вечернему чаю букетъ изъ сада или оранжереи, съ котораго рисовала она свои цв?ты: принесетъ, бывало, поставитъ въ вазу, она и не зам?титъ, не взглянетъ иной разъ даже. Теперь она его ждала съ этимъ букетомъ, молча принимала его изъ рукъ Скавронцева, улыбаясь ему все также, одними глазами, бережно и долго укладывала букетъ въ воду и, выбравъ изъ него цв?токъ, втыкала его въ волосы или прикладывала къ груди. 'Хорошо такъ?' спроситъ она только иной разъ, какъ бы во мгновенномъ порыв?, вся обернувшись къ нему, и тутъ же нахмурится и примолкнетъ, наклоняя голову надъ своимъ рисункомъ, будто въ досад? на себя за этотъ порывъ. Она словно нич?мъ инымъ не занята была, какъ мыслью о немъ, и будто страшно боялась вм?ст? съ т?мъ, чтобъ онъ этого не зам?тилъ…
Недоум?ло, но съ сильно бившимся каждый разъ сердцемъ относился Скавронцевъ къ этимъ прод?лкамъ. Онъ не былъ ни фатомъ, ни новичкомъ; но эта женская игра переносила его невольно въ кипень отжитой молодости, воскрешала въ въ немъ весь былой задоръ воображенія и страсти… 'Надуваетъ, т?шится!' ув?рялъ онъ себя каждый день при каждомъ новомъ случа? и злился, и красн?лъ, сознавая внутренно, что 'это' составляло для него уже блаженство. Его такъ и подмывало объясниться съ нею, 'вывести д?ло на чистоту', но ему для этого, во-первыхъ, не представлялось никакого случая, — Тата умудрялась теперь такъ, чтобы никогда не бывать вдвоемъ съ нимъ; она даже подъ предлогомъ усталости отказалась на изв?стное время отъ верховыхъ прогулокъ, которыя очень любила и въ которыхъ онъ сопутствовалъ ей обыкновенно, — а кром? того, съ чего бы онъ началъ, о чемъ сталъ спрашивать? Да и отв?тъ ея разв? не могъ онъ предвид?ть заран?е? 'Я не понимаю, о чемъ вы говорите'… Онъ такъ бы и остался тогда 'дуракъ-дуракомъ…'
Какъ-то разъ, за чаемъ, маленькая княгиня-мать заговорила объ одной 'большой фаворитк?' ея, прелестной женщин?, которую вс? въ Петербург? звали уменьшительнымъ именемъ Зизина, и отзывалась съ восторгомъ о ея любезности, неотразимыхъ черныхъ глазахъ и остроуміи.
— Я люблю особенно въ ней, сказала къ этому Тата н?сколько язвительно, — простодушіе и откровенность ея кокетства: для нея не существуетъ ни старыхъ, ни молодыхъ, ни глупыхъ, ни умныхъ, ни безобразныхъ, ни красивыхъ, — существуютъ только неухаживающіе за нею и ухаживающіе. На первыхъ она смотритъ съ глубокимъ презр?ніемъ; съ посл?дними кокетничаетъ равно со вс?ми, sans vergogne ni nuances.
— И прекрасно! вскликнула княгиня, — elle s'amuse et ne fait aucun mal.
— Ей-то весело, пожалуй, а вотъ имъ каково? вм?шался въ разговоръ Скавронцевъ.
Княгиня засм?ялась:
— Что вамъ, мужчинамъ, когда-нибудь д?лается!..
— Я этой барыни не знаю, а знаю другихъ, сказалъ онъ, подчеркивая свои слова, — он? свои средства очарованія готовы прим?ривать на первомъ попавшемся имъ подъ руку челов?к? такъ же просто, какъ, вотъ, модистки ваши прим?риваютъ чепцы на картонномъ болван?. Годится, чепецъ идетъ, куда ему д?йствительно сл?дуетъ, а ненужную бол?е картонную голову подъ столъ. Только тутъ разница: отъ такой прим?рки иная челов?ческая голова и совс?мъ разлет?ться готова.
— В?дь нашелъ же сравненіе! зам?тила княгиня, покачивая со см?хомъ головой.
Тата, налившая въ это время чай въ его стаканъ, быстро подняла голову и, опустивъ чайникъ, обернулась на Скавронцева:
— И вы знаете такихъ женщинъ, Александръ Андреевичъ? спросила она какъ бы задрожавшимъ голосомъ.
— Знавалъ, Наталья Васильевна, знавалъ, отв?тилъ онъ тономъ шутки, развязность котораго не была однако въ состояніи затаить отъ чуткаго слуха д?вушки прорывавшуюся изъ-подъ него ноту глубокаго внутренняго смущенія.
