
Лежа на спине в рубке «Архимеда», качающегося на волнах, подбрасывавших его иной раз метра на два, они снимали медную оплетку кабелей в подозрительных местах и с помощью инструментов, которым самое место в зубоврачебном кабинете, соскабливали изоляцию с поврежденных кабельных жил, чтобы выявить точные границы повреждения. Таким вот образом надо было обнажить все двенадцать жил, не перерезав при этом тех; которые остались целыми, а затем заново восстановить изоляцию, пропитав кабель синтетической смолой.
Постепенно мы справились со своим пессимистическим настроением, вызванным происшедшей аварией; мы постоянно напоминали себе, что пришли в Японию ради погружения на глубину 10 000 метров и должны это погружение совершить. И вот к концу июня батискаф был готов снова выйти в море. Пополнив запас бензина, мы уже начали улыбаться. На последние проверки и погрузку дроби хватило одних суток. Завтра — в море!
Наутро я проснулся с мыслью о выходе в море. Еще только светало, когда ко мне постучал вахтенный матрос.
— Капитан,— доложил он,— от батискафа идет сильный запах бензина.
Несколько минут спустя наше трио — Вильм, О'Бирн и я — уже собралось на борту батискафа. Мы тотчас заметили, что бензин сочится через небольшую рваную пробоину в корпусе поплавка. За время стоянки батискаф, качавшийся на волнах возле борта «Марселя ле Биан», смял привальные брусья на его корпусе, поплавок стал тереться об острый край, и вот результат — катастрофа! Чтобы заделать обшивку, достаточно, разумеется, небольшой заплаты, но на этот ничтожный ремонт уйдет несколько дней. Привыкшие к нашим несчастьям служащие кампании, поставлявшей нам бензин, незамедлительно явились на зов. Кроме того, мы вызвали плавучий кран. Наскоро проделав кое-какие вычисления, Вильм решил, что не обязательно дегазировать все отсеки поплавка — можно ограничиться ближайшими к пробоине, если заполнить их на время ремонта пресной водой. Наших собственных средств было недостаточно для сварки, и Вильму пришлось заручиться содействием военно-морской верфи.
Только 3 июля завершился этот злополучный этап нашей экспедиции. Мы вышли наконец в море и совершили микропогружение на глубину... 25 метров. А 6-го утром, не теряя времени, отплыли в Куширо — нашу новую базу, находившуюся в 800 милях пути от Иокогамы. На сей раз мы прошли далеко от Онагавы, и «Марсель ле Биан» застопорил машины только в открытом море, чтобы мы могли совершить испытательное погружение на большую глубину.
Море так спокойно, будто его полили маслом,— неужели боги сменили гнев на милость? В 8 часов начинаем погружение и очень скоро достигаем дна на глубине 7100 метров. Для «Архимеда» это рекорд, который я рассчитываю побить через несколько дней. Уверенности мне прибавляет еще и то обстоя тельство, что нашу прогулку на глубине 7100 метров не омрачил ни единый инцидент. Дно было плоским и выглядело довольно необычно: все в извилистых параллельных линиях, вроде тех, какие видишь на пляжах во время отлива. Извилины расположены на равном расстоянии одна от другой, словно, готовясь к нашему визиту, какой-то садовник водил по дну граблями. Кое-где из дна торчат трубочки толщиной с авторучку и длиной сантиметров 5—10.
— Трубки сидячих полихет,— объявляю я.
Пораженный моей эрудицией, Вильм бросает на меня уважительный взгляд. Дело в том, что я видел такие трубки в 1956 году в районе Вильфранша, и бывший тогда со мной специалист по планктону господин Трегубов объяснил мне, как они называются. Несколько беловатых рыб длиной сантиметров 20 позируют для