Въ день рожденія Анны Васильевны, 18-го мая, которое приходилось въ этомъ году на воскресенье, положено било у насъ ?хать въ Богдановское вс?мъ кагаломъ, какъ выражался батюшка своимъ насм?шливымъ, н?сколько презрительнымъ языкомъ. Но самъ онъ наканун? у?халъ подъ какимъ-то предлогомъ въ городъ. Скажу зд?сь мимоходомъ, что онъ не любилъ деревенской жизни, см?ялся надъ провинціальнымъ бытомъ и в?чно скучалъ по столицамъ, въ которыхъ прожилъ лучшіе свои годы и откуда заставили его у?хать разстроенныя его д?ла. Въ Тихихъ-Водахъ (такъ называлась наша деревня,) онъ проводилъ все утро въ своемъ кабинет?, за чтеніемъ иностранныхъ журналовъ, которые выписывалъ во множеств?, а по вечерамъ ходилъ по зал?, заложивши руки за спину, не говоря ни съ к?мъ по ц?лымъ часамъ. Не разъ зам?чалъ я слезы въ главахъ матушки, когда высокій, красивый и в?чно разод?тый, какъ на званый вечеръ, отецъ мой начиналъ свою молчаливую прогулку, съ выраженіемъ неодолимой тоски на лиц?. Сос?дей онъ не пос?щалъ вовсе, да и они къ намъ мало ?зжали. Быть-можетъ, ихъ озадачивало до чрезм?рности учтивое обращеніе съ ними батюшки, или догадывались они, что подъ его холодною и разс?янною наружностью скрывался необыкновенный даръ подм?чать въ каждомъ челов?к? его слабую или см?шную сторону и что никто лучше его не ум?лъ иной разъ выставлять ихъ въ каррикатур?, часто однимъ словомъ, движеніемъ, подмигиваніемъ глаза. Надъ ?омой Богдановичемъ въ особенности, съ его п?вчими и пирами, отецъ мой трунилъ постоянно и безпощадно, къ большой досад? матушки, очень любившей все семейство Галагаевъ.
Тетушка Фелисата Борисовна также не по?хала съ нами. Ночью разразилась довольно сильная гроза, и отъ испуга у нея схватило подъ ложечкой. Всю ночь шныряли по дому ея горничныя, со снадобьями, припарками и кувшинами съ кипяткомъ. Матушка провозилась съ нею до самаго утра, но, какъ ни уб?ждала ее, тетушка р?шительно объявила, что 'ни за какія коврижки' не тронется изъ Тихихъ-Водъ.
Мы отправились съ maman и сестрой. Керети у?халъ еще наканун? — давать французскій урокъ Галечк?. Какъ ни сп?шили, но об?дня началась уже давно, когда мы прі?хали въ Богдановское. За церковною оградой стояло множество экипажей вс?хъ родовъ и видовъ — отъ высокой, разукрашенной гербами, кареты, шестеркой, принадлежавшей генералу Рындину, командовавшему въ нашихъ странахъ кавалерійскою дивизіей, и до скромной чертопхайки у?зднаго зас?дателя. На паперти, подъ ракитами, окружавшими церковь, толпился народъ. Весело мелькали, при осл?пительномъ св?т? солнца, б?лыя свитки крестьянъ, въ перемежку съ красными куртками гусаровъ, стоявшихъ на квартирахъ въ Богдановскомъ, червоныя ленты, барвиночки да маки на черныхъ волосахъ дивчатъ. Кое-какъ, боковыми дверями, прот?снились мы въ церковь. Она была полна молельщиковъ, какъ въ самые большіе праздники; все сос?дство сочло долгомъ прі?хать поздравить Анну Васильевну. На почетномъ м?ст? у праваго клироса, выставляя впередъ широкую и выпуклую грудь, всю залитую орденами, стоялъ генералъ Рындинъ, плечистый и здоровый старикъ, съ густыми бровями и усами, р?зво отд?лявшимися своимъ чернымъ цв?томъ отъ совершенно с?дой головы, и подл? него, въ синемъ фрак? и нанковыхъ панталонахъ, ?ома Богдановичъ, весь мл?ющій отъ ожиданія. Хоръ готовился къ концерту. Тихо колебалась за золотою р?шеткой царскихъ дверей только что задернутая алая зав?са. Голубоватою струйкою тянулся дымъ ладана въ растворенному окну, по косому и трепетному столбу св?та. Подъ высокимъ куполомъ перелетали ласточки. П?вчіе, въ новыхъ синихъ кафтанахъ съ золотымъ позументомъ, т?снились вокругъ регента, Богуна, точно тонкія лозы вокругъ стол?тняго дуба. ?ома Богдановичъ не отрывалъ отъ нихъ глазъ; крупныя капли пота текли по его лоснящимся щекамъ; онъ затаилъ дыханіе, онъ приросъ на м?