онъ, чуть-чуть покачивая головой и наматывая длинный усъ свой на указательный палецъ, повторялъ себ? подъ носъ: 'самая, то-есть, настоящая, пора ей присп?ла, а тутъ, какъ на см?хъ, и въ виду н?тъ никого… да и какіе теперь женихи, когда все это на войн? и конца ей не видно!'
Все было на войн?, и въ эту минуту ей, д?йствительно,'конца не было видно'. Анатоль Можайскій стоялъ со своею бригадой подъ Плевной, и маленькая княгиня чуть не каждый день теперь заставляла отца Ефима служить о немъ заздравные молебны, за которыми проливала каждый разъ несчетные потоки горячихъ материнскихъ слезъ. Тата устроила въ Большихъ Дворахъ ц?лую мастерскую на д?ло Краснаго Креста. Она было думала стать во глав? и всего этого д?ла въ у?зд?, но встр?тила сильный отпоръ со стороны жены у?зднаго предводителя, баронессы Этингенъ, рожденной Баханской, нев?стки изв?стной намъ Lizzy, женщины характера властолюбиваго и заносчиваго, которая никакъ не нам?рена была уступить нашей княжн? принадлежавшей ей по праву главной роли въ зав?дываніи госпиталемъ для раненыхъ, устроеннымъ въ
Занятія по Красному Кресту, 'пики' съ баронессой Этингенъ, тревожные интересы войны, въ продолженіе ц?лыхъ шести м?сяцевъ поглощали внутреннюю жизнь княжны. Сознаніе своей полезности очень подымало ее въ собственныхъ глазахъ, а главное ей при этомъ некогда было думать о себ?, думать свою обычную, невеселую
Посл? такой р?шительной поб?ды исчезалъ уже всякій интересъ борьбы, составляющій такой важный ингредіентъ въ каждой челов?ческой д?ятельности. Тата стала зат?мъ окончательно остывать и утомляться…
Осень шла уже на исходъ, но дни стояли прелестные; что-то мягкое, разн?женное, любовное струилось въ воздух?, лилось съ кротко-улыбавшихся небесъ. Пожелт?вшіе листья л?ниво, какъ бы нехотя, опадали съ древесныхъ в?твей, еще блаженно трепетавшихъ подъ посл?днимъ тепломъ удалявшагося солнца… Тата, отбывъ, какъ выражалась она, свои 'служебныя д?ла' до об?да, любила проводить остававшіеся ей свободными часы до вечерняго чая на широкомъ, крытомъ балкон? своего покоя въ нижнемъ этаж? дома. Балконъ этотъ, обращенный на западъ и обвитый до крыши густою листвой дикаго виноградника, весь гор?лъ въ эти часы въ багряномъ св?т? заката…
Въ одинъ изъ такихъ теплыхъ осеннихъ вечеровъ Скавронцевъ, съ кипой только что полученныхъ изъ города газетъ въ рук?, проходилъ черезъ садъ мимо этого балкона, по пути изъ своего отд?льнаго флигеля, въ большой домъ къ княгин?.
На шумъ его шаговъ Тата, лежавшая растянувшись во всю длину свою въ откидномъ кресл? у самой балюстрады, приподняла голову и выпрямила станъ.
— Александръ Андреевичъ?…
Онъ остановился.
— А, вотъ вы!… И, предупреждая ея вопросъ:- хорошія изв?стія сегодня, сказалъ онъ радостно улыбаясь, — славное д?ло подъ… И опять этотъ Бахтеяровъ. Настоящій генералъ виденъ въ этомъ молодомъ челов?к?!…
Какая-то искра блеснула въ глазахъ княжны:
— Дайте пожалуста. Она протянула руку въ газетамъ.
Имя Бахтеярова выдвинулось съ самаго начала военныхъ д?йствій. Съ какимъ-то страннымъ чувствомъ тоски, досады и невольной, глубоко-затаенной н?жности читала это имя Тата, слушала о немъ толки. Этотъ дважды отверженный страстный поклонникъ ея становился знаменитостью; будущности его, 'если только не убьютъ его на этой глупой войн?', говорила она себ?, и границъ ужь не видать, — и тутъ же, какъ бы смиряясь предъ невозвратнымъ, повторяла мысленно: 'онъ меня ненавидитъ теперь, онъ мн? не проститъ никогда…'
Она взяла изъ рукъ Скавронцева нумеръ газеты и, перекинувъ листъ черезъ перила, принялась читать телеграмму, сообщавшую о значительномъ усп?х? предводимаго генераломъ Бахтеяровымъ отряда, усп?вшаго отт?снить вчетверо сильн?йшаго непріятеля и прочно утвердиться въ отбитомъ у него болгарскомъ город?. Блестящее это д?ло свид?тельствовало подробностями своими столько же о неуклонной храбрости, сколько о находчивости и боевыхъ способностяхъ молодаго военачальника.
Тата читала жадно, низко наклонясь надъ строками; пальцы ея, придерживавшіе газетный листъ, шелестевшій подъ струями предвечерняго в?тра, еле зам?тно перебирала легкая нервная дрожь… Скавронцевъ, стоя предъ нею за перилами, любовался ея тонкою маленькою головкой съ подр?занными надо лбомъ и кудрявившимися прядями темно-русыхъ волосъ, по которымъ сквозь прогалины раскидывавшейся надъ нею с?ти виноградныхъ листовъ переб?гали словно въ догонку другъ другу осл?пительныя искры св?та…
— Дда, хорошо, медленно проговорила она дочитавъ, отняла руки и опустилась снова въ свое кресло, закинувъ затылокъ назадъ, — но что же это доказываетъ?
— Какъ 'что доказываетъ'? вскликнулъ Скавронцевъ.
—
Александръ Андреевичъ загорячился и пустился въ толкованія, — его не на шутку сердилъ 'петербургскій скептицизмъ' и 'не русскія чувства' Тата, съ которою онъ и велъ каждый вечеръ за чаемъ безконечные споры по этому поводу.
Тата закрыла глаза и приняла скучающее выраженіе.
— Вы даже и слушать не хотите! досадливо прервалъ онъ себя вдругъ.
Она слегка усм?хнулась и, не открывая глазъ, отв?чала ему:
— Слушаю — и нахожу, что вы очень хорошо доказываете. А все-таки вы должны согласиться со мною, что эта война большая гадость!
— Ну, н?-?-тсъ! протянулъ Скавронцевъ также досадливо.
Она приподняла в?ки… Онъ стоялъ предъ нею съ загор?вшимися глазами и выраженіемъ мужественной р?шимости на чертахъ… 'Какъ онъ сохранился однако', промелькнуло нежданно въ голов? Тата, будто въ первый разъ въ жизни вид?ла она теперь предъ собою эти большіе, живые глаза Скавронцева, его мужественное, красивое и еще св?жее, не смотря на сорокавосьмил?тній возрастъ,