— Вашъ чай готовъ, сухо вымолвила она посл? долгой паузы, сл?довавшей за этимъ отв?томъ его, встала, перешла къ своему рисовальному столу и — ни единаго слова зат?мъ не проронила уже въ теченіе вечера.
На другой, на третій день то же. Она не говорила съ нимъ, да и ни съ к?мъ не говорила: ее будто всю разомъ одол?ло какое-то гнетущее горе.
Маленькая княгиня даже это зам?тила:
— Что ты такая скучная, Тата, молчишь все, не здоровится теб??
— Я вообще не говорливая, maman, вы знаете, отв?чала она какъ бы разбитымъ голосомъ, — да и веселиться особенно не изъ чего, договорила она ужь чуть слышно, и глаза ея, полные печали и словно упрека, скользнули на мигъ въ сторону Александра Андреевича.
— Ah, oui, cette guerre, cette malheureuse guerre! Et mon pauvre Anatole!… немедленно завздыхала на это княгиня, причемъ слезы ея такъ и закапали на синій муаръ юпки, изъ которой выкраивала она эпитрахиль отцу Ефиму. Она посп?шно принялась обтирать ихъ платкомъ…
'Сущее навожденіе, чортъ его бери!' повторялъ себ? въ двадцатый разъ Скавронцевъ, лихорадочно шагая среди ночной тиши вдоль и поперекъ комнатъ своего флигеля. Онъ отбился ото сна, отъ ?ды. 'Неужели, неужели?' стоялъ у него неотступно въ голов? вопросъ, который онъ не р?шался даже никакъ выговорить до конца. Онъ не в?рилъ… и в?рилъ въ какомъ-то затаенномъ уголк? своего существа, — в?рилъ со страхомъ, мукой и стыдомъ… 'Ну и что жь еслибы даже она… разв? это возможно… разв? бы я, поддавшись, подлецомъ поступилъ', энергично выговаривалъ онъ себ?… А вм?ст? съ т?мъ кровь закип?ла и бурлила въ немъ какъ въ двадцать л?тъ. Онъ пылалъ т?мъ же романически плотояднымъ пламенемъ, какой въ оные дни зажигала въ немъ В?рочка Миловзорова, когда, исправно выд?лывая свои chasse battu въ pas de cioq втораго д?йствія
'Пров?триться надо, у?хать на время!' р?шилъ онъ въ конц? концовъ. И изв?стивъ объ этомъ коротенькой запиской княгиню, не простившись ни съ нею, ни съ Тата, у?халъ раннимъ утромъ 'на побывку' къ семь?.
Онъ разсчитывалъ пробыть съ нею нед?ли дв?, а не прожилъ и одной. Двойной подбородокъ, жидкія косицы и распашныя блузы госпожи Скавронцевой возбуждали въ немъ чувство близкое къ остерв?ненію; сыновья его несли между собою въ разговор? такую ахинею объ 'антагонизм? стараго культа индивидуализма съ современною формулой коллективизма массъ', что у него то и д?ло чесались руки взять ихъ обоихъ за шиворотъ и спустить съ л?стницы головою внизъ. Количество папиросокъ, выкуренныхъ имъ за это время въ вид? антидота противъ бушевавшей въ немъ злости, достигло цифры совершенно баснословной…
Онъ вернулся въ Большіе Дворы въ воскресный день, когда мастерская княжны была пуста. Мать ея была у об?дни. Она гуляла въ саду и первымъ предметомъ попалась ему на встр?чу въ алле?, по пути въ его флигелю. Онъ этого не ожидалъ и вспыхнулъ отъ радости и смущенія.
— Честь им?ю кланяться! сказалъ онъ съ улыбкой, осиливая себя и скидавая шляпу съ головы.
Она остановилась, пристально взглянула на него, опустила зонтикъ, который держала надъ головой, на высоту своего лица и, посл? довольно долгаго и томительнаго для него молчанія, проговорила медленно и строго:
— Почему вы у?хали?
— Нужно было! н?сколько отороп?ло отв?чалъ онъ.
— Говорите откровенно, продолжала она, также настойчиво глядя на него во вс? глаза:- потому что вы вообразили, что на васъ 'прим?риваютъ чепчикъ' и что вы не хотите стать въ положеніе 'картонной головы?' такъ это, я отгадала?
— А хотя бы и такъ! молвилъ онъ посл? минутнаго колебанія.
— И вы въ этомъ уб?ждены?
— Въ чемъ?…
— Что вы годны только для 'прим?риванія?'.
