встрече весь день, пока бродила по выставкам мебели, пытаясь принять правильное решение. Обычно ей нравилась такая работа, но сейчас она нервничала — причем чем дальше, тем больше, поминутно взглядывая на часы. В половине пятого она не выдержала и вернулась в гостиницу, чтобы привести себя в порядок. Она не торопясь и с наслаждением приняла ванну в надежде, что это поможет ей расслабиться, причем щедро налила в воду ароматного масла. Позже она воспользуется такими же духами.
Неизвестно почему, возможно, из вредности, она решила надеть черное. Вспомнила, наверное, ироническое замечание Дрекселя Адамса во время ее первой встречи с леди Эстер. Но, надев платье, начала сомневаться. Не подумает ли Брэд, что она в трауре? По нему? По их браку? Но черный цвет всегда ей шел, хорошо оттенял ее кожу, делал ее перламутровой, а волосы огненными. И Брэду она нравилась в черном. Как ни крути, все плохо, сердито подумала она. А, к черту все, решила она и осталась в черном платье. И похвалила себя за принятое решение, обозрев свою фигуру в зеркале. Платье было из черного крепа от Ханы Мори. На ноги она натянула тоже черные нейлоновые чулки со швами, пристегивающиеся к поясу с резинками, и сандалии на высоких каблуках, с ремнями крест-накрест, охватывающими лодыжки. Небольшая сумочка, жемчужные серьги, идеально подкрашенное лицо, зачесанные наверх волосы, за исключением нескольких прядей на шее и лбу, немного духов — и она готова. Она сознавала, что в глубине души хочет наказать его, преподнеся себя как подарок, только теперь предназначающийся не ему. Он же может лишь смотреть. И, возможно, понять, от чего он отказался. Она позвонила в ресторан и попросила принести в номер двойную порцию виски с лимоном.
19
Брэд занял позицию в углу огромного бассейна, вода в котором напоминала блестящий целлофан, ровно уходящий через покатые края в густую зелень. С того места, где он стоял, ему хорошо были видны лифты — стеклянные пузырьки, которые, подобно бегунку на логарифмической линейке, скользили вверх и вниз по прозрачному стакану. Как обычно, вокруг стоял шум, но он ничего не слышал. Два оркестра соревновались друг с другом, звенели ножи-вилки и посуда в двух ресторанах, звякал лед в стаканах в баре, люди громко переговаривались, какая-то женщина смеялась. Все в нем сосредоточилось на ожидании.
Он увидел ее сразу, стоило ей выйти из лифта. Мужчины расступались перед ней и провожали ее глазами. Она шла к нему, вскинув голову, расправив плечи, широко ступая длинными ногами, — он так хорошо помнил ее походку, — не обращая внимания на взгляды и зазывные улыбки. Выражение ее лица было, как он выражался, «на публику», то есть говорящее об отсутствии каких-либо шансов у «охотников» — спокойное, отрешенное, прохладное, как хороший мартини.
Когда он вышел из тени нависающей зелени навстречу ей, она мгновенно остановилась. Она не издала ни звука, но ее глаза, такие же огромные и дымчатые, как раньше, расширились, а черные зрачки сузились. Мгновение они смотрели друг другу прямо в глаза, а потом он услышал свой голос:
— Привет, Джулия. Давненько не виделись.
Она кивнула, и он заметил, что она судорожно сглотнула. Она нервничала не меньше него, понял он. И немного успокоился.
— Очень мило с твоей стороны было согласиться прийти, — продолжил он.
Она кивнула.
Она все еще молчала, стояла, пока он жадно разглядывал ее. Как всегда, она ощущала этот взгляд как прикосновение пальцев. Нервы у нее были напряжены до предела.
— Ты не изменилась, — сказал он наконец с изумлением.