ст?. Но вотъ Богунъ опустилъ руку, — раздались таинственныя слова молитвы, и каждая черта добраго пом?щика засіяла восторгомъ; онъ поднялъ голову, сложилъ свои коротенькія ручки на кругленькомъ живот?,- видно было, что онъ тихо подп?валъ за хоромъ: Хвалите Бога во святыхъ его! 'Вотъ бы теперь взглянулъ на него батюшка', подумалъ я, 'сказалъ-ли бы онъ опять, что ?она Богдановичъ такъ же смыслитъ въ п?ніи, какъ поросенокъ въ апельсинахъ.' Въ эту минуту, кажется, н?тъ на св?т? челов?ка счастлив?е его! Да и точно: серебряный голосъ Онисима сынка забиралъ за самую душу. Анна Васильевна, которую я только теперь отыскалъ глазами на ея обычномъ м?ст?, къ самомъ темномъ углу церкви, утирала глаза платкомъ. Барыни громко вздыхали. Самъ генералъ Рындинъ казался, тронутымъ и ос?нялъ себя крестомъ такъ старательно, будто нам?ревался припечатать пальцы свои къ т?лу. Пока матушка съ Левой и Настей тихонько пробирались въ сторону Анны Васильевны, я остановился у дверей, но, окинувъ глазами молельщиковъ, признаюсь, въ стыду моему, мн? стало уже не до молитвы. Отовсюду кивали мн? пріятельскія головы, подмигивали улыбающіеся глаза, да украдкой подымались и слагались руки въ какіе-то таинственные и разнообразные знаки, смыслъ которыхъ впрочемъ былъ у вс?хъ одинъ и тотъ же: а дай вотъ только об?дн? отойти, нагуляемся въ волю! Вс? они были тутъ, товарищи наша и сверстники, обычные пос?тители гостепріимнаго и веселаго Богдановскаго. И Саша Рындинъ, нашъ главный предводитель, смотр?вшій см?ло своими св?тлыми глазами, ловко стянутый въ пажескій мундиръ, — диковинку въ нашихъ странахъ. И Петя Золоторенко, по прозванью бутузъ, выучившій насъ стр?лять картофелемъ изъ камышевыхъ трубочекъ. И Николай Жабинъ, котораго мы называли 'донскою жабой', потому что онъ очень любилъ читать изъ Озерова трагедіи:
Россійскіе князья, бояре, воеводы, Пришедшіе чрезъ Донъ отыскивать свободы… причемъ немилосердно трещалъ буквой р, а слово 'Донъ' произносилъ какъ бы изъ пустой бочки. И маленькій Опицкій промелькнулъ въ толп?, лихой, б?довый мальчикъ, который, бывало, взл?зетъ на самую высокую верхушку тополя, обойметъ его ногами, а руки и туловище откинетъ назадъ и кричитъ оттуда пугачомъ. Но кто же это между ними совершенно незнакомый мн? мальчикъ? Я его никогда до этихъ поръ же видалъ въ Богдановскомъ, да и никто изъ нашихъ, повидимому, не зналъ, кто онъ, потому что вс? они, очевидно, гляд?ли на него съ т?мъ же любопытствомъ, какъ и я самъ. Онъ былъ высокъ и тонокъ и на видъ однихъ л?тъ со мною, но большіе темно-синіе глаза его поразили меня своимъ выраженіемъ, глубокимъ и не д?тскимъ. Веснушки слегка покрывали его бл?дныя щеки. Длинные, пепельнаго цв?та волосы вились большими кудрями, въ безпорядк?, очень красивомъ на взглядъ. Во всей его наружности вообще было что-то свободное и изящное, чего я не ум?лъ объяснить себ? тогда, но что р?зко отличало его отъ вс?хъ насъ. Онъ понравился мн? съ перваго раза. 'Однако кто же это можетъ-быть?' спрашивалъ я себя, между т?мъ какъ глаза незнакомаго мальчика, вызванные в?роятно моимъ упорнымъ взглядомъ, поднялись на меня съ какою-то заст?нчивою гордостью, какъ бы говоря: 'яне привыкъ, чтобы на меня такъ смотр?ли!' Я тотчасъ же отвернулся, чувствуя, что вы за что не хот?лъ бы показаться ему дерзкимъ. Когда я р?шился, черезъ н?сколько времени, снова взглянуть на него, онъ уже отошелъ въ сторону, а на его м?ст? стояла высокая молодая дама, также совершенно мн? незнакомая, — и отъ вся я уже былъ не въ силахъ оторвать глазъ. Дама была необыкновенно красива. Я по крайней м?р? до т?хъ поръ не встр?чалъ такого лица, не подозр?валъ подобной красоты. Еще наканун? мн? казалось, что краше