«Но ты изменился!» — расстроено подумала Джулия. Ему сейчас тридцать семь, но выглядит он на сорок пять. Маленькие морщинки от смеха превратились в глубокие борозды, появилась масса новых вокруг четко очерченного рта. Глаза цвета морской волны стали тусклыми, как будто нуждались в чистке.
И еще новой была в нем неуверенность, с которой он произнес:
— Я подумал… выпьем перед ужином?
— Да, выпьем. Но боюсь, поужинать я не смогу. Мне надо успеть на самолет в восемь тридцать.
— А! — Он явно огорчился, да и в голосе это чувствовалось, причем настолько, что Джулия, помимо собственной воли, предложила:
— Пойдем во вращающийся ресторан наверху? Мне очень нравится вид на город оттуда.
— Прекрасно.
Он не взял ее под руку, когда они направились к лифтам, и вообще старался держаться на расстоянии. Старался не навязаться, не давить на нее.
В полутемном фойе ресторана их спросили, будут ли они ужинать или только зашли выпить коктейль. Услышав, что они не собираются ужинать, метрдотель подозвал официантку, которая провела их к столику у стены. Когда они сели друг против друга, то заметили, что стена медленно поплыла мимо.
— Правда, замечательный вид? — воскликнула Джулия. — Я всегда сюда прихожу, когда бываю в Сан-Франциско. Мне здесь значительно больше нравится, чем в Лос-Анджелесе. — Она скорчила гримасу. — Там одни предместья, а города не видно.
Она отдавала себе отчет, что безудержно болтает, старается поддержать разговор, полностью находясь под влиянием этого совсем нового, но такого знакомого человека.
— Все оставляют свои сердца в Сан-Франциско, — сухо заметил он. — Ты — не исключение, во всяком случае, в этом смысле.
Джулия поспешно постаралась закрыть пробоину.
— Ты его хорошо знаешь?
— Вполне. У меня здесь много друзей.
Она подавила желание спросить, где он остановился… где прячется от матери. Но ее сковала странная робость. Ей трудно было смотреть в эти мутные глаза, которые когда-то сияли, как солнце над морем. Она знала его лучше, чем какого-либо другого мужчину, но сидящего напротив нее человека она не знала совсем. Он действительно изменился, и не только внешне. Он так сильно постарел. Да, именно в этом дело. Тот Брэд был мальчиком, этот стал мужчиной. Как сказала Эбби, он повзрослел, причем наиболее мучительным способом. И это чувствовалось. Снова она ощутила, как вернулась боль, которую она испытала, сидя за кухонным столом несколько вечеров назад, боль потери и предательства. Но в случае с Брэдом все усиливалось в тысячу раз. Ведь Маркус был просто другом, а Брэда предала его собственная мать.
Молчание затягивалось, становилось неловким. Их выручила официантка.
Брэд заказал виски, а Джулия коктейль Май-тай.
— Мне этот коктейль здесь больше всего нравится, — призналась она Брэду.
— Ты никогда не любила выпивку.
— Я и сейчас не люблю, но этот коктейль мне нравится.
Брэд вытащил сигареты.
— А я все еще и не курю, — сказала Джулия, заметив, когда он прикуривал сигарету, что пальцы у него пожелтели от никотина. Он увидел, что она это заметила.
— Нелегко тебе?
— Да. — Джулия порадовалась возможности ответить честно и почувствовала, что напряжение спадает.
— У меня впечатление, что мы пытаемся друг до друга докричаться через Большой каньон, а не через маленький столик.
— Шесть лет — немалое расстояние.
— Прибавь к этому нервы.
Уже лучше, теперь он напоминал ей Брэда, которого она знала.
— Мне потребовалась вся сила воли, чтобы встретиться с тобой лицом к лицу после всего, что я натворил. — В голосе явно чувствовалась дрожь, та самая, которую она так хорошо помнила и которая говорила о его неуверенности. И еще он непрерывно вертел в руках зажигалку, подбрасывал ее вверх, ловил и снова вертел. Джулия внезапно почувствовала укол совести: она так сосредоточилась на своих
